Двигатель летательного аппарата, питаемый водородной смесью, с высоты 5 тысяч метров услышать при всём желании было невозможно. Разглядеть ползущую по небу машину (машинку) — если только целенаправленно блуждать по небу хорошей оптикой.

В этот раз оператор перебрался с юта в малый конференц-зал, где собрался штаб, а капитан, поглядывая то в планшет, то на большой экран, где дублировалась трансляция видеоизображения, мог напрямую давать команды куда направлять "птичку".

С пяти километров камера представляла широкий обзор.

Первое, что бросалось в глаза — раскинувшиеся берега и возвышенности Новой земли. Пустынные, покрытые снегом и по своему величественные, уходящие, теряющиеся в стороне "норда".

Следом внимание на цепочку кораблей эскадры Рожественского — тёмный штрих-пунктир на светлом фоне. Изображение чуть поплыло, приближаясь, показывая уже выраженные обводы бортов, тёмные угловатые убелённые инеем очертания надстроек.

Умеренный трубный дым, сносит, веет в сторону. Как будто караван стал "на перекур". Пройдя, кстати, едва ли чуть больше половины длинны пролива.

Оператор потянулся за подробностями — снова засучил джойстиком сужая фокус, но Черто́в отрицательно мотнул головой:

— На обратном пути. Покажи сначала мне "британца", затем повиси — прикинем диспозицию.

Через минуту в поле зрения показалась чистая вода, контрастирующая с кромкой льдов и нередкими вкраплениями отколовшихся, дрейфующих кусков.

Справа оттеняло базальтом островов Новой земли.

И совсем недалеко от береговой черты (так казалось с высоты) стоял крейсер. Его серый силуэт можно было бы принять за один из скальных огрызков, если бы не всё тот же демаскирующий дым из труб.

— А ведь он просто прикрывается от айсбергов сушей..., — догадался старпом, — особо не рискует, чтоб и на рифы не налететь. Но очень удобная позиция.

— Да чё там..., — предположил начбезопасности, — дальномеры имеет, где Рожественский шёл засёк, вот и держится в пределах. И в лёд не лезет.

— Он вообще, очень осторожный..., это английский капитан, — задумчиво согласился Черто́в.

— Так я чём и говорю! Почему бы нам прагматичностью сакса не воспользоваться! — Тут же стал аргументировать в своём ключе Шпаковский, — парой-тройкой бочек напалма мы его естественно не утопим. Но серьёзный пожар даст понять, что "пора и честь знать" и валить на Альбион подобру-поздорову. А что "вертушкой" нашумим, так больше её, даже при ледовой разведке, и не использовать. Вон беспилотники навороченные какие....

Капитан промычал что-то нечленораздельное, сверяя картинку "с неба" с разложенной тут же штурманской картой. Постучал пальцем по точке на экране, затем показал то же самое место на топографии, мэкнув ещё раз, поднимая глаза на подчинённых. Заговорил медленно, с расстановкой:

— Мда, вот тут — остров Логинов! Сюда вертолом доставить бочки. Только не напалма вашего, а чтоб зажечь и коптило конкретно. Тут нашим химикам несложно будет....

К сожалению, всё-таки от заманчивой версии, когда сам англичанин известит, что эскадра застряла, придётся отказаться. Сиречь — выводим караван ночью. Край — поэтапно.

Объясняю! Если мы будем не успевать, северный ветер с коптильни на острове как раз дымом закроет наш отход. Для запала ребят подберите ..., наверное, из морпехов. Команда на поджиг по рации.

И ещё! Подумайте о вероятности, что крейсер может и всандалить по острову из чего-нибудь. Он-то гад рядышком будет. Так что.... чтоб горючка и наши за скалами сидели! Прятались. Ды́му всё ровно откуда клубиться.

И не надо на меня смотреть такими кислыми лицами! Тоже мне "радикальный блок непримиримых".

Всё! Не обсуждается. Только, блин, тёрок нам с Рожественским..., с царём... и в довершении с Англией не хватало!

