Перья из света, сердце из тьмы
Ровно в середине маневра у лайнера отказал левый двигатель. Второй пилот пролил кофе на свои свежевыстиранные белоснежные штаны, первый — стукнулся зубами о приборную панель, а капитан — после того, как поднялся с пола — заорал в селектор: "Инженерную команду сюда! Живо!"
Хотя, что толку вызывать техников? Опять устроить им показательную выволочку и распустить ни с чем после оправданий "все системы были в норме, перепроверено раз десять"? После драки-то кулаками не машут. Траектория — в хлам, уже трижды подряд слетели с заданного курса, и впереди у экипажа вместо стыковки и долгожданного отдыха — еще неделя работы. Капитан принципиально не верил в сверхъестественное, иначе давно бы заподозрил порчу. Или проклятие. Техника будто взбесилась, упорно не давая кораблю закончить полет.
...
Младшего инженера Альпа Фоллета страшно тянуло в сон. Он навострился кивать в такт раскатам капитанского гнева и даже ровно стоять, прислонившись к переборке, но унять дикую зевоту и не давать глазам слипаться было уже выше его сил. Шутка ли, всю ночь ковыряться в электронике, шарахаясь от любого подозрительного шороха — не запалили бы. Столько стараний, и главное — ради чего? В последние дни Альп себя не узнавал.
Больше ста пассажирок спят по каютам, бери — не хочу. И на обратном пути их будет столько же, если не больше. Так нет, запал на ту девицу с верхней палубы. Ух, как не хочется, чтобы она проснулась после посадки, сошла с трапа — и поминай, как звали. Волнистые золотые волосы, длинные пушистые ресницы, точеные скулы, белая кожа... Глаза, должно быть, синие. Крылья гладкие, перышко к перышку, призрак счастья возможного...
"Блин!" — Альп затряс головой, прогоняя исчадия невыспавшегося разума. — "Вот глюки. А еще космонавтом называюсь, дитя передовой научной мысли. Какие перья, какие крылья, какое счастье? Каким вообще приличным словом можно назвать эти романтичные сопли?!"
И вправду, за все предыдущие две тысячи триста сорок лет жизни вляпываться в подобные "сопли" Альпу еще не приходилось.
Относительных лет конечно. Релятивистские фокусы околосветовых скоростей, хотя Альп не стеснялся козырнуть при случае своей вневременностью в подходящем обществе. По корабельному времени Фоллету минуло тридцать три, из коих все тридцать три он провел на инженерной палубе. У личного состава Вечного флота не бывает детства и другого мира кроме лайнера приписки. Нет планеты — нет проблемы тоски по родине.
Сейчас Фоллету корабельных тридцать три. Самый возраст, пересмотреть свою траекторию во Вселенной. А повод-то какой замечательный...
Различные шутки нижних чинов над "хомяками", как называли живой груз на лайнерах, — игры с беспробудно спящими — освященная тысячелетиями флотская традиция. Статсисный сон оставлял простор для самого широкого выбора. Последствия у шуток бывали разные: от неожиданного пополнения состава, до децимации младших чинов, хотя, как правило, все последствия скрывались за оболочкой быстрой фазы сна. Да и шанса еще раз попасть на этот корабль ни у кого у пассажиров не будет, стоит им сойти по трапу.
Шутки, как правило, "хомам" не нравились. Но и выбора у них при монополии Вечного Флота на межзвездные перевозки не было. Флотские — они известные психопаты, но очень важные психопаты.
Еще пятилетним, но уже вполне сложившимся физически гардемарином Альп познал все нюансы этой корабельной забавы. Но произведенный в инженеры, Фоллет потерял эту возможность. Офицерскому составу такие шутки уже не позволялись обычаем, как неуместное поведение для парней, которые видят Его Самое Капитана чуть ли не каждую вахту.
Младшие чины часто выбирали себе персональных "хомяков" на время рейса, заступая на вахты по уходу за спящими, ревниво блюли свою "собственность".
В этот момент Фоллет и отбил ее у слишком резвого старшины, — Альп во тьме каюты узрел ее призрачные крылья и был поражен.
Он договорился с рядовым обязанным ему о том, что тот возьмет на себя фиктивное шефство над нею — и получил доступ в каюту и уверенность в приватности.
Непростительное нарушение обычая.
Чтобы продлить обладание ею, чтобы задержать лайнер на маршруте, он пошел на саботаж.
