Глава 6
" — Что же делать?" — думал Шульц. Этот вопрос волновал сейчас и его и Кляйна больше всего на свете. Но ответа на него пока, не находили ни тот ни другой.
" — Как все это не вовремя! — с досадой размышлял Кляйн, — Жаль, конечно, беднягу Фрица. Как это его угораздило попасть под шальную пулю, да еще и от своего же пулеметчика! Нарочно не придумаешь, но ситуация складывается, как не крути, дерьмовая. Двигаться сам он не сможет и что теперь нам с ним делать, ума не приложу. С собой тащить? Это же абсурд! Сидеть здесь и ждать пока он умрет? Абсолютно нет времени, да это и небезопасно. Затаиться, дождаться темноты и вернуться на берег? Подадим сигнал своим и переправим раненого радиста через Дон? Тоже не годится. Русские не дураки и могут сообразить, что ночная перестрелка, просто могла быть прикрытием чего-то важного. Возьмут, да и прочешут берег и окрестности, вот тогда нам придется туго. Нужно как можно быстрее уходить отсюда или хотя бы сменить место стоянки. Риск нарваться на настоящих бойцов НКВД очень велик. Ведь все было рассчитано на то, что группе предстоит действовать в глубине обороны противника, а так же на то, что все будут живы здоровы. Поэтому, ранение Харта в дальнейшие планы группы, ну никак не вписывается. Есть одно решение у этой проблемы, но это крайняя мера. Хотя... Кажется, другого выхода у нас нет."
Он не был уверен до конца, стоит ли идти на крайние меры, но в сложившейся обстановке, скорее всего, это было единственно правильное решение. Пауль не был новичком в разведке, лично принимал участие во многих операциях, из которых одни завершались удачно, другие не очень хорошо, было и несколько таких, когда просто чудом удавалось унести ноги. Но в своем деле, он был настоящим профессионалом. Человек разносторонне образованный, энергичный и решительный, он воспринимал свою службу в разведке как тяжелую и опасную, но очень необходимую для Германии работу. Владел приемами защиты и нападения, неплохо стрелял, при необходимости, легко мог заменить радиста. Хотя основная специальность его была — подрывник. Не говоря о том, что он в совершенстве знал четыре иностранных языка и являлся неплохим психологом. Кляйн не был авантюристом по складу характера, поэтому зря рисковать своей жизнью не собирался. Он считал, что до сегодняшнего дня, ему крупно везло. Но удача непостоянна, как и все женщины и прошедшей ночью она просто отвернулась от группы Шульца.
Кляйн не доверял Березину и Долгачеву, был уверен, что на русских полностью положиться нельзя, как бы лестно о них не отзывалось в характеристиках начальство разведшколы. Ведь были же случаи, когда в результате проверки (ложной выброски) диверсионно-разведывательных групп, составленных из прошедших обучение в разведшколах Абвера бывших пленных русских солдат, результаты особо не радовали, скорее наоборот. После приземления и сбора, некоторые из этих групп, когда целиком, иногда несколько человек, старались сдаться в плен, якобы "случайно" вышедшим на них "бойцам" или "командирам" Красной Армии, а на самом деле переодетым в советскую форму немецким солдатам. Знал Кляйн, так же и о том, как поступали с такими группами. Им предлагали сдаться, ну а в случае отказа, просто уничтожали. Но, нужно отдать им должное — эти русские были неплохими солдатами. Когда понимали, что рассчитывать больше не на что, они дрались с отчаянием обреченных. " — Нужно следить за ними в оба! От них что угодно можно ожидать!" — подумал Пауль и посмотрел на Шульца.
Тот, в это время, мысленно рассуждал о том же. Для себя он уже почти все решил. В конце концов, кто командует группой? Уже совсем рассвело и в свете нового дня, со всей остротой вставал вопрос: стоит ли продолжать выполнять задание? И ответ на него, для Шульца, по крайней мере, был вполне ясен — нужно. Нет, просто необходимо продолжить выполнение поставленной его группе задачи. О том, что знал он, не догадывались ни Кляйн, ни радист, ни тем более русские, хотя радист теперь не в счет. Харт уже никому ничего не расскажет. Из всей группы, только Шульц и подрывник были осведомлены о сути выполняемой задачи и конечной точке маршрута. Но даже Кляйну не было известно, что в эту же самую ночь, с аналогичным заданием через Дон переправлялась еще одна диверсионная группа, целиком состоящая из русских. Самое примечательное во всем этом было то, что командовал этой группой бывший лейтенант НКВД, добровольно перешедший на немецкую сторону, почти ровно год назад, в августе сорок первого.