Шпаковский лишь прожужжал едва слышно, что-то типа: "пожалел англичашек. Они бы с нами не церемонились" и быстро переключился, теперь цепляясь упрямством за новые обстоятельства:

— А если они с "Бервика" э-э-э, десант малый на шлюпках до припая, потом по льду пёхом...? Застукают наших....

— Ну, чего ты начинаешь? — Спокойно возразил капитан, — сам же говорил — не резкий этот англичанин. Пальнуть из пушкаря это еще, куда ни шло. И то притянуто мной за уши. А переться по полыньям.... Не станут.

— Андрей Анатольевич! Товарищ капитан! — "Умники" из "Сокола" так и не определились с субординацией... жутко смущались..., и как подозревал начбезопасности, регулярно где-то изыскивали пойло. От этого их "застенчивость" выглядела весьма характерно.

— Что? — Почти в два голоса спросили кэп и помощник.

— Гляньте..., — соловел глазами спец, кивая тыковками на экран.

"Моторчик" уже возвращался на базу, проходя над эскадрой, исправно транслируя....

— Не понял..., стреляют что ль?

Замыкающий броненосец вспыхивал белыми пороховыми бутонами ... и что самое поразительное — били рядом! Около корабля взбивались характерные... не султаны взрывов, как в воде, а взметалось ледовое пылекрошево с дымом от детонации.

— Спасение утопающих — дело самих.... Они чего это — решили лёд вокруг обколоть пушками и сами выбираться?

— Ерунда какая, — в голосе капитана озадаченность и недоумение.

Джойстик вывел на максимальное приближение и стали заметны чёрные точки на льду — люди. Людское движение было заметно и на палубе броненосца.

— Запросите Рожественского! Что это у них происходит?

Продолжали смотреть на экран. Надстройка корабля снова обелился пороховым дымом, но заметить, куда стреляли, не удалось. Затем внизу всё прекратилось — выстрелов больше не наблюдалось. Исчезли со льда и человечишки.

Тренькнул телефон. Кэп поднял трубку — звонили с радиорубки, сухо отчитавшись:

— На флагмане подтвердили приём.

— Ага, — Андрей Анатольевич понимал, что на "Суворове" цепочка от телеграфистов, с дешифровкой, и вестовым к командующему займёт какое-то время.

"Опять же с нормальной реакцией Зиновия. Наш адмирал кажется, злонамеренно порой не реагирует на телеграммы. Либо отвечает с нарочитым запозданием".

Естественно не стал суетить, что "как только придёт ответ, так сразу..." — это само собой. А вспомнил ещё о более неприятных непонятках со связью — передатчик, отосланный в Петербург молчал. А так же два дня не удавалось связаться со "Скуратовым". До этого Престин как минимум раз в сутки производил контрольный радиообмен.

И об этом Андрей Анатольевич тоже не стал спрашивать, зная, что было бы что, немедленно известили.

* * *

Именно в этот час вице-адмирал Дубасов составлял подробный отчёт о чрезвычайном и трагическом происшествии для отправки курьером фельдъегерского корпуса.

Вслед за срочной и короткой телеграммой. В столицу. Лично императору.

Регулярные посещения высокими чинами парохода "Скуратов" естественно не остались незамеченными. Первыми индикаторами были писаки всех мастей, крутившиеся вокруг да около. Тот инцидент с участием матроса и британских подданных закончился ничем (в плане дознания) — у иностранцев оказались влиятельные покровители в Петербурге и дипломатическое прикрытие. Так что жандармский ротмистр, хоть и имел особые полномочия, не смог (не успел) даже провести пристрастный допрос.

Потом весь видимый интерес к "Скуратову" подугас, перекинувшись на более весомые "персонажи".

Но после ухода эскадры Рожественского негласная охрана "объекта" стала докладывать о новых подозрительных и просто не в меру любопытных личностях.

