Бесконечная история (часть 1)

Огромный дворец нависал над городом, утопающим в послеполуденной жаре. Марево, поднимающееся над белыми крышами, недвусмысленно намекало на то, что на улицах сейчас могут находиться только самоубийцы и духовенство — или как там назвать сумасшедших, предпочитающих пребывание в духовке иным видам времяпровождения.

Дворец был самым большим зданием в городе Варге и в государстве НевеМория. Его сорокаметровые внешние стены доминировали над низкими, словно приплюснутыми, домами подданных. Возможно, дворец был самым большим зданием в мире. Достоверно этого не знал никто. Местами дворец выплеснулся за собственные стены: некоторые кварталы в городе изображали из себя приличные дома, но на самом-то деле были частью дворцового комплекса. Да и сами стены тоже перестраивались, внутри и снаружи них возводились новые кольца стен, возносились и сносились редуты, выкапывались и засыпались рвы, временами случайно обнажая подземелья и тайные ходы. Общая картина могла свести с ума даже Эшера. Достоверно известно, что ни один из двенадцати последних архитекторов дворца не был психически нормальным.

Дворец шумел, занятый собственной жизнью. Слуги услужливо сновали во всех направлениях, посыльные громко посылали тех, кто совался им под ноги; подобно утёсам спокойствия в бушующем океане человеческой массы, в пересечениях коридоров стояли стражники, кучкуясь по двое-трое, чтобы их не затоптали.

Внешние стены дворца отбрасывали на площадь узкую тень, в которой ещё кое-как можно было находиться. Пребывание на остальной части площади могло бы дать ясное представление о том, каково находиться на горячей сковородке, за одним исключением: на сковородке всё-таки было бы прохладнее. Ленивое уличное движение напрочь игнорировало всю остальную площадь, стремясь оказаться как можно ближе к древним каменным блокам стены.

— Э-э-э, куда прёшь! — лениво ругнулся дворцовый стражник, наблюдая, как на узком участке пытаются разъехаться две телеги. Возглас был послан наудачу и в равной степени мог быть адресован каждому участнику уличного движения. Правила дорожного движения, заботливо разработанные ещё отцом нынешнего монарха, были благосклонно приняты благодарным народом и немедленно забыты. Такое случается сплошь и рядом: любая попытка втолковать какому-нибудь крестьянину смысл объезда вокруг центра перекрёстка согласно сигналам регулировщика была бы обречена на провал, потому что для этого надо было бы объяснить, что такое «перекрёсток», «центр», «объезд» и кто этот дебил, торчащий посреди дороги и размахивающий полосатой палкой. О возможности достичь успеха в этом непростом деле можно судить по следующему факту: дать это объяснение крестьянину было бы лишь немногим труднее, чем объяснить всё вышеперечисленное тянущему его телегу волу.

Раздался треск. Сцепившиеся осями телеги перегородили всё движение на узкой полоске тени. Водилы-дальнобойщики слезли со своих транспортных средств и мрачно оценили ущерб. Волы, обрадовавшись внезапной передышке, замерли и опустили головы, время от времени шлёпая себя по бокам хвостами. Вообще, любое животное, вынужденное время от времени работать, в короткий срок осваивает науку выглядеть безмерно уставшим и без труда может позировать скульптору, решившему изваять воплощение усталости. Человек — не исключение. Посмотрите как-нибудь на обслуживающего вас банковского клерка, — да по нему же сразу видно, что он работает за пределом возможного, и за сегодняшний рабочий день заслуживает памятника в полный рост. Возможно, конного.

— Ты, эта... Поцифист! Ты смотри, куда едешь! — бросил пробный камень один из водителей, оценивая размах плеч второго.

— Сам ты поцифист! — обиделся второй. — Радуйся, что монтировки ещё не изобретены, а то я бы показал тебе, какой я поцифист!