Изначально было запланировано, что в случае потери командира группы или радиста, Кляйн мог заменить любого из них. И лишь потеря и Харта и подрывника, ставила под угрозу срыва выполнение задания. Но и в этом случае, Шульц имел право задержаться на сутки, вызвать со своего берега резервного радиста и продолжал бы дальше выполнять поставленную задачу. Такая возможность, в принципе, была предусмотрена заранее и, нужный специалист имелся, но исходя из сложившейся ситуации, группа могла действовать дальше. Оставалось решить совсем небольшую проблему — что делать с Хартом?
То, что эвакуировать его бесполезно, было видно даже невооруженным взглядом. С такими ранами, он не дотянет даже до полудня. Поэтому терять сутки, практически сидя на месте, рисковать всей группой и возможным срывом всего дела из-за Харта, не входило в планы Шульца. Шансы на выживание радиста с каждой минутой приближались к нулю. Что ж, придется пожертвовать одним, для спасения всех. Как командир, Шульц принял твердое решение, и обсуждать свои действия ни с кем не собирался. Без всякого сомнения, он исполнит свой долг в отношении Харта. Свершит акт милосердия и избавит беднягу от страданий. Иного выхода Шульц просто не видел.
Посмотрев на часы, он отметил, что они с Паулем, битый час сидят и молча слушают стоны не приходящего в сознание радиста. Нужно решиться, наконец. Сбрасывая сонное оцепенение мрачных мыслей, Шульц сказал, обращаясь к подрывнику:
— Не мешало бы перекусить. Как думаешь, Пауль?
Кляйн с удивлением посмотрел на командира. Нужно что-то немедленно предпринимать, надо действовать, а Шульц думает о пище. Поддаваться панике, в данный момент, действительно не стоит. Все правильно, необходимо успокоиться, собраться с силами и решить, что конкретно делать дальше. Хотя, кажется, обер-лейтенант для себя уже все решил.
— Смени русских. Пусть оба будут на виду, так, чтобы мы могли их контролировать. Мы перекусим пока, а ты посмотри за обстановкой вокруг. Если все будет спокойно, вернешься. А я, постараюсь решить вопрос с Хартом. Ты меня понял? — Шульц поднял голову и взглянул Кляйну прямо в глаза. По этому взгляду все было ясно, и подрывник сказал лишь:
— Да, Георг. Я понял тебя. Думаю, так будет лучше для всех нас. Бедняга Фриц!
— Идет война и потери, к сожалению, неизбежны. На его месте, мог оказаться любой из нас. Что тут поделаешь? За дело, Пауль!
Кляйн живо встал, подхватил свой автомат и двинулся в сторону зарослей кустарника, где должен был находиться один из русских.
Кляйн живо встал, подхватил свой автомат и двинулся в сторону зарослей кустарника, где должен был находиться один из русских. Сменив Долгачева, передал ему приказ Шульца и отправил его за Березиным. Проводив взглядом удаляющегося русского, усмехнулся про себя: " — Удивительно! Как это они до сих пор не сбежали?". Осмотрелся, как следует и минут пять внимательно вслушивался в окружающую его природу.
Хотя солнце лишь немного поднялось над горизонтом, можно было сказать наверняка — день обещал быть жарким. Лес, несмотря на боевые действия, взрывы и выстрелы, жил какой-то таинственной жизнью. Птицы не покинули свои гнезда и, не смотря ни на что, в этот утренний час исполняли каждая свою, особую песню. Слышен был переливчатый голос иволги, будто кто-то выводил затейливую трель на флейте. Где-то, совсем рядом, резко прозвучал дробный стук дятла, похожий на пулемет. Как будто эхо повторило за дятлом, издалека донеслись настоящие пулеметные очереди. Неслышно было лишь беспокойного треска сорок — первого признака появления поблизости чужаков.
Действительно, несмотря на тревожную ночь, чувство голода давало о себе знать. " — Да, жизнь идет своим чередом, — со вздохом подумал Кляйн, — вокруг вроде бы тихо. Надо возвращаться. Время не ждет".
Русские, в это время, сидели на поляне под большим, раскидистым дубом и торопливо ели. Время от времени они, переставали жевать и, вытянув шеи, беспокойно озирались по сторонам. Оружие держали под рукой, ведь их перед отправкой "заинструктировали" буквально до нервного тика — в плен живыми, ни за что не сдаваться, в случае чего — отстреливаться до конца, предварительно оставив последний патрон для себя. А уж если попались, во всем чистосердечно раскаяться и предложить чекистам свои услуги, мол, хочу искупить вину перед Родиной. И так далее, но при переходе обратно, опять чистосердечно во всем признаться, уже немцам. Пройти кучу всевозможных проверок и перепроверок. В общем, лучше сразу застрелиться, мороки меньше.
