От родителей Бобику досталась длинная мохнатая желтовато-серая шерсть, кокетливая челка, из-под которой озорно блестели умные карие глаза, и отважное сердце настоящего сторожевого пса.
Его трудная молодость на социалистических помойках, где всегда можно было полакомиться просроченными дефицитами, сменилась суровой зрелостью, когда помойки совсем оскудели, а к многочисленным конкурентам из ворон, кошек и стай одичавших сородичей добавились оборванные вонючие люди.
Однажды, после скудной трапезы, в тяжелом бою отбитой у здоровенного дворянина с явными признаками боксерских кровей, Бобик забрел в тихий двор между многоэтажными домами и прилег отдохнуть на крыльце.
— Мама! Смотри, какая собачка пушистая! — маленькая девочка протянула ручонку, чтобы погладить дремавшего вполглаза пса.
"Ну вот, сейчас начнется, — уныло подумал Бобик. — Не трогай собачку, она грязная, на ней микробы, блохи, глисты..."
Он уже приготовился ретироваться. Но, вопреки ожиданиям, женщина присела около него и ласково потрепала за ушком. Пес нерешительно мотнул хвостом.
— И как же тебя зовут? — спросила она.
— Бр-р-р б-к, — смущенно проворчал Бобик.
— Бобик! Мама, он сказал, что его зовут Бобик! — радостно закричала девочка.
— Ну что ж, Бобик. Давай-ка, мы тебя накормим.
Так простой дворовый пёс нашёл пристанище и своё собачье счастье. Кормежка была такая, какой не могли похвастаться многие домашние собаки в это смутное время. И все жильцы подъезда довольно быстро привыкли к новому соседу. А он взял их под свою охрану и покровительство.
— Доброе утро, лохматый! Как твои дела?
— Бр-р-р б-к! — вежливо отвечал Бобик и отправлялся провожать своего подшефного в магазин, на работу или на троллейбусную остановку. А потом, благополучно исполнив свой долг, мчался к дому за следующим жильцом.
Но самые теплые отношения у него сложились с Полиной и Дядь-Геной, родителями девочки Леры, благодаря которой Бобик обрел смысл жизни. Его даже несколько раз приглашали жить в их семье. Предоставили собственный коврик, купали с душистыми шампунями в белоснежной ванне, сделали модную стрижку, совсем как у пуделя из дома напротив. Но быть диванно-подушечной игрушкой вольному псу не пристало. Он снова и снова отпрашивался жить на улицу, деликатно ограничившись хорошей кормежкой. Ему надо было нести службу, быть важным и нужным, охранять и провожать всех, кто ему доверился. Конечно, ему больше всего хотелось бы сопроводить куда-нибудь семейство Дядь-Гены. Желательно, чтобы на них по дороге кто-нибудь напал, а Бобик бы, конечно, порвал злодеев и защитил этих добрых людей. Он доказал бы, что не зря ест свою колбасу. Но никто из семейства никогда дальше двора пешком не ходил. Обычно за ними подъезжали несколько машин, куда их бережно усаживали молодые мускулистые мужчины.
Зато встречать любимцев Бобику никто не мог помешать. Когда кортеж из нескольких машин привозил Дядь-Гену домой, Бобик терпеливо ждал своей очереди его поприветствовать. Обычно первыми из машин выскакивали молодые мускулистые, открывали дверь Дядь-Гены. Уважали его очень. Потом все друг друга обнимали, похлопывали по плечам и поздравляли, что доехали живыми и невредимыми. Затем Дядь-Гена доставал из своей барсетки пачку зеленых бумажек. Со всех сторон к нему тянулись пахнущие потом и металлом ладони. Между ними просовывались ладошки самых нахальных из дворовых мальчишек. Дядь-Гена никого не обделял. Иногда Полина успевала заменить в его руках зеленые бумажки на блеклые разноцветные фантики. Тогда у молодых и мускулистых лица делались грустными, но от фантиков никто не отказывался.
После этой священной церемонии свою порцию ласки получал и Бобик.
— Посмотри-ка, дружок, не ждет ли нас кто-нибудь чужой в подъезде, — и счастливый пес стремглав бросался по лестнице на верхний этаж, зная, что сейчас ему почешут животик и обязательно дадут какой-нибудь вкуснятинки.
Самое хлопотное время для Бобика было по ночам, когда к его подъезду подкатывало много больших, красивых и невероятно тихих машин. Чужие, но такие же мускулистые молодые мужчины, выводили из них чужих, но очень авторитетных людей, которые сильно пахли искусственными ароматами, маскирующими запах нездорового образа жизни. Часто на них были ошейники, почти как цепочка, которую Полина подарила Бобику, но, конечно, далеко не такие большие и красивые. Этих авторитетных молодые провожали под белы руки на диван к Дядь-Гене, а сами возвращались к Бобику, помогать ему нести ночную вахту. Разъезжались все только под утро. А утомленному службой псу доставался царский завтрак.
