Тетрaптих

Тетраптих

Смерть всегда возбуждает, каждый раз напоминая,

Напишем картину.

Изобразим предмет наибольшего интереса каждого человека — внутренности, вываленные на стол. Вспомним, как, подростками, разглядывали рисунки в учебнике анатомии: с восхищением, отвращением, недоумением или неверием, но каждый с огромным искренним интересом. Мы создадим не двухмерное изображение на желтой бумаге, соседствующее с карандашными сердечками и цветочками, а настоящую, живую, играющую картинку. Сделаем достаточное количество разрезов и выносных элементов, чтобы показать внутренности во всей красе. Каждый орган выложим на стеклянный стол, обставим лампами — затеем игру со светом, чтобы рассматриваемое стало максимально реальным, чтобы все буквально дышало, чтобы всем стало интересно.

На первой картине изображаем салон авиалайнера.

Пассажиры спят читают книги разговаривают слушают музыку курят одну за одной — убивают время при перемещении из точки А в точку Б.

Математика один из самых скучных уроков. Все ждут анатомии.

Пилот включает связь с пассажирским салоном, долго молчит, тяжело дыша. А потом достает огромный острый нож, вспарывает брюхо и последовательно извлекает органы. Бросает на тарелки, стоящие перед пассажирами. Кровь брызгает в лицо, пачкает чистые одежды. Каждый изучает лежащее перед собой. Рассматривает внимательно. Очень внимательно. Орган это издевательства учителей в школе глумление сверстников насмешки коллег по работе обида на рано умерших родителей злоба на друга, уведшего девушку — картинки, передающие историю жизни.

Кровь собирается на дне тарелки. Очень густая. Черно-красная.

На лицах пассажиров читается восхищение и отвращение, недоумение и неверие, но у всех огромный искренний интерес. Каждый ощущает себя работником телефона доверия, зрителем ток-шоу или монологов Вагины.

Наконец пилот говорит: его всё задолбало, ему все надоели, он введет самолет в штопор прямо на жилой квартал. Командир экипажа отдал бы многое, чтобы в этот момент видеть происходящее в салоне.

Пилот ощущает себя надзирателем концлагеря, опускающим рубильник и — щелчок! — запускающим газ в камеру. Газ медленно расползается по салону. Газ — это осознание происходящего, расшифровка только что произнесенных слов.

Кто-то из пассажиров истошно кричит падает в обморок умирает от разрыва сердца продолжает читать газеты и курить одну за одной, сосредоточенно ожидая смерти. Каждый превращен в мошку, раздавлен и растоптан.

Все планы рушатся в момент: по приезду позвонить домой снять деньги с банковской карты купить телевизор в воскресенье написать заявление на работе родить сына посадить дерево. Хрупкий бережно выстраиваемый скелет жизни рушится под равномерными ударами палача, заливающегося смехом под треск костей.

Никто не смотрит в другого, потому что боится увидеть себя. У каждого на голове полиэтиленовый мешок, перевязанный на шее жгутом. Чем больший вдох пытается сделать человек, чем с большей силой цепляется за жизнь, тем короче она становится. Полиэтилен липнет к лицу, забивает ноздри и рот, лицо искажается маской ужаса и только пилот ухмыляется.

В последние секунды жизни каждый вспоминает прошедшие годы раскаивается за грехи прощается с остающимися на Земле прощупывает собственные органы, и никто не задается вопросом: "Почему?"

Написать такую картину сложно, поэтому мы должны использовать метод двойного изображения, картинки в картинке, предмета в предмете.

Изучай "Гала, смотрящая на Средиземное море".

На втором полотне рисуем утреннюю пробку.

Сотни машин, выстроенные в четыре полосы, лениво двигаются из пункта А в пункт Б. Водители и пассажиры скучают в салоне автомобиля так же как на уроках математики.

К машине, стоящей в боковом ряду подходит мужчина: рубашка с коротким рукавом и надписью "Hawai"; загорелые ноги повышенной волосатости прикрывают песочного цвета шорты и белые с красной каймой гольфы, зеленые кроссовки (синие вставки), на голове пробковая каска. Жует спичку с оторванной серной головкой. Образчик позитивного и жизнерадостного человека, эдакий "Мистер летний день". Через плечо перекинута спортивная сумка малых размеров.

Выплевывает спичку.

В этот раз анатомии не будет.