" — Трусят!" — с презрением подумал Шульц. Сам он был, как ни странно, совершенно спокоен. Даже чересчур спокоен, невзирая на все неприятности, которые приключились с ним за последнее время. Точнее за прошедшую ночь. Он решился, наконец, на то, о чем усердно размышлял последние два часа.
Подойдя к Харту, Шульц опустился на одно колено и склонился над ним. Радист был без сознания, но иногда вдруг, начинал громко стонать и бормотать что-то по-немецки. Что именно он говорил в бреду, было не разобрать и, несмотря на кажущееся спокойствие, Шульц все-таки немного нервничал. Склонившись над радистом, обер-лейтенант произнес:
— Ну, вот и все, Фриц. Ты сделал все что мог и до конца исполнил свой долг. И не твоя вина, что все кончается вот так.
Глядя, на покрытый капельками пота лоб Харта, Шульц не испытывал ни жалости, ни сострадания, лишь чувство горькой досады владело им. Подобное могло случиться в любой момент, и с любым из их группы. Просто это судьба или злой рок выбирают, кому жить дальше, а кому придется исчезнуть навсегда. Шульц уже потянулся к голенищу сапога, за ножом, как вдруг, радист открыл глаза и судорожным движением схватил его за руку. Видимо из последних сил, он произносил слова с большим трудом, Харт прохрипел:
— Обещай! Обещай мне, Георг! Ты сам расскажешь Марте... обо мне. Это моя последняя просьба. Там, на том берегу, в моих вещах письмо. Прошу тебя, передай его сам. Скажи, что я... — он закрыл глаза и с трудом переводя дыхание добавил, — Я верю... Верю... Ты вернешься...
Он снова закрыл глаза. Видимо, на эти слова ушли последние силы, он пытался еще что-то сказать, но лишь глухо застонал и потерял сознание. Шульц, отточенным движением, вытащил нож и, наклонившись почти к самому уху Харта, прохрипел не своим голосом:
— Я все сделаю! Все сделаю! Не беспокойся, Фриц, прости меня и ... Прощай! — он резко выдохнул и вонзил нож в сердце радиста. Тот дернулся судорожно несколько раз, вытянулся и затих навсегда.
" — Ну, вот и все, " — подумал Шульц, машинально доставая документы из кармана гимнастерки Харта и пряча их к себе в командирскую сумку. Отошел от тела, присел на поваленное дерево и, сорвав лист лопуха, стал задумчиво и неспешно вытирать кровь с ножа.
Неслышно появившийся из кустов Кляйн, скорее всего, видел последний акт разыгравшейся на поляне драмы. " — Да. Не позавидуешь сейчас бедняге Георгу. Но я думаю, моя рука тоже не дрогнула бы, окажись кто-то другой на месте Харта. Все-таки железные нервы у нашего командира! Недаром начальство, всегда ставило его в пример другим ".
Шульц обернулся на звук шагов и сказал, подошедшему Кляйну:
— Он был хорошим солдатом. Но каждому из нас, Бог отмерил свой срок, на этой земле. Не так ли, дружище?
— Все верно, Георг. Да упокоит Господь его душу! Итак, мой командир, какими будут наши дальнейшие действия?
— Во-первых, прикажи русским выкопать могилу для бедняги Фрица. Затем, подкрепимся немного и прикинем по карте наш дальнейший маршрут. Мне кажется, нет смысла отказываться от первоначально разработанного плана, несмотря на то, что наш отряд понес потерю, мы все же способны выполнить основное задание. Как думаешь, Пауль?
— Согласен. Именно так мы и поступим, но необходимо не терять ни минуты и как можно скорее постараться покинуть этот район. Ночь выдалась беспокойная, было много шума. Возможно, противник о чем-то догадывается и в скором времени, они могут прочесать подозрительные места. Осмотрят берег и если обнаружат место нашей ночной высадки, заметят следы, то с большой долей вероятности можно утверждать, что они тут же организуют поиск. Нельзя недооценивать противника, это чревато последствиями, ты же знаешь об этом, как никто другой. А столкновения, тем более со стрельбой, нам пока ни к чему.
Шульц вытер пот со лба. Сунул оттертый от крови Харта нож, обратно, за голенище сапога и устало произнес:
— Я тоже так думаю. За дело!