— Господа, господа, — вмешался капрал дворцовой стражи, не вставая, — вы не могли бы продолжить свою плодотворную пацифистскую дискуссию в другом месте? Тут со дня на день король может появиться, а перед его появлением надо будет трупы убрать, кровь песочком засыпать... Оно мне надо?

— А ты вообще не вмешивайся, — предостерёг капрала один из водил, отстёгивая запасную оглоблю. — Охраняешь порядок — охраняй, а в драку не лезь.

— А кто дерётся? — полюбопытствовал второй водила, получил оглоблей и упал.

— Уже никто, — водитель сложил запасную оглоблю обратно в телегу. — В следующий раз будешь смотреть, куда едешь!

— Хватит, разъезжайтесь! — потребовал стражник, со вздохом поднимаясь на ноги. Он служил в дворцовой охране уже второй десяток лет, и был рабочим человеком; соответственно, всеми талантами рабочего человека он обладал в избытке. Поэтому наблюдатели внезапно и синхронно почувствовали, что за этот подъём на ноги он достоин как минимум мемориальной доски.

Оставшийся на ногах водител подошёл к своей телеге и освободил её. Тем самым было доказано, что умело применённая оглобля решает множество проблем дорожного движения.

Стражник посмотрел вслед победителю и чуть не попал под колёса транспортного средства, подрулившего к воротам дворца. Эта карета привлекала к себе внимание уже тем, что двигалась сами по себе. В городе, где основным движителем служили мускулы рикш, это не могло не привлекать к себе внимания. Во-вторых, за ней след в след ехали ещё две таких же кареты.

Королевская власть в государстве осуществлялась по принципу «живи сам и давай жить другим»: государство милостливо разрешало королю думать, что он им управляет. Короли, в свою очередь, прекрасно понимали, что самоустранение от управления государством поможет им оправдываться незнанием на суде, который устроит следующий узурпатор. Согласно этому принципу, между ходоком, по незнанию или по неопытности вошедшим в королевский дворец, и царственной особой следует разместить лабиринт, прорваться через который сможет только очень упёртый посетитель. А план лабиринта следует время от времени менять. Поэтому дворец находился в состоянии перманентного строительства, сопряжённого с ремонтом. При этом государи, у которых паранойя стала наследственным заболеванием, очень любили менять также внутреннюю планировку дворца, чтобы карты, составленные лазутчиками конкурентов, как можно быстрее переставали отражать реальное положение комнат и залов. В ходу были всевозможные милые королевские шутки типа «а бывший главный вход мы напичкаем смертельными ловушками» и «а давайте посадим в то, что вчера было тронным залом, пару голодных тигров».

Осложнить задачу посетителя, требующего аудиенции, должны были дополнительные заграждения в виде секретарей, региональных представителей, всевозможных комиссий, чиновников и управлений. Ещё одним способом оградить государя от реальности были две игры, называемых «объединение» и «разъединение»: задачу, которой занимались сегодня четыре отдела, завтра могли передать трём другим, а эти четыре слить в один, выделить из них Ответственную Комиссию и подчинить ей пятый отдел, а послезавтра вернуть всё в первоначальное состояние, но перетасовать кадры. В полном соответствии с планом, королевские канцелярские служащие активно симулировали полную занятость и даже приписывали себе сверхурочные, потому что альтернативой было возделывание тростника и хлопка под палящим солнцем — прямо скажем, не то занятие, которое способствует карьерному росту с полным соцпакетом.

Вследствие этого бюрократическая машина государства работала, как часы. Такие древние, механические башенные часы, с диким количеством шестерёнок, гирь, противовесов и стрелок, где каждая деталь движется, похоже, совершенно независимо от остальных и не имеет никакого представления о выполняемой ей функции.

И вот ко входу в это средоточие силы, мощи и бреда подъезжают три самодвижущиеся кареты. Мало того, что они были самодвижущимися, они были ещё и чёрными. В летнюю-то жару!