А это уже — смертный грех. Преступление. За меньшее протягивали из кормового шлюза в носовой без скафандра.
Иногда, он всерьез размышлял о том, чтобы разбудить ее и спросить — где ее крылья?
Иногда он думал сойти "на грунт" вместе с нею.
Где-то в глубине души он понимал насколько все c ним неладно.
Насколько он сошел с ума.
Для того чтобы сойти с ума не было никаких причин. Совсем никаких, кроме нее самой.
Иногда он думал о том, чтобы запереться в ее каюте, с нею один на один и слить воздух "за борт".
Этими играми с перегруженными ускорителями он давно уже жонглировал ее жизнью.
Остальные четыреста душ не в счет. Какой уж там счет при таком раскладе...
Вот схлопнутся двигатели и все — полет без цели по инерции до конца времен, пока самые терпеливые не прострелят себе лбы с тоски.
Разоблачение, кстати, тоже вопрос только капитанского терпения. Ходовая всегда была независимым доменом в командной иерархии, но пока там все шло как надо.
В прочем все шло как надо. Вот только кому так было надо?
Ему? Младшему корабельному инженеру? Да зачем?!
Ему нужна было только она.
Иногда, Фоллет думал пойти сдаться капитану. Старая сволочь не такое повидал — он подскажет. Он спасет. Запрет в карцере. Или казнит. И Альп наконец выспится.
Он совсем не спал — сначала вахта саботажа, потом вахта ремонта, а прекрасная "хома" с верхней палубы тоже требовала поклонения. Спать было некогда. И это тоже было неправильно.
Правильным была только она.
Спала и видела сны за двоих.
А что он мог сделать? Что?
Что мог то и делал...
Через час после очередной остановки двигателей капитан оповестил экипаж о том, что всем кроме вахтенных следует явиться на комендорскую палубу в парадной форме на "капитанскую исповедь".
Терпение старой сволочи, наконец, лопнуло. И он решил влезть в душу каждому из подчиненных сам. Лично
Капитан не верил в мистику и сверхъестественное. Он просто отлично знал, какие поганцы под ним ходят.
Он их знал как облупленных.
Сначала он повел беседу по уставу. Медленно, тяжело роняя слова, обрисовал ситуацию. Выслушал ответные рапорты. И только выдержав тягостную паузу, провел взглядом по лицам команды — глаза, что твой сканер, до глубины души всё вычитают — и начал говорить.
— Я полвека стою на этом мостике. И ни разу не было, чтоб лайнер выходил из строя на пустом месте. Нас задевал огонь чужих войн, мы играли в догонялки с гиперпространством, на нас охотились звездные пираты и голодные белые карлики. И в форс-мажорах нас швыряло о метеориты и болтало нещадно. Но никогда этот корабль не подводил без причины извне. Ведь здесь не просто ваш дом. Это родина, семья, смысл работы и жизни. У каждого офицера Вечного Флота за правым плечом, хранителем — именно его корабль! У каждого из вас — наша Анжела! Она не могла сломаться и предать вас. А это значит, что кто-то из вас, стоящих здесь, предает ее. Ежедневно. Ежечасно. Допускает небрежность. Не доводит дело до ума. Не отдается ей всей душой. И, клянусь небом, когда я найду предателя... Лучше ему самому сдохнуть прежде.
Звучало угрожающе. Значит, откровенный разговор со стариком не сложится. А жаль.
Альп нервно сглотнул. Опять навалился сон, перед глазами плеснули белые крылья. Анжела... Его "хоме" тоже подошло бы это имя. Может, она потому и поразила его в самое сердце? Такая же светящаяся, чистая, крылатая?
Вот в чем дело. Вот почему он так мучается. Не может выбрать, какое из чувств сильнее. Должен любить дом, а полюбил женщину. Потому что она, кажется, больше, чем просто женщина...
Раньше Альп испробовал множество "хом", но ни одна его не взволновала. Ни тени привязанности. Со спящими можно было творить, что угодно, вот он и творил. И считая жертвы одну за другой, мнил себя средневековым демоном, совращающим невинных христианок. Как там их называли?..
— Фоллет! — голос капитана будто хлестнул по лицу наотмашь. — Я в третий раз человеческим языком тебя спрашиваю...
Альп растянул дергающиеся губы в усмешке. Уж человеком-то он уже давно себя не ощущал.
