Никто, кроме нас!

Никто, кроме нас!

Пролог

Жарко. Жарко и душно. Даже мухи не жужжат в этой духоте. Время тянется, как резина. Ждать. Мне остается только ждать. Все, что зависело от меня, уже сделано. Нет, не все. Я еще могу с честью принять "последний и решительный". Смешно, Я и Честь. Кому скажи — умрут со смеху. В глазах окружающих, личностям вроде меня, чести не положено по определению. Разве только в дешевых карманных книгах в бумажном переплете с голыми девицами на обложках. Тех, что для одноразового прочтения. О, народ вокруг меня зашевелился. Теперь уже недолго осталось. Вот и впереди шевеление складывается в размытые фигуры. Началось.

— Всем встать! Суд идет! — встаю, попробуй тут не встать. Уши улавливают обрывки слов, складывающиеся в текст. Текст, который, я был уверен еще месяц назад, никогда не будет связан со мной, но который за последние три дня успел выучить наизусть. — Продолжается рассмотрение... открытом заседании... уголовного дела... Громова Максима Викторовича, одна тысяча девятьсот... года рождения, обвиняемого по статьям... Уголовного Кодекса Российской Федерации.

Ну, вот и все. Через какой-нибудь час перевернется еще одна страница в моей жизни. Был я школьником, пэтэушником, рабочим, солдатом... теперь вот стану з/к.

1

— Иванов, с Новым годом тебя!

— Какой Новый год, начальник?

Май на дворе, птички поют.

— Так тебе прокурор год отсидки добавил!

Старый анекдот

Когда меня только поместили в следственный изолятор, и я первый раз рассказал окружающим свою историю... Подследственные развеселились так, что вертухай утихомирил камеру, только проорав в отверстие "глазка" обещание строгого карцера за нарушение режима. Пополам с матерной бранью. Вот уж, воистину, "от сумы и от тюрьмы не зарекаются". Мне просто не повезло.

Жизнь моя сложилась так, что несмотря на отличные способности к точным наукам, денег, чтобы я мог получить высшее образование в престижном вузе, у нашей семьи не было. Сколько я себя помню, их нам хронически не хватало. Даже на еду. Грамоты, которые я привозил с математических и физических олимпиад, грели душу, порождая радужные мечты о будущем, но совершенно не наполняли кошелек. Зарабатывать репетиторством — не получилось. Не в чести были глубокие знания в моем родном городе. Примером для подражания здесь считался умеющий делать деньги буквально из воздуха. Либо — мастер на все руки.

Поэтому, в 9-м классе я слегка подкорректировал свои планы на будущее. Не просто юрист, обладатель красного диплома, выданного престижным вузом. Но инженер, имеющий востребованную профессию, с навыком работы руками и вторым высшим образованием юриста. Путь к мечте теперь лежал через Наро-Фоминский городской лицей — научиться зарабатывать себе на жизнь руками. Чтобы потом, в перспективе — иметь возможность изучить профессию, позволяющую зарабатывать деньги умственным трудом.

Сначала все складывалось вполне прилично. Я окончил лицей (бывшее ПТУ) по специальности "автомеханик", поступил на заочное отделение МАДИ и целых четыре года совмещал учебу с работой автослесарем. В маленькой фирме по ремонту машин. Зарабатывая неплохие деньги на ремонте и "тюнинге" подержанных иномарок, которые перегоняли из Европы. Пока в один прекрасный день к нам не вломился ОМОН. На допросе, следователь сказал, что перекрашиваемые мною машины — числятся в угоне. А я — прохожу по делу, как свидетель. ПОКА, как свидетель. Но, если не захочу сотрудничать со следствием, дав нужные показания, стану "представителем преступной группировки". И сяду вместе с остальными.

В общем, я очутился в классической ситуации, когда любой выбранный вариант только ухудшит мое положение. Немного подумав, я выбрал третий путь, казавшийся тогда наиболее правильным. Разыскал в шкафу повестку, и пошел в городской военкомат, который раньше обходил десятой дорогой. Благо, как раз шел весенний призыв. Призывной комиссии была рассказана сказочка о том, как я всю жизнь мечтал Родину защищать, да здоровье не позволяло. А сейчас — выздоровел. И горю желанием исполнить свою заветную мечту. В тот момент, я надеялся, что за время, проведенное "под погонами", вся эта история как-нибудь утрясется сама по себе. А если что — я ни от кого не скрывался. Наоборот, честно исполнял свой конституционный долг. Воистину, благими намерениями...

Врачи признали меня годным без ограничений и направили для прохождения воинской службы в ремроту Н-ской Гвардейской, ордена Ленина, ордена Октябрьской Революции, Краснознаменной бронетанковой бригады. В которой я отслужил почти год. А потом случилось банальное происшествие: машина, в которой наше отделение ехало с учений, попала в аварию. Всех, и живых и мертвых, доставили в армейский госпиталь. В том числе и меня с черепно-мозговой травмой и прочими переломами. А потом, уже в госпитале, кто-то что-то напутал, и против моей фамилии написали "мертв". И даже отправили матери гроб с телом моего невезучего сослуживца. Дело житейское, с кем не бывает. Заживо отпетые, говорят, до-олго живут. Вот только получила мама гроб, и прихватило ей сердце. Похороны, и ее и гроба с "моим" телом, объединили.

