Бортовой

Бортовой

Скорее жив, чем мёртв.

— ...Вы испытываете дискомфорт?

— Дискомфорт... Слишком мягко сказано.

— Это верно, ваш случай уникален. Поймите нас, мы не ради праздного любопытства изводим вас расспросами. Нам важно знать, что с вами происходит, чтобы понять, как вам помочь.

— То есть сейчас вы не знаете, как мне помочь.

— Вы уникальны, но в том-то вся проблема. Никогда ещё человек не оказывался в таком положении...

— Вы психолог?

— Да.

— А я пилот. Если вы действительно хотите мне помочь, посоветуйтесь с моими коллегами...

— Уважаемые пассажиры, с вами говорит командир корабля, первый пилот Михаил Кошкин. Приветствую вас на борту "Меркурия". Пожалуйста, займите свои места и подтвердите идентификацию. Отправление звездолёта от орбитальной станции через тридцать минут.

Дежурный рейс, обыкновенный пассажирский лайнер на восемьсот посадочных мест. Накатанный маршрут, известный до последнего возмущения магнитных и гравитационных полей. Рутина. Тем не менее, школьная задачка "попасть из пункта А в пункт Б" осложняется ответственностью за восемь сотен душ, которые ради того, чтобы вовремя попасть в этот самый пункт Б, доверили тебе свои жизни. Сколько ни стараешься об этом не думать, не получается.

В пилоты набирают именно таких. Умеющих брать на себя ответственность. Другие, хоть бы они по всем прочим параметрам были пилотами от бога, попросту не пройдут отбор.

"Меркурий" — это "упитанная" четырёхсотметровая сигара с тремя маршевыми двигателями на толстых перемычках, соединявших их с корпусом. Собственно пассажирские салоны занимают в ней не так уж много места. Основной объём приходится на технические отсеки и помещения экипажа: в последнее время стало модно отказываться от роботов и набирать живых стюардесс. Да и салоны оформлены в стиле стратосферных самолётов, даже имитацию иллюминаторов с трансляцией забортной картинки вставили. Психологи уверяют, что это создаёт для пассажиров более комфортную обстановку, помогающую легче переносить межпространственный переход. Зато чем больше экипаж, тем больше головной боли у командира. Шесть салонов, из них два повышенной комфортности, где обожали путешествовать заслуженные люди... и не люди. На каждый салон четыре стюардессы. Команды техников, слава богу, новые веяния не коснулись, как были семь человек и автоматика, так и остались. Ещё четверо врачей в медотсеке и три пилота, один из которых по совместительству навигатор. Если сравнивать с атмосферниками и делить количество экипажа на количество пассажиров, так у нас эффективность труда выше. А если восьмой год работать на одной линии и утрясать разнообразные проблемы у тридцати семи человек и себя любимого... Тут нужны даже не стальные нервы — вольфрамовые. Чтобы от накала не плавились.

— Граждане провожающие, просьба покинуть стыковочный узел. Через десять минут закрытие шлюзов. Граждане провожающие...

Посадочные люки ещё открыты, приятный, но очень уж громкий голосок станционного искусственного интеллекта слышен не только в салонах, но и в рубке. Сейчас включат детекторы жизни, будут сканировать узел. Говорят, их усовершенствовали. Хорошо бы. А то в прошлом году технари уже после герметизации корабля отловили на борту деток-конфеток, отправившихся в космос искать приключения без разрешения родителей. Каким чудом удалось тогда стартовать без нарушения графика, известно только Всевышнему и начальнику смены. Потому что предстартовая подготовка в авральном режиме — тот ещё геморрой.

Рейс Земля-Чулан считается рутиной, несмотря на то, что мы, люди, вошли в Содружество сравнительно недавно. Сорока лет ещё не прошло. Ребёнком был, а помню всеземной референдум. Родители тогда взяли меня на участок. Не помню такого, чтобы когда-нибудь голосование так было похоже на праздник. Все радовались, как дети: контакт с иным разумом, нас признали равными... Что верно, то верно. Забыли только, что понятие "равные" в случае Содружества планет относится не только к правам, но и к обязанностям. Некоторые до сих пор не привыкли к этому... Ну, а втихомолку подтрунивать над названиями иных планет и рас мы и по сей день не перестали. "Чулан" — это не тёмная каморка, забитая ненужным хламом, а планета, название которой с местного на русский переводится как "мать". Уютный, экологически чистый мир, обитатели которого, вопреки земным скептикам, успешно сочетали техно— и биоцивилизацию. Чуланцы летали на Землю приобщиться к нашей культуре, аналогов которой у них почему-то не было — какие-то древние религиозные запреты аукнулись, что ли. А наши в полной мере оценили качество тамошних экокурортов. Вот и мотается "Меркурий", один из четырнадцати лайнеров, туда-сюда: чётные дни Земля-Чулан, нечётные — обратный рейс.

Сегодня двадцать второе декабря. Летим "туда".