Мужчина достает два пистолета из сумки. Скидывает ее с плеча. Никто не обращал внимания на этого человека, но все, по какому-то неведомому велению, поворачивают голову направо. Сотни работающих двигателей кричащих автомагнитол звонящих мобильников перестают существовать. Сумка падает на землю. Беззвучный звук падения слышится командой "Пли".

Через тонированные стекла, теперь похожие на треснувший лед, нельзя увидеть сидящих в салоне, поэтому пофантазируем.

Предположим, за рулем мужчина с выпирающим, висящим пузом. Он очень похож на беременную женщину. Пули пролетают перед лицом. Ребенок, вылезая из мужчины, причитает "Мама! мама! мамочка!!!", чувствует как сиденье становится мокрым. Одна из пуль попадает в живот. Бульк! Фонтанчик крови заливает лобовое стекло и приборную панель. Причитания переходят в истошный крик и рыдания. В машине чувствуется запах фекалий. Мужчина пытается пальцем заткнуть дырку в животе, ощущая, как сжимается сердце, будто проткнутое ножом.

Достаточно.

Предположим, на заднем сиденье находится женщина. Пули пролетают перед лицом. Загибает пальцы, считая каждую из них. Пятая, шестая, седьмая. Вся в белом: топик, короткая юбка, сандалии; гребень в волосах — эдакая "Мисс летний день".

Человек в автомобиле, как жертва внутри "Железной девы". Сидит, скованный тисками, вжавшись в сидение, верит и ждет, что именно сейчас, в миллиметре от тела, шипы остановятся.

Восьмая срезает кончик носа. Девятая опаляет жаром губы. Десятая ликвидирует двойной подбородок. По юбке расползается красное пятно — можно подумать у женщины критические дни. На топике, мокром от пота и крови, проступают соски.

Достаточно.

Остальное, как и предыдущее, не сильно и важно. Мы можем продолжать дополнять картину, давая выход фантазии.

Нарисуем, как люди выскакивают из машин, захватив кейсы телефоны паспорта важные документы, бегут со всех ног. Ни у кого даже не возникает мысли сделать шаг в сторону убийцы, попытаться остановить. Десяток горкой ляжет перед ним, но одиннадцатый повалит на землю, вцепится зубами в горло, порвет яремную вену, превратит лицо в месиво. Но никто не хочет оказаться в десятке. У каждого есть планы: в 9.15 выпить кофе попросить у начальника прибавку к зарплате вечером купить пивка и посмотреть футбол постелить новое белье родить сына посадить дерево. Умирать за других в список не входит — геройству нет места в расписанной по минутам жизни.

Из синего Ford'а выскакивает молодой парень в идеально выглаженном костюме, идеально начищенных туфлях, идеально пахнущих носках, идеально подобранных под цвет пиджака рубашке и галстуке. Эдакий "Мистер топ-менеджер". "Мистер сама успешность": в кожаной папке красный диплом, в бумажнике куча кредитных карточек, в голове покупка квартиры новая машина дорогая мебель банк с хорошими процентами. Бежит, спотыкаясь. Бьет себя коленкой в подбородок. Плюет кровью. На идеальном пиджаке появляется идеально круглая маленькая дырочка. По спине расплывается пятно, будто разбилась банка с красной краской.

В этот момент жена убитого, сидящая дома с ребенком, чувствует как виски пронзают тысячи спиц, в ладони входят гвозди, ноги подрубают серпом. Она списывает это на недосып послеродовой период слишком крепкий кофе.

Последнюю пулю 'Мистер летний день' посылает в крышку залитого под завязку бензобака ближайшего автомобиля.

Взрыв, поджигающий изощренного убийцу.

Автомобили стоящие рядом с взорвавшимся взлетают на воздух автомобили стоящие рядом со стоящими рядом с взорвавшимся взлетают на воздух автомобили стоящие рядом со стоящими рядом со стоящими рядом с взорвавшимся взлетают на воздух Автомобили стоящие рядом со стоящими рядом со стоящими рядом со стоящими рядом м взорвавшимся взлетают на воздух.

Грандиозный взрыв! Ужасный БУМ! Дождь из горящих обломков накрывает бегущих людей. Ударная волна выбивает стекла в ближайших домах. Осколки, вонзаясь в лицо и тело, уродуют стоящих перед окнами, с увлечением смотревших на грандиозное представление.

