Наказание
Благими намерениями...
Речка носила в народе гордое имя Утопица. На картах её стыдливо обозначали как "Тонкий ручей". В школе и ученики, и учителя давным-давно переименовали пробегающую по территории речушку в Лужину, так и говорили — "После урока сходите на Лужину за рогозом".
Мы сидели и смотрели на воду.
По голубому небу неспешно плыли светлые облака, и вода отражала их — заодно с травой, двумя вербами и тремя унылыми физиономиями. Интересно, хотелось ли воде их отражать? Я бы на её месте обиделась. Наверное, это несправедливо — когда в тебе отражаются, не спросясь.
Мы сидели рядком. У самой вербы Эльта, справа от неё Яська, потом я. Три физиономии в воде, соответственно, тоже выстроились в ряд: бледное треугольное личико с тонкими чертами, обрамлённое прядями длинных серебристых волос, вьющихся на концах, — Эльта Лоисделл; заурядное, в общем-то, лицо (коричневые пятна не считаем), снабжённое серыми с прозеленью глазами да трещиной на верхней губе (проплешины не отразились в воде, ибо возникли на затылке, и оттого чёрные волосы выглядели пристойно) — Яська; донельзя унылое курносое веснушчатое чучело (короткие рыжие волосы встали дыбом) — я.
Прибежал ветерок. Пошелестел в траве, взвил серебряные локоны Эльты осенними паутинками. Моя причёска не шелохнулась.
Мы помалкивали.
Мы сидели и смотрели на воду. Мы были наказаны. — Прошу к доске.
Эльта по прозвищу Ветер-в-голове скользнула по проходу. Без всяких заклинаний — после того, как в начале учебного года она переборщила со стихийными трансформациями, эта способность оказалась эфин-фиксированной.
Серебряные волосы рассыпались по зелени мантии. Любимая игра Эльты — "Сорви-урок-ничего-не-делая".
Учитель Первой Общей Школы должен отличаться особым хладнокровием. Оно ему пригодится. Четверть первокурсников уже изучила основы эфин-преобразований, а к старшим курсам большую часть учеников не узнают родная мама, любимая собака и собственное отражение. Иногда превращения случайны — такие, как правило, удаётся обратить вспять. Один процент учащихся оказывается в графе "исключение". Иногда изменения происходят по глупости — в этом случае проценты переставляются. А иногда человек медленно и методично превращает себя в нечто. Вряд ли мама, собака и отражение Элетки из Вязневска узнали бы в стройной аристократке с ледяными (и по выражению, и по цвету) глазами свою голубоглазую русую толстенькую дочь-хозяйку-оригинал.
Эльта с лёгкой улыбкой повернулась к учителю. Сторонний наблюдатель в жизни не понял бы, кто кого вызвал. Учитель в этом тоже усомнился.
— Я слушаю, — холодно произнесла Эльта.
— Необходимым условием образования стойких изменений третьего рода является... — вытянувшись по струнке, начал учитель.
— Яська, спасай! — отчаянно шепнул Вис.
— Наколдовать память не в силах, — хмыкнул Яська.
— Мы скинулись! Три золотых за срыв урока!
— Первые двенадцать минут я не трогаю.
Вис несколько раз кивнул и протянул однокласснику две монеты задатка.
— Подготовьте свои рабочие места, — велел учитель, — Эш Вирен, я вынужден наложить на Вас заклятие молчания действием пятьдесят минут, иначе урок снова не состоится.
Четыре минуты спустя ученики получили карточки с заданиями.
Семь минут спустя они сосредоточенно сортировали ингредиенты.
Яська хмуро посмотрел на бурый порошочек, огляделся. Изобразил мольбу. Учитель отвернулся. Яська с надеждой повертел головой направо-налево, грустно вздохнул и высыпал порошок в свой котёл.