— Мой Капитан! — сказал он, комкая окончания слов от недосыпа. — Вы знаете меня с... с рождения. Если вам кажется, что я повинен в чём-то — то я готов отдаться вашей воле. Готов даже навсегда закончить свой полёт — выйдя из корабля сам, по вашему распоряжению, либо будучи вынесен вперёд ногами с прострелянным черепом. Честь офицера для меня важнее... важнее всего прочего. Но, чёрт возьми, в чём я могу быть виновен?! Когда произошёл отказ систем ускорителей левого двигателя, я только заступил на вахту. Перед... — тут Фоллет немного замялся, — перед этим я спал в своей каюте, и записи об этом зафиксированы в...
Капитан подошёл вплотную к Альпу, хмурясь, и тот замолчал. Скосил глаза и посмотрел на крючковатый нос комендора. Мясистый такой нос, с торчащими волосками и глубокими порами на коже. Затем Фоллет перевёл взгляд вправо, на большие часы, горящие над приборными мониторами, и беззвучно зевнул. В комендорской повисла гробовая тишина, нарушаемая лишь только монотонным гулом вытяжных систем. Секунды на часах неторопливо сменяли друг друга, и Альпу показалось, что время течёт неравномерно — то быстрее, то медленнее. Пятьдесят шесть секунд... Пятьдесят семь — и почти сразу же пятьдесят восемь. Пятьдесят девять...
— Я не верю тебе! — рявкнул капитан. — Если бы ты спал перед ремонтной вахтой, то не выглядел бы сейчас как алкоголик. Мэнсон! — рявкнул он второму младшему инженеру и отошёл от Альпа. — Подойди к консоли и запроси журнал фиксации перемещения персонала.
Мэнсон, сопляк. Рад выслужиться перед командором. Давно на Фоллета зуб точит — ещё с того инцидента с белыми карликами на борту, когда его с парочкой пассажирок чуть не слопали по вине Фоллета.
— Тринадцать сорок пять. Открыта дверь каюты С-66. Тринадцать сорок шесть. Лифт на Верхнюю палубу. Регистрация входа во второй пассажирский отсек. Так... это пропустим, дальше... Четырнадцать тридцать две. Открыта дверь каюты С-66... А между этими двумя событиями, получается, ничего нет? Странно...
Ищи, Кэп, ищи... всё равно ничего не найдёшь. Фоллет был изобретательными, он предусмотрел всё — включая возможность доступа в святая святых — логи сервера фиксации событий. Небольшой скрипт — и всё, что может вызвать подозрения в свой адрес, удалено.
Крылья... Перед глазами снова призрачные крылья той светловолосой пассажирки. Двадцать две секунды. Двадцать три — двадцать четыре — двадцать пять!
Двигатели заработали в прежнем режиме. Фоллета отпустили, налепив на запястье чип. Старший специалист службы контроля теперь будет отслеживать не только факты открытия дверей, но и весь маршрут по всем палубам с точностью до двух метров.
Он спал двенадцать часов — около двух недель реального времени. Беспокойный сон оборвался вдруг, когда рядовой Прадеш из второго отсека прислал ему сообщение по голосовой связи: "Я ухожу через пять минут, можешь идти к своей хоме". Альп посмотрел на время — до вахты ещё три часа, можно успеть...
Лифты, лестницы и переходы. Вот она — дверь второго пассажирского. Привычным движением Фоллет поднёс браслет-пропуск к замку, но внезапно остановил в паре сантиметров от фиксатора, вспомнив про чип на запястье. Инженер отпустил руку. Нет, заходить не стоит.
Впрочем... Что он теряет? Жизнь? Свободу? Разве всё это так важно... Ничуть не важнее, чем предстоящих секунд радости наедине с ней.
Смело шагнул в открывшиеся двери... Его чёрное сердце готово было выпрыгнуть из груди — тут и страх перед разоблачением, и жгучее сладострастное желание, и предвкушение встречи. Свет в её каюте зажёгся. Какая она нежная лежит... какая покорная. Говорят, заниматься любовью со спящими — первая стадия некрофилии, но разве такое могло его волновать. Ведь это не просто похоть — это настоящая любовь, как бы глупо это не звучало, и Фоллет знал это. К тому же, у неё сейчас стадия быстрого сна, а это намного интереснее. Альп дёрнул застёжку на своём комбинезоне.
Коснулся её волос.
Гладкие крылья, перышко к перышку...
Как там говорил Капитан?