Как уже говорилось, все это не важно. Можно и далее расширять ужасную картину, но это не даст ответа на главный вопрос: "Почему?". Его будут искать многие: полемизировать в ток-шоу и радиопередачах копаться в биографии убийцы писать сенсационные статьи и толстые книги-исследования рассказывать о болезнях общества. Каждому хочется почувствовать себя психологом обличителем просто звездой, владеющей вниманием публики являться носителем великой истины, открывающей мотивации поступков.

Понадобится третий рисунок, прежде чем перейдем к заключительному полотну.

Изобразим тебя.

Приподнимаешь занавеску, чтобы вглядеться в темноту улицы. Ветер настолько сильный, что грозится разбить окно. Такое чувство, будто кто-то стучит в стекло огромными кулаками.

Где-то оборвались провода линий электропередач, теперь в квартире полутьма и идеальная тишина, нарушаемая лишь ветром. Слух свободен от звуков работающих компьютера холодильника телевизора магнитофона стиральной машины. В этой идеальной тишине — ветер внезапно утихает — пугающе, как колокол в ночи, звонит телефон. Осторожно, вспотевшими пальцами, берешь трубку.

Она называет имя. Моментально вспоминаешь медсестру, ухаживавшую неделю назад. Тревога уходит и на сердце становится легче. Вспоминаешь, как каждый день ждал ее прихода, вспоминаешь смугленькую кожу пухленькие губки нежненькие ручки кудрявенькие темненькие волосики плутовские черненькие глазки с горбиночкой соблазнительный носик. Рассказывает как вам было хорошо долгими больничными ночами. Голос очень приятен, ласкает, убаюкивает, но в то же время чувствуешь, как внутри она смеется над тобой, презирает.

Снова оказываетесь в больничной палате. Та же идеальная тишина — бушующий ветер внезапно стихает. Горит только лампа на тумбочке, рядом с койкой. Сердце уходит в пятки, дыхание учащается, потому что у тебя только некозырная дама, а у нее четыре карты. Медсестра, прищуривая глаза, смотрит из-за веера, сверлит взглядом. Пользуясь ситуацией, видя волнение, прикладывает пальчик с накладным ногтем к каждой карте, закатывает глаза, играет бровями, раздумывая которую кинуть. Отворачиваешься, не выдерживая напряжения.

Карта брошена. Радости нет предела — в масть. На пикового вальта ложится дама.

Девушка, картинно хлопает ладошками по щекам, изображая разочарование. Встает и, изгибаясь волной, снимает трусики — последнюю оставшуюся вещь. Очень рад: сердце бьется значительно медленнее, как бы наслаждаясь победой, по телу разливается приятное осознание успеха.

Дама ложится на вальта. Направляешь себя в нее. Однако вместе обжигающего жара, внутри девушки убийственно холодно. Мошонка сжимается, покрываясь гусиной кожей, волоски встают дыбом. Ничего не понимаешь, однако предпочитаешь не обращать внимания, ибо девушка начинает движения вверх-вниз, выписывает восьмерки.

В этот раз все происходит неожиданно быстро. Чувствуя приближение эякуляции, хватаешься руками за покачивающиеся груди. Они оказываются такими же холодными, как и девушка внутри, будто металлическими. Тянешь груди на себя и вся передняя часть партнерши — от шеи до лобка — с щелчком — снимается, как крышка. Откидываешь ее в сторону, не в силах поверить представшей картине. Внутри медсестры, как в часах, множество зубчатых колес различных размеров: цилиндрические конические с винтовыми зубьями. Взгляд скользит вниз к месту, где сливаешься с ней в одно целое.

Поднимаешься, инстинктивно хватаясь за тело девушки, как за спасательный круг, и блюешь. Теплый ужин — картошка сосиски капуста компот — низвергается на детали механизма. Возникает желание вырваться и убежать, но партнерша, словно чувствуя, обвивает твое тело руками, ногтями — до крови — впиваясь в плечи.

Щипаешься, пытаясь вырваться из кошмара. Ноль эффекта.

Член, заключенный, внутри женщины, в железные направляющие, извергается белой жидкостью, поступающий в резервуар, являющийся баком. Где-то в ногах включается насос, по трубкам разносящий сперму к колесам. Смазанные, они начинают вращаться, приводя в движение челюсть и язык.

И она говорит:

— Знаешь, я должна сказать тебе самое главное.

Выкинутый из кошмара обратно в комнату, не сразу ощущаешь реальность старой обстановки, а потом сжимаешь трубку так, что белеют костяшки.

И она говорит:

— Те...