Густо-малиновый удушающий дым хлестнул во все стороны, раздались вопли. Пока заморозили котёл, пока осмотрели физиономии учеников, пока вытащили из-под стола немо плачущего Яську и поахали, глядя на его пятнистое лицо и почерневшие волосы, на затылке выпавшие клочьями (Яська от расстройства шипел и показывал клыки), прошло с двадцать минут. Разумеется, ни о каком продолжении урока речи не шло, так что, на ближайшей перемене Яська стребовал с Виса оставшиеся два с половиной золотых.
Лека нараспев читала заклинание. Старательная, хотя и малоспособная хорошистка была любимицей учителя Чейриса. От неё нельзя было дождаться подвоха. Она не испытывала на учителях телепатию и чтение эмоций, не произносила двойных заклинаний (вслух — левитация подушки, про себя — рога на лбу преподавателя) и не задавала каверзных вопросов.
Лека закрыла глаза для лучшей концентрации. Наведение иллюзий давалось девушке непросто.
Слова убаюкивали, сплетались в ровный гул...
— Ты считаешь, что усыпить всю аудиторию во главе с учителем — верх остроумия?
*
— Ты хочешь сказать, что не знал, как среагируют малиновый корень и толчёная раковина спорника? Или что ты забыл ингибитор?
*
— Ты снова загипнотизировала аспиранта?! — Лека, как тебе это удалось? — нарушил хмурую тишину Яська, — Мираж — магистр!
Я понурила голову.
Талантами я не блистала. Трудолюбие и дисциплинированность давались куда легче учебника. Там, где едва ли не все сокурсники схватывали на лету, мне приходилось сидеть над книгами. Конспектов не хватало фатально — несмотря на то, что у меня они были идеальными. Слабые способности я пыталась компенсировать усидчивостью и терпением, слыла любимицей у помешанных на дисциплине преподавателей и уже на втором курсе получила кличку Ноурол (от Nournell) — "Заучка". А теперь, попав в список хулиганов, я вполне могла вылететь в ближайшую сессию — в то время, как Эльту, Яську и Шелар снова выручат способности...
— Лека, кончай, — Яська легонько толкнул меня в плечо, — Перестань дуться! Ну скажиии...
— Отстань.
— Ты использовала сдвоенное заклятие? Он бы почуял...
— У всех есть любимые приёмы. Ты не знал? — осведомилась я, — Самый бездарный колдун может применять одно-единственное заклинание эффективнее архимага...
Яська зевнул, демонстрируя ровные белые зубы. В обеих челюстях отсутствовали клыки.
— И сказала, и показала, — прокомментировала Эльта, — На редкость качественное воздействие. Ты умеешь применять его избирательно?
Я покачала головой. Сонный напев действовал на всё живое вокруг — иногда даже цветы прятались в бутоны. На днях я случайно раскопала его "рецепт" в очередном толстом справочнике и решила опробовать — на свою голову.
Эльта с сомнением посмотрела на дремлющего Яську — видно, решала, будить его или нет. На некромантку напев не подействовал — или не пытался подействовать: не уверена, что Эльту можно заносить в категорию "живое".
(Формально Эльта Лоисделл — не некромант, а теоретик. Фактически теорию она подкрепляла опытами — сначала со стихиями, затем с сознанием, — а по части некромантии могла переплюнуть весь соответствующий факультет во главе с деканом. Исключение составляли четыре-пять магов (двое учеников и пара-тройка преподавателей).)
Эльта решила не поливать Яську водой из Лужины, зато, прицепилась ко мне — представляю ли я, почему напев так действует и как его усовершенствовать, чтобы действие стало избирательным. Я предложила затычки в уши, но Эльта только усмехнулась:
— У цветов тоже уши? — ткнув пальцем в ближайший одуванчик, спросила она.
— Ты теоретик, ты и совершенствуй, — посоветовала я.
— Сомневаюсь, что я могла бы воспроизвести эти звуки даже... раньше, — голос Эльты мог быть шелестом, а мог — воем, но мурлыкать она не могла. Бесстрастность ветра имеет свои недостатки, — Ты хоть понимаешь, что так можно пройти мимо привратника?
— Сто шестнадцатый метод выхода из школы, — фыркнула я.
— Первый и единственный метод, который не оставит магических следов.