Однажды ночью приехала машина без босса. Из багажника незнакомые молодые и мускулистые вытащили бетонный камень, остро пахнущий чем-то посторонним, опасным, и сгрузили его в палисаднике, в том самом месте, где Бобик особенно любил отдыхать днем в тени густых кустов. К Дядь-Гене они подниматься не стали.
Прошло несколько дней. На камень все жильцы обратили внимание, обсудили к какому полезному делу можно его пристроить и постепенно о нем забыли.
А весна набирала силу. В воздухе носился сладкий аромат цветущих абрикосов, терпкий запах свежей травы, сладострастный вой котов. Бобика тоже посетил необыкновенный душевный подъем. И вдруг в его мечты проник далекий заливистый лай с помойки. Так мелодично могла лаять только одна особа — короткошерстная, рыжая как лисичка, с большими стоячими ушками и длинными тонкими лапками собачка, жившая в каком-то из соседних дворов. Зов естества победил в Бобике чувство долга, а лапы сами понесли его на этот дивный лай. Предмет его вожделения был уже совсем близок, когда волшебное очарование ночи разорвал чудовищный грохот. Длинную косматую шерсть всколыхнула ударная волна. Не было никакого сомнения, что двигалась она с того двора, который в порыве страсти оставил размечтавшийся пёс. Вслед за этим наступила чудовищная, мертвая тишина, которую не нарушал ни собачий лай, ни кошачий вой. В том, что произошла беда — не оставалось никаких сомнений. И виноват в ней Бобик, отставивший без присмотра свой пост. На подгибающихся лапах он рванул назад. По дороге заметил на самой макушке высоченного дерева большую компанию притихших котов, ошалело сверкающих в темноте перепуганными глазами.
Во дворе отвратительно воняло пылью, дымом, серой, кровью и страхом. На месте недавно привезенного камня появилась большая воронка. Рядом с ней лежала незнакомая нога — от кроссовка до колена. В квартирах загорался свет и необычайно четко звучали испуганные голоса, звон, хруст. Из всех окон сразу куда-то исчезли стекла. Растрепанные возбужденные жильцы стали выбегать на улицу. Приехали машины со строгими озабоченными людьми, которые расспрашивали, замеряли, записывали, собирали. Забрали и увезли ногу. Утром деловых людей и машин стало еще больше. Теперь они не только собирали что-то во дворе, но и мелькали на балконах, что-то отскребали от стен дома, раскладывали в кулёчки.
До Бобика никому не было дела. Даже о еде для собаки никто не вспомнил. Бледная растерянная Полина бегала по дому, раздавая жильцам пачки фантиков. Дадь-Гена вообще не появлялся. Даже на помойке невозможно было перекусить — мусорные бачки под завязку были засыпаны битым стеклом. А жильцы всё ходили и ходили туда с полными ведрами. Остальное время они проводили в очередях к стекловозам и к столам стеклорезов. Потом во двор вереницей потянулись зеваки. До печально лежавшего под кустом сирени Бобика долетали обрывки впечатлений, которыми охотно делились с любопытствующими невольные участники ночных событий:
— ...криминальные разборки...
— ...повезло, ни единой царапины...
— ...только киллер, на клочки...
— ...счастье, что не зашел в подъезд...
— ...а могло бы дом разнести на кирпичики...
За несколько дней окна во всех окрестных домах восстановили. Вместо деревянной, никогда не закрывавшейся двери подъезда, установили новую — мощную металлическую дверь, закрывавшуюся на ключ. А рядом с ней теперь круглосуточно дежурили охранники. Бобик был огорчен и подавлен — он не справился со своими обязанностями, ему больше нельзя доверять. Кроме того, люди, не имеющие теплой шерсти, мерзли прохладными ночами и, чтобы как-то согреться, приспособили в качестве строжки старенький автомобиль. Его выхлопы способны были убить все живое в округе. Чувствительный собачий нос страдал неимоверно. Но, несмотря на все это, Бобик оставался на посту. Не мог он в это трудное время предать тех, кого приручил. К счастью, хиленький движок "сторожки" долго не протянул, и вскоре её стали перекатывать по двору вручную — на ночь сажали задом на крыльцо, днем выталкивали на площадку, откуда хорошо было видно охраняемый объект.