Кровь приливает к сердцу. Оно будто обливается ей.

Максимально напрягаешь слух, сосредотачиваешься на собеседнице.

Слышишь, как она задерживает дыхание, облизывает кончиком языка отверстия в телефонной трубке, из красивой девушки моментально превращаясь в самку паука, черную вдову.

И она говорит:

— Те иглы, которыми я тебя колола в последний раз. Они зараженные.

В этот момент она должна бросить трубку, убежать в спальню, зарыться в подушку и плакать рыдать давиться слезами. Но этого не происходит. Ждет, не смея вздохнуть. Понимаешь: все делается специально, все это игра, чтобы в этой тишине — ветер не стучит в окно — на другом конце провода она ощутила собственную значимость всесильность отыгралась за каждый орган.

Трубка, упав на пол, трескается, но ты не видишь этого. У тебя на голове черный, непроницаемый мешок. Полутьма комнаты превращается в мрак туннеля. Невидимые кулаки, стучавшие в окна, тычут в грудь, не давая вздохнуть, лупят по голове, не позволяя до конца осознать случившееся. Дама бьет вальта. Каждый удар — черная механическая вдова вонзает в тело иглы. Они покрывают все тело. Вращаются колесики. Выгибаешься дугой, пытаешься вырвать шприцы, но чувствуешь, как яд проникает в тело, распространяется, разрушает тебя.

Единственные задаваемые пустоте вопросы "почему?", в основном "почему я?".

Перейдем к последней части обширной работы.

Уже ночь, накатывает усталость, но надо обязательно завершить задуманное, ибо, если не мы, то кто?

В тусклом свете фонарей пригородной железнодорожной станции молодой человек в пуховике, спустившись с лестницы пешеходного моста, направляется к краю перрона. Оглядывается по сторонам. Смотрит на часы, понимая, что электричка задерживается. Долго стоит перед стендом расписания, высматривая есть ли изменения.

Присутствующие на перроне, кутаются, спасаясь от мороза разговаривают слушают плеер читают газету курят одну за одной убивают время, ожидая транспорт, для перемещения из точки А в точку Б.

У нас тоже есть несколько минут, и пока пассажиры прибывают на станцию, займемся оформлением 'Тетраптиха'. Вставляем холсты в рамы из человеческих костей. Они имеют неправильную форму, поэтому кое-где придется обрезать, кое-где приклеить недостающие кусочки. Обмазываем торцы рам клеем и скрепляем вместе все четыре части. Ставим под картину несколько ведер, и ждем пока с холстов стечет кровь, столь обильно присутствующая на полотнах: погибшие в авиа и авто катастрофах дадут необходимый объем. Поливаем места стыка рам. Кровь засыхает, образуя неповторимый узор. Случайно разбрызганные капли придают полотнам необходимую завершенность, дополняют в тех местах, где не хватает. Заворачиваем 'Тетраптих' в человеческую кожу и идем спать. Последняя часть нарисуется сама собой. За нас это сделает неизвестный герой.

Кстати, вот он пристраивается к толпе, готовой ворваться в тамбур головного вагона только что подошедшей электрички. В первые двери всегда пытается втиснуться больше всего народа. Парень хорошо изучил повадки пассажиров, место действия — прилежный ученик.

Наш герой заходит последним, носками становясь на подножку. Приятный женский голос объявляет следующую станцию и просит быть осторожным. Двери закрываются, утрамбовывая людей почище, чем кильки в банке. Электричка трогается.

Явно нетрезвый мужик внушительной комплекции в грязной куртке, спиной наваливается на парня, облокачиваясь на плечи. Ему становится трудно дышать, хочет оттолкнуть нахала, но в последний момент думает: 'Ну и пусть!' и улыбается. Мужик затягивает песню, осчастливливая окружающих приятной смесью портвейна, водки, соленого огурца и вяленой рыбы. Все отворачивают лица, морщат нос, но никто не смеет сказать ни слова, не желая ввязываться в перебранку и возможную драку.

Парень, сдавленный соседом, изловчается снизу пропустить руку под пуховик, ощупывает тело и улыбается. Нет, все на месте, не исчезло по мановению волшебной палочки. А ведь так боялся! Тело, под пуховиком и двумя свитерами, буквально напичкано взрывчаткой гайками шляпками от гвоздей винтами болтами еле слышно тикает миниатюрный часовой механизм.