— Не считая памяти.
— Поэтому и надо экспериментировать. Как насчёт громкости? Или звукового прикрытия... если поднять галдёж...
— Ну-ну, и привратник поверит, что задремал под ваши вопли.
Мне не хотелось признаваться, но желание изучить воздействие Напева на привратника занимало меня куда больше возможных последствий. Вообще-то, обычно я проводила все выходные и праздники в библиотеке, пытаясь вникнуть в содержимое очередного толстого фолианта, но сейчас стало очень обидно из-за запрета покидать школу...
В полутёмном холле было очень тихо: большая часть учеников сбежала в город, меньшая уединилась с конспектами. Привратник читал книжку в будочке. Нас с Эльтой, затаившихся под лестницей, он не видел.
— Давай, — шепнула Эльта.
Я тихо-тихо запела "Как на школьном на крылечке", Эльта подпела — шелестящим бесплотным голосом. Ветерок пробежал по холлу.
Допев до конца, мы вышли из-под лестницы. Привратник дремал, уронив голову на грудь. Я прокралась к двери, Эльта беззвучно побежала за Яськой. Несколько минут спустя мы были на воле.
Небо мерцало сиренью. В такие ночи не видно ни звёзд, ни лун, и опасно левитировать — слабые неприметные ветерки вдруг оказываются свихнувшимися вихрями, рвут, толкают, швыряют и тянут во все стороны. До сих пор остаётся неясной природа этого явления — то ли мы имеем дело с очередным проявлением эфина-неопределённости, то ли сирень и ветерки могут быть объяснены обычным путём.
Я выбиралась в город нечасто: большую часть свободного времени приходилось проводить в библиотеке, да и не люблю я города. А вот Эльта с Яськой частенько сюда наведывались, в том числе — в запретное ночное время.
— Пойдём на Фонарное, — предложил Яська.
И мы пошли.
Фонарное Перекрестье — на самом деле это широкая улица — спит днём. Или никогда не спит. Не знаю. Во всяком случае, поплутав по тихим вечерним улочкам, мы услышали шум за полверсты. Я бы и раньше его услышала, но Эльта с Яськой заспорили о каком-то "переменном коэффициенте стихийной левитации". Мой робкий вопрос "Разве при стихийной левитации учитываются коэффициенты?" был отвергнут с сочувственным похлопыванием по руке. Я попыталась вспомнить учебник — не было там никаких коэффициентов! Ну и ладно.
— Кстати, как у нас с деньгами? — спросила у пространства Эльта, когда мы подошли к первому световому кругу, образованному висящим на стене "лентином".
— Мне сегодня заплатили за срыв урока, — признался Яська.
— Сколько дали?
— Три. Но два я отложил "на травки".
— Так за два золотых можно пол-лавки скупить! — удивилась я.
— Это мы так говорим. Имеется в виду — на любые ингредиенты или приборы, — пояснила Эльта, — Так, одну вёску на чёрный день. Осталось пятнадцать. Два сбора мои. Осталось тринадцать. Отлично, ужинаем за твой счёт!
— А почему два сбора её? — спросила я Яську.
— А мы условились давать друг другу десятину с гонораров.
— Куда пойдём? — спросила Эльта, — В "Бешеной крысе" построили обеденную веранду...
— Ух ты! Пошли!
— А что это такое?
— Вон, видишь, — Яська ткнул пальцем в ближайшее здание.
Здание действительно выглядело необычно. Перед дверью трактира возвели что-то вроде большого деревянного помоста, на него вынесли несколько столов. Ни крыши, ни навеса — зимой или в дождь столы придётся тащить в помещение. Людей на помосте было немного. До меня донёсся обрывок разговора из-за ближайшего стола:
— Вы знаете, учитель... — темноволосый юноша (слегка за двадцать) задумчиво потёр шею.
— Ты сам-то знаешь, Эльсиделл, что до сих пор...
Я не стала прислушиваться: "учитель" выглядел натуральным некромантом, а они существа зловредные. Например, Шелар.
Отвернувшись, я невольно присмотрелась к улице, и заметила...