Полина снова стала ласкова с псом. Дядь-Гена тоже никак не проявил своего неудовольствия, и даже совсем напротив, Бобик только еще больше почувствовал взаимную привязанность. И с охранниками отношения наладились. Теперь их частенько стали навещать люди в форме и просить "Ваши документы". Едва завидев их во дворе, охранники бросались пистолетами. Не в тех в форме, конечно, а в кусты. Однажды, даже чуть не зашибли мирно дремавшего там Бобика. Он, было, хотел возмутиться, но потом решил, что неправильно гавкать на своих в присутствии чужих. Правильно сделал — и охранники и Дядь-Гена были им очень довольны. Киллеры больше не появлялись. Казалось, жизнь наладилась. Но беда пришла с той стороны, откуда Бобик никак не мог её ждать.
На сопредельной территории нес свою вахту огромный Кавказец. Этот безбашенный пёс пользовался в округе дурной славой. Он запросто ради забавы перекусывал небольших собачонок, даже не поперхнувшись косточками. Люди тоже старались держаться от него подальше, хоть и служил он за высоким сетчатым забором и сидел на мощной цепи. Но иногда ночами хозяин выгуливал своего непредсказуемого любимца по безлюдному району. В одну из таких теплых летних ночей эта пара и забрела на Бобикову территорию. Бобик предупредил об этом пришельцев. Но вместо того, чтобы уйти восвояси, Кавказец с хозяином решили поразвлечься. Но Бобик был не из тех, кто сдается просто так.
Драка была страшной: чудовищный лай, вой, визг, клочья шерсти, брызги крови. Хозяин тянул Кавказца. Охранники размахивали пистолетами, обещая пристрелить обоих чужаков, если они не уберутся немедленно. Потом был старенький ветеринар, который штопал раны Бобика на клеёнке, постеленной прямо поверх зеленого сукна Дядь-Гениного рабочего столика.
Поправлялся он быстро. Как и положено, на Бобике все заживало как на собаке. Кроме того, выздоровлению очень способствовали улучшенное питание и теплые лучи славы, в которых он теперь грелся, поскольку все жильцы были наслышаны о ночном сражении:
— Молодец, лохматый! Геройский пес!
— Здорово ты уделал этого Кавказца!
— Больше этот монстр сюда не сунется!
Но монстр сунулся. Едва зализав раны, Кавказец во время очередной прогулки улучшил момент и сорвался с поводка. Он хорошо запомнил, где у него остался недобитый враг. Пока до места неравной битвы добежали перепуганный хозяин и охранники, которые именно этой ночью поленились перетолкать свою "избушку на курьих ножках" поближе к крыльцу, исход сражения был решен: Кавказец был пьн от крови, в луже которой лежал растерзанный и едва живой Бобик.
И снова поверх зеленого сукна легла клеёнка. Ветеринар, зашивая раны, сокрушенно качал головой. Полина с дочкой плакали. Дядь-Гена был хмур. Едва отойдя от действия наркоза, Бобик всё понял. Он не мог допустить, чтобы это произошло на глазах у людей. С трудом добравшись до прихожей, пёс заскулил, показывая на дверь. Полина подсовывала ему тряпку и ласково уговаривала делать все его дела прямо здесь. Но Бобик так выразительно объяснил, что ему надо выйти, что Полина сдалась:
— Хорошо, вольный зверь, иди! — и сама бережно вынесла его на руках на крыльцо, — Погреешься на солнышке и возвращайся домой.
Путь, который Бобик обычно пробегал просто так, чтобы размять лапы, стал невероятно длинным и трудным. Несколько раз он ложился передохнуть, оставляя под животом лужицы крови. Но к вечеру добрался до ближнего лесочка и устроился на хвойной подстилке под крайней сосной. Когда заходящее солнце скользнуло лучом по его блестящим карим глазам, маленькое храброе сердце уже не билось.
Нашли его утром. Похоронили там же, под сосной. И там же охранники получили заказ на Кавказца.
Спустя некоторое время, когда ночь взорвали два выстрела, все жильцы, знакомые с печальной историей Бобика, поняли, что это к Кавказцу пришло возмездие. Но утром все увидели его, лежащим за высоким забором, раненого, но вполне живого. Ветеринар извлек две пули и теперь огромный, обычно свирепый пес смиренно смотрел на прохожих полными надежды глазами. И люди простили ему и загрызенного Бобика и сожранных безвестных шавок и собственный страх от его жуткого лая и неуправляемой агрессии. Все смотрели на Кавказца с сочувствием и говорили:
— Бедолага, крепко ему досталось...
— Он уже достаточно наказан...
— Уж не трогали бы его больше...
Но заказ никто не отменил. Приговор был приведен в исполнение.
Кавказца похоронили в том же лесочке, но под другой сосной.
Дядь-Гена ненадолго пережил своего маленького лохматого друга. Второе покушение стало для него фатальным. Спустя полгода он был застрелен собственным охранником средь бела дня посреди города. Его похоронили на "Аллее героев" городского кладбища. Совсем недалеко на той же алее легли оба заказавших его брата. А на участке попроще упокоился и сам охранник-предатель.
Криминальная революция подходила к концу.