Приказав русским выкопать могилу, для погибшего радиста Шульц и Кляйн присели под дубом, чтобы перекусить и заодно обсудить план дальнейших действий, а так же маршрут движения группы. Смерть Харта наложила свой мрачный отпечаток на это, в общем-то, неплохое утро. Да и еда, несмотря на явственное ощущение голода, не особо радовала. Но командир, все же заставил себя проглотить этот, не то поздний завтрак, не то ранний обед. Затем, они с подрывником, разложив на траве карту, принялись решать вопрос — как лучше всего добираться до места выполнения задания. Кляйн, взглянул на часы, потом на русских, без особого энтузиазма копавшихся неподалеку, зло прикрикнул на них:
— Живее! Живее работайте! Прошло уже полчаса, а вы даже по колено не выкопали! Этак вы здесь до ночи возиться будете. Нужно уходить отсюда, и как можно скорее. Или вы решили дождаться родных советских чекистов? Думаете, они простят вам измену Родине? Как бы ни так! Поставят, к первой же стене и расстреляют без всякого сожаления. Так что копайте быстрее, иначе я сам вас закопаю в этой яме!
— Спокойнее, Пауль! Держи себя в руках, — одернул его Шульц, — не отвлекайся. И еще, с этой минуты, постарайся называть меня или по званию, или русским именем. Не забывай, что мы находимся на вражеской территории, а здесь, перефразируя известную поговорку — " и у деревьев могут быть уши".
— Я все понял, товарищ лейтенант, — буркнул Кляйн, и они снова углубились в изучение карты.
Один из русских, сделав недовольную гримасу, мельком взглянул на "сержанта Кравцова", " — чего мол, раскомандовался, без тебя ясно, чем все это может для нас обернуться". И принялся немного энергичней выбрасывать землю из ямы.
Другой же, во время нагоняя отвернулся в сторону, но если бы Кляйн видел выражение лица русского в эту минуту, он бы поразился. В глазах Семена, а это был он, на мгновение вспыхнули злые огоньки, поэтому пришлось отвернуться, что бы раньше времени не выдать своей лютой ненависти к немцам. Он твердо решил: при первой же возможности, или отстанет от группы, или если начнется серьезная заваруха, не оказывая сопротивления сдаться. И будь что будет.
Примерно о том же думал и Петр Долгачев, но планы его были немного иными. Первым делом, конечно, отбиться от этой компании, затем выйти к своим и выдать себя за окруженца. Хорошо бы, ранение какое-нибудь, не шибко тяжелое получить. В госпитале тыловом полежать, отдохнуть маленько. Воевать ему больше не хотелось. Хватит, навоевался! А в госпитале, глядишь, и получится как-нибудь от действующей армии открутиться. В общем, там видно будет, главное — вовремя смыться.
Пытался говорить с Семеном на эту тему, но дружбы, у них с Березиным пока не получалось. Был он какой-то неразговорчивый, смотрел исподлобья, на вопросы отвечал односложно. Поди, догадайся — что у него на уме? Да, с таким товарищем каши не сваришь.
Ни Березин, ни Долгачев не знали, куда ведут их немцы и даже не догадывались о том, какое у них задание. Но то, что задумали они какую-то крупную пакость, было видно сразу. И что для ее исполнения, этой самой пакости, они маму родную не пожалеют, а сделают, что замыслили. " Вот, своего же брата-немца, как поросенка закололи, и ни один мускул у лейтенанта на лице не дрогнул, — думал Долгачев, — а нам теперь копай, на такой жаре, могилку "херру офицеру", чтоб ему ни дна, ни покрышки! Да еще пошумливают, сволочи горластые. Мало мы этих окопов весной на Украине выкопали? Сколько техники было — и танки, и пушки разные, народу сколько понагнали. Ну, думали, дадим мы сейчас фрицам прикурить! Не тут-то было, прикурить они нам дали, да еще как! И где та техника? Где тот народ? А немцы — вот они, на Дону уже и останавливаться, как видно не собираются. Эх, мать! Что за жизнь? Одно огорчение". И, заметив недовольный взгляд Кляйна, принялся с ожесточением вгонять лопатку в грунт, и также свирепо, бормоча себе под нос, материл и немцев и Советскую власть, и войну, и все на свете.
Наконец, все было готово. Шульц и Кляйн перенесли тело Харта и опустили его на дно свежевырытой могилы. Русские довольно живо засыпали труп немецкого радиста землей и аккуратно заложили снятыми вначале работы кусками дерна. Замаскировали могилку, как следует — теперь, с двух шагов невозможно было определить, что здесь кто-то чего-то копал.
Распределили между собой ношу покойного, покурили минут пять, и собрались уходить. Путь их лежал на северо-восток Сталинградской области, а конкретно — на станцию Себряково. Там они должны были встретиться со связным, постараться провести радио сеанс с Центром, доложить о прибытии и получить дальнейшие указания. По крайней мере, на этой поляне, делать им было больше нечего.