Посовещавшись, Дубасов и ротмистр пришли к мнению, что выставлять наглядный вооружённый караул или ещё как-то усилить охрану — явно привлечь излишнее внимание.

Вице-адмирал в свою очередь предложил Престину снять пока радиостанцию пришельцев и поместить в более защищённом месте на берегу. Константин Иванович пообещал проконсультироваться по этому поводу с потомками, сославшись на возможные сложности с демонтажём. Как и на необходимость ежесуточной поддержки свя́зи, пока не стабилизируется ситуация у Карских ворот.

Разговор этот произошёл ещё до того, как эскадра Рожественского застряла.

Ночью Дубасова разбудили, сообщив, что в порту пожар — горит "Скуратов".

Как не спешил, но на пристань вице-адмирал прибыл уже, когда огонь удалось погасить.

Здесь распоряжался жандармский ротмистр. По предварительному расследованию, удалось установить, что на пароход проникло двое посторонних. Почему на борту в это время оказался Престин, ещё предстояло выяснить, так как люди ротмистра осуществляли постоянное сопровождение капитана, в том числе и по городу, а так же приглядывали за членами экипажа. Но видимо проморгали.

Огонь вспыхнул именно в каюте, где находилась секретная аппаратура. При осмотре Дубасов обратил внимание, что она не только обгорела, но и была характерно изъедена кислотой. Что дало адмиралу повод предположить, что Престин ввиду угрозы секретности, успел вылить на неё содержимое бутылки со специальной жидкостью оставленной потомками как раз для подобной ситуации.

Это же подтверждали (по словам доктора осмотревшего раненого бессознательного капитана), следы на одежде и руках Престина.

"Скорей всего, Константин Иванович, не успевая, просто разбил бутылку об приборы, руками прикрывшись от брызг. И почему-то случился пожар. И если бы не пожар, шпионы, вероятно, что-то смогли бы унести и скрыться. А так — среагировала охрана, — адмирал пробежался взглядом по закопченной каюте, посчитав почерневшие, оплавленные блоки, — всё вроде бы на месте".

— Один убит. Одного удалось пленить, — ротмистр зыркал глазами, с подозрительным интересом оглядывая место происшествия, — при быстром допросе назвался поляком, но его пшеканье уж явно с английским акцентом. Опять британцы. Что ж им так тут намазано, а?

Адмирал словно и не услышал последнего вопроса жандарма, коротко указав на обгоревшие конструкции и провода:

— Это всё надо перевезти в другое место, предварительно заколотив от посторонних взглядов в ящики.

Вытирая смоченным платком никак не очищающиеся от копоти руки, Фёдор Васильевич мрачно смотрел, как жандармы выносили обёрнутые в парусину предметы палубу, где два плотника по-быстрому сколачивали тару. Далее всё сносили на берег и грузили в бричку.

Расстраиваться естественно было от чего. Адмирал уже мысленно составлял рапорт императору.

"А предварительно, с утра, надлежит отослать телеграмму. Связь с ледоколом (а через него и с эскадрой Рожественского) теперь только через радиостанцию, которая уехала в Петербург с царским поездом".

Фёдору Васильевичу хотелось держать руку на пульсе, а потому он посчитал, что, пожалуй, и ему лучше будет вернуться в столицу.

"Как бы повилять и убедить государя не слушать этих проклятых любителей всего английского, коих в его окружении предостаточно, включая ближайшую родню? Слыханное ли дело — беспардонность британских шпионов переходит всякие границы. И требует адекватного ответа, а не дипломатических протестов".

И только потом пришло осмысленное сожалении о жертвах этой шпионской войны:

"Убит один матрос, второй доставлен в больницу с ножевым ранением. И Престин.... Доктор на вопрос о его состоянии трагически покачал головой, констатируя: "помимо ожогов, пулевое ранение. Пулю удалось извлечь, но вряд ли он протянет долго".

Да-а, бедный Константин Иванович"!