— Такие штуки тут везде.
— Ох, Лека, ну ты книжная мышь! — сказал Яська, — Неужели ты вообще не бываешь в городе? Это же дорогие трактиры. А в обычных веранд нет.
"Бешеная крыса" находилась чуть ли не на другом конце улицы. От прогулки через всё Фонарное мне стало как-то не по себе — всё время казалось, что навстречу выйдет магистр Чейрис, декан родного ФПМа или вообще директор школы. По счастью, обошлось.
— А вас учителя никогда не ловили?
— Ловили, — признал Яська, — Ну и что? Картошку чистить мы умеем...
— А помнишь, когда заставили стёкла мыть, ты три дня перо держать не мог?
— Ну ты сравнила! То очистка корнеплодов — предусмотренное природой действие, обусловленное биологической потребностью в пище, а то — противоестественное натирание искусственно созданных поверхностей искусственно же созданным порошком сомнительного состава.
— А перебирать свитки в библиотеке не понравилось нам обоим, — завершила Эльта.
— Но уборка в библиотеке бывает раз в три года, а окна в этом году уже помыли, так что, ничего страшнее картошки нам не грозит.
Эльта покачала головой, явно намекая на нелюбовь к картошке. Веранда "Крысы" отличалась от веранд дорогих трактиров во-первых, количеством фонарей (ну да, здесь тоже висел один... какой-то...), а во-вторых, серой окраской. Свободных столов хватало, ужин принесли моментально, и вскоре Эльта с Яськой продолжили разговор о стихийной левитации, а я — размышления о возможном вылете в сессию. Которого мне очень хотелось избежать.
— Сударыня волшебница?
Эльта едва заметно вздрогнула. Я заметила низенького толстячка, когда он открыл дверь, выходя из трактира, но я наверняка была самой наблюдательной в этой компании.
— Я слушаю, — Эльта справедливо рассудила, что обращаются к ней: я на мага похожа не больше, чем директор Школы на священника.
— Не работаете ли вы по найму?
— Я? Иногда, — мимолетная растерянность, похоже, осталась незамеченной, — У вас что-то случилось?
— Да завелось что-то в погребе. Истребить бы...
— "Что-то"? — уточнила Эльта.
— Глазищами сверкает, — начал перечислять толстячок, — Иной раз спустишься за вином — а тут жуть находит, будто в полнолуние на Старосбирово кладбище в Стреленск поехал. Давеча одна разносчица с горячкой слегла. Не иначе, как нежить балует. Может, сговоримся?
— Может, и сговоримся.
— Может, за три золотых поглядите?
— Поглядеть? Всегда к вашим услугам, — усмехнулась Эльта, — Могу бесплатно.
Трактирщик уловил намёк:
— Ну и истребите заодно...
— За три золотых? — повернувшись, наконец, лицом к трактирщику (до этого момента она сидела вполоборота), переспросила Эльта.
Облик Эльты особенно эффектен днём, но даже сейчас она выглядела... необычно. Трактирщик малость струхнул — наверное, решил, что она старше, чем показалось сначала.
— Шесть золотых и ужин за счёт заведения, — неуверенно предложил он.
На Эльтином месте я бы поторговалась. Шут знает, что там за нечисть — а вдруг тиляк?
— Ужин на троих, и показывайте ваш погреб. Пошли, ребята.
То, что она берёт заказы, не успев получить степень, меня не удивляло — Эльта есть Эльта, — но зачем впутывать в это нас? Особенно, меня?
— Идём, — Яська потянул меня за рукав, — Посмотрим...
— Вы часто подрабатываете? — шёпотом спросила я у него.
— На стороне — первый раз. Ну, я думаю, справимся. Конечно, если тиляк...
Вариант с тиляком мне оч-чень не понравился.
Мы остановились у двери погреба. Трактирщик нагнулся было открыть, но Эльта велела "Погодите", присела и замерла, опустив голову.
— ...Нежить, — спустя несколько минут произнесла она, — Полуматериальная, пища — либо эмоции, либо жизненная сила. Берёмся, Яська?