Мы все давно привыкли к тому, что последние пассажиры подтверждают регистрацию за пару минут до закрытия и герметизации переходных камер. Очередной косяк, на который за годы перестаёшь нервно реагировать. Вот и сейчас в списке пассажиров не стало красных строк за две минуты одиннадцать секунд до окончания отсчёта. Это когда уже почти три минуты мигают оранжевые световые сигналы в коридорах и в уши вворачивается крайне неприятный зудящий звук. Ладно — чуланцы. Нет у них такого понятия, как пунктуальность. В чуланской традиции почему-то вполне нормально считать, что без последнего пассажира корабль никуда не улетит. Наверное, потому в пилоты их никто не набирает. Но за хомо сапиенсов обидно, до того расхлябанные экземпляры попадаются. Сколько таких на моей памяти, растрёпанных и тяжело дышащих табачным перегаром, влетали в шлюз буквально в последнюю секунду? И не упомнить.

Ну, слава богу, старт штатный, без происшествий.

Поехали.

Компенсаторы компенсаторами, а во время перехода мутит даже опытных пилотов. Что ни говори, а формы жизни, сформировавшиеся на планетах земного типа, не приспособлены к космическим скоростям. Здесь нужна реакция, как у квантового компьютера. Точнее, как у кластера квантовых компьютеров. Я не слишком силён в электронике, половина которой построена на инопланетных технологиях, но вроде как современные сети используют для связи эффект... Чёрт его знает, как он там называется — когда частица одновременно присутствует в разных точках пространства. И вроде бы этот самый эффект имеет отношение к тому, что сейчас собирается сделать "Меркурий".

Прыжок, переход, коридор, червоточина... Каждый пилот сам решает, как ему покороче назвать "межпространственный квантово-временной туннель", создаваемый лайнером или станцией. Масса объекта влияет на дальность и стабильность пробиваемого туннеля, потому к межпланетным кораблям предъявляются очень строгие требования по части минимальной и максимальной загрузки. Причём если на дальность масса корабля влияет положительно, то на стабильность — как раз наоборот. Потому никто и не слышал о кораблях-монстрах размером с Луну. Пассажирский лайнер считается оптимумом, грузовик — максимумом, после которого масс-эффект начинает опасно "раскачивать" туннель.

И — да — фантастические фильмы врут. Стенки "коридора" не светятся и не выглядят, как поверхность водяной воронки, стекающей в гигантский водоотвод. Невооружённым глазом их не увидишь. Вернее, это похоже на то, как если бы на корабль накинули угольно-чёрный непроницаемый мешок соответствующих размеров. Вот навигационные приборы его видят, и пилоту даже не нужно вмешиваться в процесс управления кораблём. Всё делает кластер и сложная программа. Наш пилотский выход будет после того, как "Меркурий" окажется в заданной точке пространства. А в туннеле лучше не устраивать самодеятельность без нужды. Здесь почти не действуют законы обычного евклидового пространства, слишком велика неопределённость. В переводе на бытовой язык сие означает "хрен его знает, что сейчас будет". Параметры туннеля меняются хаотично, автоматика скорее всего успеет отреагировать, а пилот — вряд ли. Скорости ведь космические.

— Граждане пассажиры, наш корабль готовится к межпространственному переходу. Пристегните, пожалуйста, ремни безопасности и держите наготове маски с дыхательной смесью, соответствующей вашей видовой принадлежности.

Голос Танечки — искусственного интеллекта нашего корабля — действовал успокаивающе на пассажиров любой, как она выражалась, видовой принадлежности. Ходят упорные слухи, что над этим эффектом работает целый исследовательский институт. Всё может быть. Танечке год назад удалось за пару минут утихомирить впавшую в дикую истерику пассажирку, получившей сообщение от мужа, что он уходит к её лучшей подруге. Прежний "мозг" корабля — Паша — был не так убедителен, и паника во втором салоне, возникшая из-за небольшого задымления, запомнилась нам надолго. Пассажиров можно было понять: любая неисправность на космическом корабле, летящем на бог знает каком удалении от обитаемых планет, может обернуться крайне неприятной смертью. И хорошо, если мгновенной, а не растянутой во времени — ровно до того момента, как на борту закончатся еда и кислород. Но и нам нервов вымотали... Словом, Танечка со своими обязанностями справлялась на отлично. А я при звуке её голоса вспоминал дом. Инну и Серёжика. Наглого полосатого котяру Пирата. Гараж, в котором стоял собранный ещё на первом курсе двухместный гравипланер. Тот самый, на котором мы с Инной после свадьбы летали вокруг гималайских восьмитысячников, а за нами безуспешно гонялись четыре спасательских катера — нельзя тут, мол, без разрешения... Меня тогда чуть не списали на грузовик. Спасло лишь восхищение начальника горноспасательной службы моей манерой пилотирования. Кажется, я стал первым, кого они не сумели поймать в воздухе. И, кажется, по сей день оставался последним.

Миг перехода почувствовался сразу: желудок внезапно оказался где-то там, где по идее должны были быть лёгкие.

— Доклад о состоянии корабля, — поборов привычную, чтоб её, тошноту, я затребовал отчёта у команды.

— Двигатели — штатно...

— Энергосистема — штатно...

— Жизнеобеспечение — штатно...

— В салонах всё в порядке...