А меня, тем временем, осмотрел консилиум военных врачей. Черепно-мозговая травма, вылившаяся в нарушение адекватности поведения и повышенную возбудимость... в просторечии — "гиперактивная психика", повреждение зрения: правый глаз "-9", левый — "-8" (не читать мне теперь книг), травма левого коленного сустава (перемещаться можно только с костылем). Сломанные ребра, ссадины и гематомы — не в счет, ибо скоро пройдет. И постановили коновалы армейские, что лечить меня — долго и хлопотно, проще, дешевле и быстрее — демобилизовать, чтобы долечивался как штатский. Документы выдали на руки, все как положено: по прибытии по месту жительства, пройти повторную медкомиссию на предмет оформления инвалидности и пенсии по утрате трудоспособности.

Приехал я домой аккурат на 40 дней, собранные сердобольными соседями. В тот славный момент, когда народ выпил достаточно, чтобы забыть, зачем, собственно собрались, но жаждет продолжения банкета. И узнал в перерывах между тостами, что все мои проблемы только начинаются. В соответствии с Законом, на основании присланных из в/ч бумаг для меня и свидетельства о смерти — последнего документа матери, нас быстренько вычеркнули из всех списков, как покойников. А отец мой погиб давным-давно. Я еще ходить толком не научился. По закону, квартира должна была еще полгода ждать наследников. Но чиновник из мэрии решил иначе. И уже через три дня после похорон перевел жилье в городской фонд, как бесхозное имущество. А еще через день — передал эту квартиру беженцам, которые в ней крайне нуждались.

За три дня выправив все документы, откормленные, сверкающие золотыми зубами и увешанные драгоценностями "беженцы" быстренько вселились в полученную квартиру, поставив свой роскошный "Мерседес" прямо в палисаднике, сделали евроремонт и вообще, устроились всерьез и надолго. "Дети гор", отлично знающие о своих правах, которые имеет от рождения каждый гражданин Российской Федерации, обладающий большими деньгами и приобретенными на эти деньги связями, справками и знакомствами, по такому случаю немедленно "забывшие" русский язык, устроили мне скандал. С детским визгом, мужским матом и женскими воплями о недопустимости ущемления этих самых гражданских прав всякими мерзавцами. Скандал завершился вызовом наряда, доставившего меня в отдел милиции. Где я коротал время до утра в беседе со школьными товарищами. В том числе и о том, по каким именно причинам некое уголовное дело было прекращено через месяц после моего призыва. А утром оставил у дежурного вещмешок, взял костыль, документы и, не слушая сказанных от чистого сердца советов, побрел искать правды на земле Русской. Вот ведь дурак.

В больнице мне сказали, что прежде, чем обращаться к ним, следует принести направление на прохождение медкомиссии из военкомата, так как сейчас я еще числюсь за МО РФ. Военком объяснил, что я должен принести справку о постоянной регистрации из паспортного стола, что в Управляющей компании, к которой относится бывшая моя квартира. И меня немедленно поставят на учет. Все остальное — не их проблемы. Домоуправление сообщило, что меня вычеркнули из списков и сняли с учета, как умершего, на основании официальных документов. И отправили к чиновникам, переславшим эти самые документы.

Все должно быть по Закону, вежливо объясняли мне чиновники. Вы пишете заявление в письменном виде, указываете наименование получателя, адрес местожительства (которого у меня и нет) отправителя, и в течение 30 (тридцати) календарных дней получаете ответ, куда Вам следует обратиться для решения этой проблемы. А сейчас идите, не отвлекайте нас. Вы нам мешаете работать, Вы это понимаете или нет? Через несколько минут разговора, измученный болью в ноге и бесконечными хождениями по всевозможным учреждениям, я не выдержал и перешел на "великий и могучий". Слово за слово, мордой по столу...

Очнулся я в медблоке следственного изолятора, куда попал после тесного общения с поднявшимся на крики и шум драки нарядом милиции. Дядя Слава, он же — следователь прокуратуры Наро-Фоминского района Михайлов Вячеслав Петрович, отец Ленки-отличницы, с которой я встречался, пока та не поступила в МЮИ, ознакомил меня с бумагами, из которых вытекали следующие факты:

1. Против меня возбУждено уголовное дело по статье ... УК РФ за нападение на чиновника, сиречь — государева человека;

2. Против меня возбУждено уголовное дело по статье ... УК РФ за нападение на работников правоохранительных органов при исполнении ими служебных обязанностей;

3. Ввиду моей опасности для общества, мерой пресечения до момента суда избрано заключение под стражу.