— Гонорар пополам? — и где он только прятал кинжал? Длинный. Не меч, конечно, но и не складной ножик, в карман такое не запихнёшь.
Мне стало совсем неловко. И зачем я туда полезу? Оружия у меня нет, сражаться с нежитью мне приходилось лишь на практикумах по некромантии и природоведению, и нежить была мелкая, учебная. Полевая практика начинается только с четвёртого курса...
В погреб я спустилась последней. Над головой громыхнула крышка. Похоже, хозяин трактира преуменьшил страх, вызванный у него светящимися глазами.
Стоя на нижней ступеньке деревянной лестницы, я огляделась.
Погреб?!
Замковые подземелья.
Чёрный Грот — на — Лисве.
Или, хотя бы, знаменитая Красная пещера с нечистью. На меньшее обширная площадь, уставленная бочонками, ларями и корзинами, не тянула. Теперь я тоже чуяла нежить, но заметить её пока не могла. В лесу как-то... сподручнее.
Эльта медленно прошлась вдоль ряда высоких плетеных корзин. Яська свернул вправо. Он здорово видел в темноте — думаю, не хуже меня. И очень тихо передвигался. Я постаралась идти бесшумно, но не очень-то получилось: эхо баловалось с каждым шорохом. Пол был неровный, кажется, земляной.
— Яська, что-то не так. Я не могу запустить паутинный импульс. И руна обострения не создаётся.
— Эльта, может не надо? Ты ведь только один раз смогла правильно...
— Вирен, я не могу даже неправильно. Со мной что-то случилось, — Эльта настороженно оглядывалась. Я поняла, что впервые слышу, как она называет Яську по имени, — Как будто... некоторые заклинания перестали получаться. И сила хуже контролируется.
Яська сделал ещё несколько шагов вправо. Мне тоже почудился какой-то шорох, но чутьё подсказывало — мышь или крыса. Что такое с Эльтой?
— У меня тоже странные ощущения, — проговорил Яська, — Словно зачерпнул воду ладонью, и пальцы сжал, а она всё равно вытекает.
— А у меня такое ощущение, словно на меня... смотрят, — призналась я.
— Вон, на лестнице.
Я повернула голову туда, куда указала Эльта. Н-да. Это мы сглупили — надо было кому-то остаться лестницу стеречь. Тогда нас от неё не отрезали бы. Сейчас на нас смотрели белые глаза-полумесяцы рожками вниз; зелёное существо размером с волка окружалось серебристым свечением; нос-хоботок слегка вздрагивал. Я таких не видела даже на картинке.
— Лунный последыш, — констатировала Эльта.
Я удивилась её чутью. Догадка, высказанная у опущенного люка, была абсолютно верной. Лунные последыши — эмоциональные паразиты нематериального происхождения, пятый-четвёртый класс опасности. Заводятся в местах с повышенной некроактивностью, например, в качественно освящённых склепах, если положить туда парочку неблагонадёжных мертвецов. В моём учебнике им посвящалось пол-абзаца, но я верила, что Эльта умеет справляться с этой нежитью. Между тем, нежить подалась вперёд.
— Я... я не могу, — ровным, странно напряжённым голосом произнесла Эльта, — Я ничего не могу сделать.
— Эльта, ты что...
— Я не могу оформить малый экзорцизм номер три. И "дремник", и "дурман-пламя". Ничего. Я...
В следующий момент последыш прыгнул. Я вскрикнула, Яська метнулся навстречу, Эльта застонала и осела на пол. Что с ней? Лунный последыш — не тиляк, он не может так скоро обездвижить мага, тем более — такого как Эльта. Чары, парирующие эмоциональный паразитизм, некроманты проходят на первом курсе! А вот я их не знаю. Последыш перескочил через тело и уставился на нас узкими глазками-полумесяцами.
— Лека... Лека, она не смогла трансформироваться, — вид у Яськи был ошалелый, — И я... к-кажется, я совсем не могу к-колдовать.