Перед глазами, транслируемые Танечкой через нейроинтерфейс прямо в зрительный отдел мозга, мелькали таблицы параметров. Действительно, всё в порядке. Только две или три позиции светились не зелёным, а чуть желтоватым. Я в курсе, что вспомогательный энерговод маршевого движка нуждается в профилактике, а в контейнере с питьевой водой нашли участок с нанотрещинами. Ближайший техосмотр через месяц? Через месяц. Проблемы не смертельные? Не смертельные. Месяц полетаем с ними, а там уже дело техники и техников.

— Через пятнадцать минут будем на месте, — в голове — в буквальном смысле промеж ушей — раздался голос пилота-навигатора. — Туннель вроде спокойный.

— Сплюнь, — хмыкнул я.

— Да ладно, Майки, давай без суеверий. В первый раз летим, что ли?

Самое смешное, что Том "в реале" говорит с акцентом, а нейротрансляция у него на чистейшем русском языке. Чище, чем у меня с моим южнорусским выговором. Грешил на наш искусственный интеллект, но ни Паша, ни Танечка к этому явлению свои лингвомодули точно не прикладывали, проверено. Какой-то странный выверт у самого Тома, не иначе.

— Сверь лоции.

— Сверил. Всё в порядке, отклонение от курса минимальное.

— Костя, что у тебя?.. Техотсек, ответьте рубке.

— У третьего маневрового частоту малость "шатает", командир. На ходу не отладить. Во время стыковки немного потрясёт, — главтехнарь как обычно отвечает не сразу. Неприятная черта, но техником он буквально родился, и за это его ценят, не обращая внимания на второстепенные мелочи. — Ничего страшного, на станции будет время, починю.

— Ясно. В случае нештатной ситуации докладывай немедленно.

"...а не после того, как ты эту нештатную ситуацию устранишь", — этого я вслух не сказал, но все всё поняли правильно.

Итак, на борту всё... или почти всё в идеале. Туннель спокойный. Пассажиры перенесли переход нормально, оставив врачей — двух человек и двух чуланцев — без работы.

Всё в порядке.

Летим.

— Командир, принимаю сигнал бедствия.

— Пеленг?

— Пеленг затруднён, командир, мы внутри туннеля. Много помех. Но если мы его принимаем, значит, источник впереди по курсу.

— И мы близко к выходу, — крайне нехорошее чувство — ожидание беды. Где-то внутри поселяется комок холода, не дающий нормально дышать. — Жёлтый уровень. Готовность номер два.

— Принято.

Приятный женский голос Танечки может ввести в заблуждение, тем более, что её голографический образ — изящная блондинка. На самом деле это мощный квантовый кластер с искусственным интеллектом первого класса, в определённых обстоятельствах обладающий свободой воли. Но не инициативой. Право на нестандартные решения пока стабильно остаётся за разумными существами.

— Разворот на сто восемьдесят градусов.

— Есть разворот на сто восемьдесят градусов, — а это уже Радислав, наш второй пилот. — Компенсаторы включены.

Нужно повернуть корабль маршевым двигателем по курсу, станция всего в часе тормозящего полёта от точки выхода. Затем виток вокруг планеты, уравнивание скоростей, стыковка... Точно-точно? Сигнал бедствия, кстати, мы всё ещё принимаем. А впереди по курсу как раз станция и планета. Что там стряслось? Какой-то корабль с повреждённым двигателем? Сверхмощная вспышка на звезде Чулана? Авария на станции или катастрофа на планете? Насколько я успел изучить чуланцев, они выдадут в эфир общепринятый в Содружестве сигнал бедствия только в самом клиническом случае, когда точно уверены, что сами не справятся. Прямо как наш Константин, бог техотсека.

От этой мысли легче не стало. Скорее наоборот.

Момент выхода все ощутили не менее ярко, чем вход. Мгновенная тошнота, цветные пятна перед глазами. И резкий запах тонизирующей воздушной смеси в маске. Не нашатырь, конечно, но в чувство приводит быстро и качественно. Тихий, на грани слышимости, писк гравитационных компенсаторов мгновенно поглотил глухой удар и низкий ноющий звук. Это сквозь все переборки и звукоизоляции пробивался чудовищный грохот маршевого двигателя.

— Кэп, — я услышал севший от волнения голос Тома. — Станция не отвечает на запросы.

— Командир, я идентифицировала источник сигнала бедствия, — практически одновременно с ним заговорила Танечка. Вот уж кто невозмутим, как... компьютер. — Это орбитальная станция планеты Чулан.

— Они что-нибудь, кроме самого сигнала, передают?

— Нет, командир.

Биотехника чуланцев — впрочем, как и наша — могла издавать крик о помощи даже тогда, когда на борту не оставалось никого живого. Вот ведь чёрт... Надеюсь, они просто покинули повреждённую станцию, а не погибли все до единого.

Надеюсь... Пилотов это слово пугает.

— Командир, впереди по курсу плотный метеоритный поток, не отмеченный на карте системы Чулан, — доложил компьютер. — Наша скорость ноль семь. Повернуть или затормозиться не успеем.