— Э-э-э... — ткнул пальцем рядовой стражник и поднял свою алебарду. С пола. Где она лежала, судя по слою пыли, не первый год. На дворец никто никогда не нападал. Это было не по правилам. Устроить дворцовый переворот с отравлением монарха — это да, это происходило с завидной регулярностью, но все соглашались, что нападать на вечно перестраиваемый, напичканный ловушками лабиринт было не самым лучшим способом обеспечить себе хорошую старость. Или вообще хоть какую-нибудь старость.

— Сам вижу, — кивнул капрал и направился к каретам. — Эй, вы! Читать разучились? Вам на парковку — это налево и в подземный гараж! Кстати, сегодня у них мойка карет бесплатно при покупке овса на трёх лошадей.

Из первой кареты выступил высокий худощавый брюнет. На нём красовался облегающий чёрный костюм из плотной ткани, а за плечами развевался черный же шёлковый плащ. Капрал окинул его профессиональным взглядом, задержавшись на сапогах. Сапоги тоже были чёрные, остроносые, с серебряными пряжками. Если бы у брюнета был соответствующий шлем, он вполне мог бы сойти за Бэтмена. Впечатление портил только плащ: в таких плащах полагалось ездить верхом, а не кататься в карете, поэтому начиная от середины спины плащ был безбожно измят.

— Клёвый прикид, — одобрительно кивнул капрал. — Только карету всё-таки в гараж...

Брюнет лениво щёлкнул пальцами. Алебарда странно обмякла и грозно зашипела. Стражник с изумлением обнаружил, что он угрожает гостям дворца злобной змеёй, взвыл и выронил рептилию. Шипящая алебарда раздула лезвие и зависла в воздухе, легонько касаясь горла капрала.

— Ы-ы-ы? — развёл руками рядовой, всем своим видом выражая безграничное удивление.

— Надо будет отнести её дворцовому ветеринару, — спокойно заметил капрал. — Совсем у неё плохо с согласными. И шипящие ни к чёрту. Оно и понятно, шипеть-то ей нечем... Об очковых змеях я слышал, а ты у нас будешь древковая?

Алебарда, представив себе визит к коновалу («Откройте лезвие и скажите «Ш-ш-ш!»), испуганно одеревенела обратно, продолжая, тем не менее, висеть в воздухе и легонько касаться горла капрала.

Из кареты вышел следующий пассажир. Это был огромный, злодейского вида человек, одетый в широкие просторные штаны из шкур и кожаную безрукавку. Руки, каждая толщиной в дерево, были перевиты мускулами и украшены кожаными браслетами с серебряными шипами, страшным оружием ближнего боя; такой же шипастый браслет красовался чуть выше правого колена. Кожаный ремешок на лбу схватывал волосы, чтобы те не лезли в глаза. Довершая образ, на левом боку висела обоюдоострая секира с короткой рукоятью — ещё одно жуткое оружие для рукопашной схватки. Игра солнечных лучей на лезвии секиры наводила на мысль о том, что так тщательно чистят оружие только в том случае, если его часто используют.

Капрал сглотнул. Карета была большой, но, должно быть, этот Бэтмен-лайт ехал в страшной тесноте. С таким-то попутчиком.

— СмертеХод? — негромко произнёс Человек-в-чёрном, не отводя взгляда от лица капрала.

— Да, сир? — отозвался великан.

— Можете начинать.

— Есть, сир. — Великан коротко поклонился спине Человека-в-чёрном, отвернулся и оглушительно свистнул.

Оставшиеся две кареты словно взорвались. Из каждой выскочило несколько десятков затянутых во всё чёрное солдат, которые начали быстро и профессионально обезоруживать застигнутую врасплох стражу. В основном это сводилось к отпиныванию алебард в сторону. Иногда — но не всегда — это даже удавалось. Когда сила сцепления алебарды с грязью была меньше силы пинка.

— Э-э-э! — восхитился рядовой, наблюдая за эффективными, быстрыми и экономными действиями солдат.