"Здесь не просто ваш дом. Это родина, семья, смысл работы и жизни. У каждого из вас — наша Анжела!"
Да-да...
Наша Анжела! Моя Анжела...
Альп теперь и не сомневался, что незнакомку зовут Анжелой.
У команды своя Анжела, у него — своя! Он прижался к ней и нежно провёл пальцем по светящейся щеке.
Ослепительно белые крылья... И пёрышки — один к одному...
Зачем ему и дальше мучительно что-то выбирать? Почему нельзя просто любить и всё? Пусть даже своего ангела-хранителя.
— Тебе будет хорошо, — еле слышно прошептал Альп.
Тело Анжелы дернулось, когда Альп вошел в неё.
Она тоже чувствует! Это вселяло надежду, что он — ни какой-то там извращенец, что у них как у всех...
Он задвигался быстрее, слыша, как в унисон ему учащается её сердцебиение. На какой-то миг Альпу показалось, как она начинает двигаться ему навстречу...
Ей нравится. Нравится!!!
К черту корабль! К черту полёт! К черту задание! Что такое две тысячи триста сорок лет по сравнению с вечностью?
...Корабля больше не существовало — он растворился в черной бездне космоса. Среди звёзд остался только Альп и Анжела. Она несла его к россыпи Млечного Пути на своих ослепительно белых крыльях...
* * *
Не смотря ни на что, капитан не мог успокоиться. И плохое предчувствие его не обмануло: вскоре заглох правый двигатель.
Включилось аварийное освещение, тоскливо завыла сирена.
Техника явно взбесилась, и гнула своё, но и Кэп не собирался сдаваться.
-Где Фоллет? Отследите! — взревел Кэп, оказавшись на мостике.
В ответ Мэнсон, услужливо скалясь, молча ткнул на экран.
Но тот был пуст, как если бы Фоллета совсем не было на корабле.
А как же чип на запястье? Его ни снять, ни отключить!
Капитан не верил ни в мистику, ни в сверхъестественное, ни в порчу, ни в проклятия...
Но факты! Факты были не на его стороне...
* * *
— Да, — прошептал он, сжав в кулаке синтетическое покрывало. — Да!..
Тихо застонав, она открыла глаза.
В тот же момент корабль сильно тряхнуло. За окном в коридоре моргнул свет, но пассажирские отсеки запитывались от отдельных источников, звукоизоляция была надёжной, и сон не мог нарушиться из-за этого.
Стасисный сон произвольно прерывался лишь в трёх случаях на сто тысяч пассажирских рейсов. Никакие шалости членов экипажа не могли повлиять на работу систем обеспечения пассажиров.
Глаза у его Анжелы оказались ярко-синими. Настолько синих глаз Альп не видел ни у одной из пассажирок. В другой ситуации он мог смотреть в них бесконечно, но сейчас Фоллет испугался.
— ...Не уходи, — проговорила она и обняла его за торс, не давая слезть с ложа.
— П-простите, мэм... Это недоразумение, я не думал, что...
— Пусть, я всё знаю, я всё видела во сне...
Свободной рукой Анжела стала избавляться от присосок на теле. "Она должна заснуть! — понял он и высвободился из её объятий. — Заснуть обратно! Иначе сейчас на пульт старшего по отсеку придёт сигнал и..."
* * *
...Палец Мэнсона упёрся в красную мигающую точку на экране. Чип снова заработал. Фоллет во втором Пассажирском.
* * *
...Дверь каюты с шипением открылась. Из коридора доносилась приглушённая сирена. На пороге стоял старший инженер второго пассажирского, рыжий Мэт Вольфштэйн, широченная, как шкаф, сомнолог Виктория Ля Барба и рядовой Вачовски.
— Мэм, с вами всё в по... Фоллет, чем ты тут занимался, твою мать?!! Ты хоть знаешь, что делали за такое, когда я был молодой! А ну, держи его.
Время снова замедлилось, как тогда, в командорской. Вольфштейн выхватил бластерный пистолет и направил дуло в живот голого инженера. Вачовски подскочил сзади и попытался скрутить преступнику руки за спиной. "Конец, это конец, — подумал Альп. — Всё хорошее когда-нибудь заканчивается".
Анжела, приподнявшись с постели, прикрыла высокую грудь с красными пятнами присосок и прозвенела хрустальным голоском:
— Не трогайте его... Он не сделал мне ничего плохого.
— А это не ваше дело, мэм, — грубо ответил Вольфштейн. — Это корабельное дело.
