Деду Сашу любили все. Этот седой старик с военной выправкой был для нас, детишек заурядного киевского двора, авторитетом номер один. Шло время, я росла, а он не менялся, был таким же добрым и всегда улыбался при встрече.
Говорили, у него убили сына, давно, в начале девяностых. Эта трагедия, как ни странно, вовсе не озлобила деду Сашу. Скорее наоборот, он как будто старался исправить зло, любое, даже пустяковое.
Мы, девчонки, как-то взяли под опеку белоснежного котёнка с черной грудкой и назвали его Белкин. Мальчишки хотели отнять его у нас и замучить, в результате чего в нашем дворе имела место настоящая спецоперация "Спасение". К сожалению, мальчишки нас перехитрили. Нашего котенка распяли на дереве, вбив ему в лапки два десятка гвоздей. Когда я в тот день вышла во двор, котёнка ещё не сняли — двадцать гвоздей не позволяли это сделать просто так, пришлось даже пожарников вызывать. Стоящие около дерева бабушки в косынках убеждали участкового найти живодёров и наказать их.
Я увидела нашего Белкина и, конечно же, чуть не потеряла сознание. Меня поспешили увести подальше. Родители не знали как меня успокоить.
Через несколько дней я встретила деду Сашу. Он тут же вручил мне горсть конфет, это уже была традиция, он старался не оставлять детишек без гостинцев.
-Деда Саша... — Я, десятилетняя девчонка в розовом платьице и с вечно поцарапанными коленками долго пыталась сформулировать вопрос. — Нам говорят, что бог есть, и он хороший. Почему же тогда погибают животные? Вот как наш Белкин. А?
Он отвёл взгляд. Это было впервые, обычно деда Саша вёл себя с нами непринуждённо, шутил.
-Богу тоже нужно отдыхать, — заговорил он тихим голосом. — К сожалению, он не может за всем уследить. Животные погибают, когда бог спит.
Этот ответ показался мне абсолютно правдивым. Наверное, я впервые поняла, что мир несовершенен.
Прошло шесть лет. Деда Саша взялся восстановить детскую площадку, за одну ночь превращённую вандалами в дрова и щепки. Он трудился с утра до вечера, стучал молотком, красил, пилил. Я никогда не видела его таким счастливым. Это нехитрое дело — реанимация детской площадки — стало смыслом его дней. Многие ему помогали, деньгами или досками, кто краской, кто добрым словом.
Новая площадка была великолепна. Даже кто-то из райадминистрации пожаловал в компании журналистов, чтобы посмотреть на это чудо. Деда Саша плакал. Все говорили, что радость снова поселилась в его сердце.
А потом была эта газета. С фоторепортажем: песочницы под грибочками с изящными шляпами, мухоморы с вырезанными из дерева лицами. И подпись: "что курил плотник?". К чему только, негодовал журналист, мы приучаем своих детей?
Деда Саша из героя превратился в посмешище. Люди этому с удовольствием подыгрывали.
...В тот вечер я возвращалась домой в своей компании, подвыпившая. Когда мы уже подошли к подъезду, один из парней начал прикалываться над новой площадкой с её причудливыми грибочками. Мы все смеялись, я тоже, может громче всех. Я заметила тёмный силуэт, одиноко маячивший на скамейке, где только-только высохла краска. Это был деда Саша. В тот момент я просто чуть спасовала, прикрыв рот ладошкой с целью заглушить хохот. Эти грибочки действительно представлялись мне весьма забавными.
Утром я пошла по делам, даже не вспомнив о вчерашнем веселье и тёмном силуэте на ярко-зелёной скамеечке. Увидев деду Сашу на пустой площадке, я остановилась. Что-то начало расти внутри, может быть совесть, может осознание того, что же на самом деле произошло. Деда Саша бродил среди грибочков, горок и качелей, гладя их руками. Не знаю, уходил ли он на ночь с этой площадки. В памяти всплыл мой громкий пьяный смех в ответ на пошлые шуточки о волшебных грибочках. Провалиться бы мне на том самом месте от стыда, ничего другого я не заслуживала.
Я медленно направилась на площадку. Слёзы давили на плотины глаз. Деда Саша не сразу меня заметил. Его губы шевелились, он разговаривал со своими безмолвными творениями из дерева, которых старик так полюбил.
Наконец он заметил меня, чуть смутился, затем удивлённо молвил:
-Ксюша...
-Деда Саша... — хрипло отозвалась я, будучи ни в силах ничего больше сказать.
Он улыбнулся. На мгновение мне показалось, что передо мной прежний добрый душевный деда Саша. Но света в нём уже не было. Лишь обречённая усталость. Я только тогда заметила, как он постарел.
-Пойду я, — произнёс старик, послав мне короткий взгляд, печальный, как осеннее небо над нами.
Я смотрела, как он медленно идёт по газону. Около его ног кружились и слабо стрекотали сухие листья. Стоя посреди так рано осиротевшей детской площадки, прижимая ледяные ладони к губам и тихо плача, я понимала, что деда Саша уходит навсегда. И ничто на свете не могло остановить его и вернуть в наши так рано осиротевшие души.