Мне показалось, что свечение последыша стало ярче. Ну конечно — он тянул наш страх, словно мы были годовалыми детишками! Что происходит? Что с ребятами? Я попробовала сконцентрироваться на запасе волшебной силы, и у меня получилось. Я чувствовала себя как обычно, в моём распоряжении было три сотни нисов, они переливались у меня в голове — но я не знала, на что их использовать, а последыш (видимо, скотина сидела на человеческой диете) прыгнул в мою сторону, разом сократив десятиметровое расстояние вдвое.
Хоть бы какая-нибудь палка... хоть бы камень... Колени начали дрожать. Нежить никуда не спешила, стояла, принюхиваясь. Я запаниковала. Эфин, ножик бы... ножик... это ещё грань истерики или уже истерика?
— Яська! Яська, чтоб с тебя все щиты поснимало!! Сделай что-нибудь!!!
Яська растерянно глянул на меня. А потом с его свободной правой ладони сорвался сгусток зелёного пламени. Разросшись на лету в диск с заострённым краем, он врезался в шею лунного последыша. Запахло горящей нефтью — я однажды слышала этот запах, и запомнила его навсегда. Голова лунного последыша оторвалась от шеи и упала в полулодке от туловища. Второй зелёный лепесток обернул тело нежити; шерсть стремительно почернела, обугливаясь; мерзкий запах горящей нефти стал чётче. Последыш дёрнул лапами, заваливаясь на бок. Тело быстро съёживалось.
— Эльта, Эльта... — Яська присел рядом с подругой, обнял её за плечи и без успеха попытался усадить, — ты как? Ты можешь думать? Ты меня слышишь? Эльта...
— С-слышу, — Эльта привстала, опершись на локоть, — Я не теряла сознания, — она поёжилась, — Т-ты "дурман-пламя" неправильно делаешь, безымянный с мизинцем не надо сгибать...
— У вас это... прошло? — робко спросила я, наконец сумев пошевелиться (сесть на корточки, прислонившись спиной к бочонку).
Кажется, вышло очень пискляво. И ещё руки дрожали. Я чувствовала себя абсолютно пустой, словно из меня вытянули все эмоции и изрядную толику жизненной силы.
— Пока нет, — уже вполне спокойно ответила Эльта, — Но я работаю...
— Лека, ты хоть понимаешь, что ты сделала, мышь книжная? — а вот рядом с Яськой спокойствие и не пробегало, — Ты меня прокляла, ясно! Ты меня по-настоящему прокляла — чтобы все щиты сняло! Это простейшее заклятие, "детский щит", маги налагают его на своих детей, чтобы у тех способности не проявлялись в четыре года. Наверное, директор навёл его на нас с Эльтой во время последней выволочки, только не общий — мы бы сразу поняли, а изнутри он снимается за две секунды, если знать, как, — а избирательный, на нормальную магию. А ты его сняла...
— Воспитатель, чтоб ему, — добавила Эльта.
Только теперь до меня дошло, что опустошение — не эмоциональное. Я всего-навсего на две трети истощила свой запас волшебной силы.
С третьим рассветным лучом вошли мы под синюю арку школьных ворот. Справа — стройная девушка в серебристо-серой (издалека и не поймёшь, что пыль) мантии — Эльта, посредине Яська с почти нормальным лицом (пятна успели полинять), слева — я. Над нами на отломанной от забора жерди, подобно гербу на шпиле главной башни королевского дворца или штандарту над полком, реяла поросшая бледно-зелёной шерстью треугольная башка, немного опаленная у шеи. Жаль, что от туловища один пепел остался.
Вошли и вошли. Продефилировали у стены, задержались ненадолго под директорским окном (пятый этаж, жёлтая занавеска) и сгинули в чёрном проёме дверей.
Неделю спустя вся школа судачила о том, как любимый директор предложил его высочеству Венеславу, советнику по вопросам культуры и образования, найти себе толкового исполняющего обязанности, чтобы наконец-то привести в чувство помянутые сферы гражданского общества.
Выяснить, какая сволочь наложила на любимого директора чары "мудрый советчик", не удалось.
Не мы.