— Согласись, кареты, которые внутри больше, чем снаружи — это была гениальная идея, — негромко молвил Человек-в-чёрном.

— Сир?

— Да, СмертеХод?

— У алебарды два конца, сир. Но, сир, острый её конец — это тот, который противоположен тупому. Угрожать человеку тупым концом алебарды может быть сочтено за изощрённое издевательство, и просто не принято. А вы же не хотите, чтобы о вас плохо подумали. — Голос СмертеХода выражал безграничное смирение, достигнутое в результате многолетних тренировок.

Человек-в-чёрном критически осмотрел зависшую в воздухе алебарду, которая по-прежнему легонько касалась древком кожи на шее капрала, и, вроде бы, нашёл у неё лезвие. Затем он в лёгком замешательстве бросил взгляд на СмертеХода, дождался еле заметного кивка и щёлкнул пальцами. Алебарда пружинисто развернулась.

— ...! — высказался Человек-в-чёрном, пытаясь подняться с пола и заливая его кровью из расквашенного носа.

— Вы совершенно правы, сир, она именно такая и есть, — СмертеХод наклонился над Человеком-в-чёрном, одной рукой ставя его на ноги и отряхивая плащ. Попутно он сделал капралу (или алебарде?) страшную рожу: «Попробуешь засмеяться — стукну». — Но, сир, если позволите, вы допустили фактическую ошибку: алебарды обычно не размножаются половым путём, соответственно, у этой конкретной алебарды нет матери, сир. Ни той, которую вы упомянули, ни любой другой.

— Фам фнаю, — насупился Человек-в-чёрном, зажимая нос платком. — Фффофи у этого каффала, где ефо кофоль.

— Что ссосать, повелитель? — Лицо СмертеХода выражало лишь глубочайшую покорность и внемлющую сосредоточенность. Для того чтобы заметить играющие в глубине его глаз смешливые искорки, требовалось изрядная наблюдательность, которую в данный момент никто из присутствующих не проявлял.

— ...! — Человек-в-чёрном на секунду отвернулся к карете. Полыхнула яркая голубая вспышка, капрал ощутил в воздухе особый привкус высвободившегося магического разряда. Человек-в-чёрном повернулся обратно.

— Вы, э-э-э, капрал внутренней стражи? — холодно осведомился человек-в-чёрном. Его нос, очевидно, уже прекратил кровоточить.

— Э-э-э, — подтвердил рядовой, тыча пальцем в зависшую в воздухе алебарду.

— Препроводите меня к бывшему королю этой страны БофФину Первому, — приказал Человек-в-чёрном.

На дне души капрала что-то шевельнулось. Что-то, ощущаемое словно изжога после вчерашнего и именуемое совестью, отчаянно сопротивлялось самой мысли ввести захватчиков во дворец.

— По какому вопросу? — услужливо склонился он, выбрав самую безопасную форму протеста.

— Мы, архимаг МеталлиКэт, объявляем переворот в этом государстве, — уведомил капрала всё тот же холодный голос. — Бывший король НевеМории БофФин Первый должен отречься, сложить с себя полномочия и добровольно проследовать в государственную тюрьму. Иначе он будет помещён туда силой.

Капрал обеспокоено бросил взгляд на тень от дворцовой стены. Ему надо протянуть ещё минут двадцать, а потом придёт смена, и свежие сменщики накостыляют наглым захватчикам. Ну, или, по крайней мере, переворот случится не на его дежурстве.

— Но, сэр, король сейчас занят, — снова поклонился капрал. — В это время суток у него чай с малиновым вареньем, потом — занятия музыкой, а затем — посещение королевской оперы. Ни одно из этих дел никак нельзя отложить, сэр. Страшно подумать, что будет, если король не выпьет чай с вареньем! Он же потом может простудиться в тюрьме!

— Да?! — МеталлиКэт ошарашено взглянул на СмертеХода. — Н-ну... А когда у короля будет свободная минутка?