В частной беседе мне так же было сказано, что совершенно незаконная передача квартиры была произведена по решению ни много, ни мало, племянника "Самого" (рука тычет куда-то вверх). И перерешить этот вопрос — невозможно, так как в этом случае авторитет "Самого" упадет ниже плинтуса. И выдать мне жилье взамен отобранного — тоже невозможно, ибо нет в городе свободной жилплощади. А оставить все так, как оно есть — я ведь, неугомонный, продолжу свою беготню по инстанциям, добьюсь возбУждения уголовного дела по факту... И тогда придется сажать уже племянника. А это — родная кровь, как-никак.

Совесть у племянника есть. Ко мне, убогому, он претензий не имеет. А посему, вместо банального убийства с имитацией моей смерти от естественных причин, для устранения проблемы в моем лице, решено воспользоваться Законом. Так что ближайшие три года я проведу на полном гособеспечении. Положительной стороной всего этого было то, что уже сейчас признана моя принадлежность к миру живых (ну нельзя же осудить покойника), а после выхода "на свободу — с чистой совестью", у меня на руках будет некоторый комплект документов, позволяющий начать жизнь заново.

Осознавая, что если не принять правила игры с Системой, то "гуманное" решение создаваемого самим фактом моего существования затруднения можно заменить и на более быстрое и эффективное, я решил согласиться с грядущим приговором. Ибо сказано умными людьми: нет человека — нет и проблемы. А о своей невиновности — никому не заявлять и не орать всем и каждому о нарушении загадочных "прав человека". Все равно никто, кроме сокамерников не услышит. А они мне просто не поверят. Сами такие же истории рассказывают регулярно всем, кто согласен их слушать.

О произволе правоохранительных органов, в лучших традициях тоталитарного прошлого выбивших из них признание и теперь "шьющих" им срок за преступления, которых они не совершали. Да о роковом стечении обстоятельств, из-за которого именно этого конкретно в натуре кристально честного человека и абсолютно законопослушного гражданина совершенно незаконно отправили за решетку, выгораживая настоящего преступника, у которого имеются влиятельные родственников и хорошие связи.

Вот так началась моя жизнь в качестве подследственного. Еще в казарме, с подачи сослуживцев, мне пришлось максимально тщательно изучить правила поведения в местах, не столь отдаленных. Стараниями однополчан, как успевших полностью отбыть свой срок перед призывом "в ряды Вооруженных Сил Российской Федерации", так и принявших присягу, чтобы не попасть в тюрьму, наша часть стала тем еще гадюшником. А взаимоотношения между военнослужащими срочной службы строились по правилам, имеющим очень мало общего с Уставом. Так что косяков в камере я не порол. Сокамерная шпана, поняв, что взять с калеки нечего (ценного — ничего нет, передачи мне носить было некому, а от вида солдатской формы 3-го срока кривились даже бомжи), просто не замечала меня.

Два раза в неделю происходили вызовы к следователю, который задавал одни и те же дурацкие вопросы и, получив на них одинаковые ответы, старательно заполнял какие-то бумаги. Через день — в медблок на процедуры. Особой пользы от них для себя я не наблюдал. Справедливости ради, особого вреда — тоже. Иногда появлялся назначенный мне адвокатом старшекурсник юридического (нет бы, пожрать чего принес!), набиравший часы практики.

Следствие по моему делу продвигалось не просто быстро, а стремительно. За какой-то месяц были собраны все необходимые бумаги, опрошены свидетели, пройдены всевозможные бюрократические процедуры. Папка с материалами по моему делу растолстела и приобрела солидный вид. И вот, на прошлой неделе, в ознаменование очередного месячника борьбы с преступностью и коррупцией, вся эта макулатура была передана в суд.

Начался завершающий этап спектакля по имени "правосудие". Роль свою я выучил хорошо, остальные участники шоу тоже внимательно прочитали сценарий, поэтому процесс шел без запинок. На первом заседании я решительно отказался признавать свою вину, предоставив работникам органов возможность доказать, что они не зря ели свой хлеб и могут предоставить суду исчерпывающие доказательства совершения вменяемых мне преступлений именно мною. На аккуратно сформулированные судьей вопросы, свидетели и я давали столь же тщательно сформулированные ответы. Некоторые моменты (например, состояние здоровья подсудимого и причина драки) аккуратно обходились. Интересно, что все, от адвоката, до конвоиров, уже к первому заседанию знали приговор: три года общего режима.

— Подсудимый! Я к Вам обращаюсь! — голос судьи вырвал меня из раздумий. А сейчас ей чего еще надо?

— Подсудимый! Встаньте! Своим поведением вы выражаете неуважение к суду! — а на х... мне его уважать? Тем более, что вставать с моим коленом — то еще удовольствие. Вон, конвой под руки водит.

— Подсудимый! Встаньте! Вам предоставляется последнее слово! — у нее что, месячные? Чего орать-то.

— ПОДСУДИМЫЙ! — и тут во мне что-то переклинило. Накатила тупая, не рассуждающая злоба, жажда добраться до этой ..., походя ломающей мою судьбу сменила обычное в последний месяц мое состояние "Ну и х... с ним".

— Кончай балаган, нах. Невиновному срок давать — не по понятиям!

— ТЫ ЧТО ... СЕБЕ ПОЗВОЛЯЕШЬ? ДА Я ТЕБЕ...