— Ну, конечно же, это мое дело, — Анжела засмеялась, вставая и этим, привлекла всеобщее внимание. Виктория удивилась, что пассажирка уже может ходить, а прочие просто пялились.
— Крылья, — сдавленно произнес Вачовски.
— Капитан, полундра, — успел произнести Вольфштейн. — На борту купидон.
Улыбка Анжелы была такой яркой, что у всех в сознании разом погас свет.
Ноги у Фоллета отказали и он пал на колени.
У нее были крылья. Перья из света.
Она ему все рассказала. О том, что любой поднявшись на борт межзвездного лайнера, становится экспатом вне времени и общества — никто не защитит от неполноценности и положения изгоя прибывающих в удаленный мир через сотни лет после того как общество породившее их было смыто человеческой историей. Что пассажиры — это сплошь ссыльные, изгнанники, беглецы и преступники. О работорговле, которой занимались высшие офицеры Флота.
Что она подневольная богиня, секс-игрушка, беглец из одной неволи в другую. Что прибытие куда-то ее не интересует.
О том, что ее ненависть уничтожит корабль, так или иначе.
— Я родилась после полета на таком лайнере и стала бесплатным бонусом для владельцев моей матери, испытавших на нас серию антропоморфозных технологий. А ты, чудовище мое, вполне можешь быть моим отцом.
— Я чудовище...
— И я чудовище. Я контролирую твой гормональный обмен и всей команды, даже находясь в техногенном сне.
— Я насиловал тебя, когда ты спала...
— Нет, — она улыбалась. — Ты меня любил. У тебя не было другого выбора, мой гость из сна, дух ночного воздуха. После таких ночей обычно рождаются боги.
И ты сделал все, что я хотела. Этот лайнер умрет.
Он застонал и заплакал от этой вести. Его разрывало горе, от страшной потери и терзал ужас от осознания того, что на самом деле пока он ее обнимает — ему все равно.
В ответ она оглушила его поцелуем.
Это могло бы длиться вечно, но старый, матерый капитан лайнера, взорвал дверь, ворвался в каюту и разрядил два штурмовых бластера им в головы.
Кто-то за спиной Капитана успел произнести: "Зачем?...", прежде чем тела вспыхнули.
Яркий свет резанул по глазам, заставив команду зажмуриться.
Они не видели, как в мгновение свет достиг отсека реактора. Силовая установка на секунду замолкла, словно собираясь с силами, и бесшумно взорвалась, превратив корабль в облако пыли.
* * *
Вновь вокруг царила бездна — обжигающе холодная, и черная — расцвеченная лишь звёздами. И вновь сквозь неё Анжела несла Альпа к россыпи Млечного Пути на своих ослепительно белых крыльях...
Так же, как и всякий раз, когда он к ней приходил на корабле.
И как всегда он боялся с ней расстаться — пусть даже на один миг.
И не из-за боязни сгинуть в забвении — нет, он боялся того, что она его выпустит из своих объятий, и он умчится прочь в черноту бездны и будет падать в вечность совсем один. И Анжела его не отыщет.
Анжела, словно чувствуя его страхи, держала Альпа крепко.
Так ему казалось...
А ещё Фоллет хотел чтобы она ему сказала то, что не успела на корабле.
И она снова словно угадала его мысли:
— Я тебя люблю... — прошептала она и... разжала пальцы.
От её слов внутри Альпа заклокотало. Черное сердце набрало бешенные обороты и готово было вот-вот выскочить через горло. На какие-то секунды она даже позабыл про свои страхи.
Только лишь на секунды, а после он испугался и протянул было руки, чтобы вновь вцепиться в Анжелу.
Но, Альп не падал. Он обернулся, и всё понял.
Теперь у него были свои крылья.
Черные крылья Фоллета.
Он, пробуя, взмахнул ими — и они ему повиновались, словно носил он крылья с рождения.
— Я тебя люблю! — Крикнул он в ответ в полный голос. Недалёкие звёзды не выдержали исходящего резонанса и взорвались подобно недавнему кораблю.
Фоллет подлетел к Анжеле, прижал её к себе и они слились в единое целое.
Теперь уже навсегда.
Черное и белое.
Добро и зло.
Вечность и мгновение.
Альфа и Омега.
Бытиё и небытиё...
И тут же не стало ни Альпа ни Анжелы.
...А где-то на окраине вселенной вспыхнула новая галактика...