Железнодорожное полотно идет параллельно автомобильной дороге и свет фонарей, стоящих на обочине, сквозь окна дверей, видится в ночи непрерывной гирляндой. Каждый из пассажиров, еще не зная, что живет последние секунды, думает о своем.

Бритоголовый детина в черной куртке, синих подвернутых джинсах и тяжелых ботинках, смотря на гирлянду огней, выделяющуюся во мраке позднего вечера, вспоминает кадры из фильма о поджоге Рейхстага. Бон закрывает глаза и представляет, как во мраке новой — русской — ночи хрустальных витрин, идет с карабином наперевес, отстреливая унтерменшей и украшая телами каждый фонарный столб. Размыкает веки и видит перед собой деда, явно участника Войны. Пытается разобраться в отношении к реликтам ушедшей эпохи: предатели, обрекшие свой народ на полвека жизни под пятой коммунизма, или достойные уважения участники величайшей битвы за Русских, давшие возможность сегодняшней борьбы.

Пенсионер, закончивший вечерний сбор бутылок — достойная участь победителя нацизма, — всматривается за грязное окно. Острая боль пронзает сердце, ибо такой же стройный ряд огней он видел вдоль стены фильтрационного лагеря, в который попал из немецкого плена.

Сбоку от ветерана стоит участник войны иной эпохи. Он закрывает глаза, силясь сдержать слезы, выступающие, но не от слишком сильного света фонарей. Для этого человека ночной город всегда ассоциируется с новогодним Грозным рубежа 94-95 годов.

В центре тамбура находится девочка-тинэйджер. Желтый цвет за стеклом заставляет вспомнить безудержное веселье R'n'b party: танцы / полуголые тела / малопонятная музыка / еще менее понятный текст. Девочка улыбается, не понимаю, почему так напряжены окружающие.

Плечом к плечу с ней стоит солидный дядя в черном пальто. Фонарная гирлянда не напоминает ему ни о чем, он просто на нее не смотрит. Размышляет, что делать с внезапно поломавшейся машиной, из-за которой пришлось толкаться в электричке. Дядя известен в узких кругах: директор фирмы, спонсор, меценат, почетный гражданин города, имеет медаль от губернатора на юбилей города.

Среди этой разношерстной толпы, среди людей, различающихся по полу цвету волос цвету глаз одежде обуви линиям на ладони, среди тех, кто только недавно появился на свет или прожил не одно десятилетие, среди тех, кто созидал и, тех, кто разрушал, среди награжденных и обычных, среди нищих и богачей, в общем, среди тех, кого, называют 'человеки', собравшихся в этот момент, в этом месте, есть вещь, равняющая всех, кладущая все на чаши одних весов — указатель застывает на нулевой отметке, — стирающая различия между ними, перемешивающая все их убеждения чаяния размышления в одну ужасную кровавую мясную кашицу. Величайший уравнитель, две параллельные линии между частями неравенства — БОМБА.

Именно в этот момент ее носитель осознает единственно неоспоримую истину, чувствует прилив сил, понимает смысл любой жизни, любого перемещения из точки А в точку Б — пускай на короткий миг, на долю секунды, но иметь возможность оказаться выше всего и всех, быть СВЕРХЧЕЛОВЕКОМ.

Парень выныривает из-под горланящего пьяного мужика, расталкивая пассажиров, пробирается к центру тамбура, просит открыть двери в салон, крепко обнимает девочку-тинейджера, смотрит на часы, закрывает глаза и вслух считает до нуля.

Теперь слушайте очень внимательно. Вот секрет как надо жить: выстрели из своего пистолета раньше, чем кто-то выстрелит в тебя

Jeff Noon "Vurt"

P.S.

Стрельба в школах США

25 человек погибли и около 20 ранены в результате бойни, устроенной во вторник на территории средней школы в городе Литтлтон (штат Колорадо) двумя учениками

Во время перемены неизвестный вышел из машины, открыл огонь, после чего скрылся с места преступления.

Майор милиции устроил стрельбу в магазине

Матти Юхани Саари устроил беспорядочную стрельбу, в результате которой были убиты девять студентов и один преподаватель

В Братиславе отставной военный расстрелял цыган

Женщина, открывшая стрельбу в больнице города Леррах на юго-западе Германии, сначала застрелила мужа и сына и устроила в их доме взрыв.

Семена анархии дают буйный рост, социальный трипер разъедает мозг, шириться всемирный обезумевший фронт, пощады никому, никому, никому

06.10.2006 — 05.03.2007, Львов