Дубасов повернулся к подошедшему, откашлявшемуся, чтобы обратить на себя внимание, ротмистру.

— Ваше высокопревосходительство..., — начал тот и неожиданно заговорил более доверительно, — Фёдор Васильевич. Этот мнимый "поляк" при задержании был немного помят..., скажем так — ранен. Я вот подумал и хотел бы попросить — не упоминать его в рапорте. Или же доложить о двух убитых в перестрелке иностранных шпионах. Иначе мне опять ничего не дадут вызнать....

Адмирал чуть нахмурился:

"А ежели жандарм выпытает у этого головореза чего-то такого чего ему знать не положено"?

Однако быстро отбросил сомнения:

— "Чёрт побери, если уж англичанам что-то известно, чего уж от своих-то скрывать...".

Поэтому без какой-либо снисходительности, а с полным пониманием, кивнул, ожидающему ответа ротмистру:

— Да, конечно. Поддерживаю.

Не подслушанный разговор... разговоры.

Вертолётный ангар....

— А что, соляру на Логинов повезём в железных бочках? — Неодобрительно спросил Шабанов, глядя как "химики" чего-то доливали и смешивали.

— Нет, конечно. Потом перецедят.

В ангар заглянул Волков и, увидев стоящих в сторонке пилота с начальником безопасности, подошёл.

— А! А вот ещё один из "блока радикально-непримиримых", — скалясь, поприветствовал Шпаковский, — чего ты такой загадочный?

Морпех взглянул действительно немного заговорщически, и хоть в замкнутом помещении было довольно шумно, тихо предложил:

— А может на борт "Миля" пару бочек напалма всё ж прихватить..., в довесок?

Да попотчевать вражину ненароком?

— Э-э-э, лейтенант! Где твоя воинская дисциплина? — Однако в интонациях Шпаковского осуждения почти не слышалось. Скорей усмешка — он украдкой переглянулся с Шабановым, — скажу честно такая мысль в голове тоже проблудилась. Но если уж мы (!) начнём чудить с дисциплиной, то, чего ж ждать от остального экипажа...? Так что выкинь дурь из головы.

И где-то в районе второй палубы....

Возбуждённо и таясь:

— Есть тема, айда в курилку!

С сомнением и лёгкой досадой:

— Что-то дельное? По нашему... разговору?

— Да! — Добавил бы на радостях "чёрт возьми", но сдержался.

— Пошли, покурим на палубу..., — принимая с недовольством.

Наверху сходу трепыхнул картой на ветру:

— Смотри! Собираются сюда вертолом отправить пару че́лов, запалить дымовуху....

И пришлось разжевать смысл и цель, пока товарищ по устремлениям врубится:

— Я как узнал, сразу нас добровольцами, мляха, записал! Сечёшь! Остров Логинов, припай — всего ничего. А рядом английский крейсер. Дыма мы исправно замутим, хай подавятся. А на британца сигнал фонариком маякнём (ты ж в "морзянке" шаришь) — просвещённые... хы, причапают, нас заберут и вуаля — западная жизнь!

— Схарчат нас твои просвещённые....

— А мы языком трепать не станем, — в возбуждении даже не просёк безысходный (или уверенный) пессимизм собеседника, — всего не расскажем. Америкосы мы, и всё тут! Хорошая версия!

— Не прокатит, — попытка говорить на языке оппонента (уже оппонента) давалась с трудом, потому что аргументы выходили неубедительными, — дело заигралось слишком далеко и сложно. Да и чем тебе вариант кэпа плох. Перспективы....

А тот чутьём понял другой настрой напарника. Вспылил:

— Да меня бесит, когда за меня кто-то принимает решения! У меня это в крови....

— А чё, не так всегда было?

— Но не в этом случае! Системы нет! И мы на великом перепутье. Неужели ты не понимаешь?! Мои предки когда-то сбежали от шляхтичей, чтобы обрести вольницу. Их едва не охолопили москали. Они осели на Дону.

1234

↓ Содержание ↓