Дважды вдова

ДВАЖДЫ ВДОВА

ПРОЛОГ Старое кладбище было местом красивым и даже поэтическим. Старые дубы, клёны и липы смотрелись благородно и величественно, создавая живописные тенистые уголки. Разросшиеся и слегка одичавшие кусты красных и белых роз щедро дарили окружающему пространству свой дивный, сильный, богатый оттенками аромат. Солнце ласково гладило тёплыми лучами сочную изумрудно-зелёную траву. Место для отдохновения, да и только. Вечного, да. Впрочем, живые тоже изредка посещали это место, хотя и всё больше в День Отринутого Забвения. Он приходился на самый конец лета, когда принято было навещать могилы родных и оставлять несколько монет и горсть мелких орешков. Монеты становились законной добычей кладбищенского смотрителя, будучи платой за уход за могилами, хотя ему можно было заплатить и напрямую, обычаем это не возбранялось. Ну а орехи постепенно растаскивали весёлые рыжие белки (и, наверное, потом целый год не могли смотреть на них без содрогания). Впрочем, белки привыкли делать запасы, а зимой их подкармливал разве что смотритель, да и то только потому, что этих пушистых очаровательных зверьков кто-то когда-то посчитал угодными Забывчивым богам. Сами боги, к счастью, по данному вопросу не высказывались, на то они и Забывчивые. Сейчас было только начало лета, и женщина в длинной тёмной вдовьей накидке с откинутым капюшоном, шедшая по тенистым аллейкам, оказалась здесь просто потому, что ей этого захотелось. Она прошла в один из дальних уголков кладбища, где издавна хоронили представителей древнего графского рода Нейзир. Бросив взгляд на ряды благородных замшелых могильных камней с закруглённым верхом, женщина приблизилась к двум самым свежим могилам. Свежим относительно прочих, ибо с момента печального события, очевидно, прошло уже немало лет: эти серые камни тоже успели порасти мхом и потемнеть, хоть и не так сильно, как те, что на более древних могилах. Женщина положила на каждую из могил предписанный каноном букетик из пяти белых цветов. Это были редкие эльфийские тальмэа — хрупкие удлинённые колокольчики на изящно изогнутых стеблях. Их тонкий, нежный, благородный аромат деликатно отодвинул на второй план сильное благоухание кладбищенских роз. По губам женщины скользнула лёгкая улыбка. Она вдруг спокойно уселась прямо на траву, нимало не заботясь, что подобная поза совсем даже не подобает почтенной вдове. Женщина, поведя плечами, позволила накидке стечь на землю и обхватила руками колени. Наряд под накидкой оказался вовсе не вдовий, а скорее дорожный: белоснежная рубашка из дорогой ткани и винно-красные брючки, заправленные в узконосые полусапожки. Рукава рубашки были небрежно закатаны до локтя и открывали сильные, но изящные загорелые руки с длинными тонкими пальцами, на одном из которых красовался перстень с тёмно-зелёным прозрачным камнем. Брачной татуировки на левом запястье не было видно, и это позволяло предположить, что овдовела женщина достаточно давно — по крайней мере, больше пяти лет назад. Женщина прижмурилась и запрокинула голову, подставляя лицо солнечным поцелуям. Она была уже не юная и, возможно, не могла бы с полным правом называться классической красавицей, вроде тех, что позируют для магических картинок в ʺВестнике придворной модыʺ. Нос чуть длиннее, чем следовало бы, рот большеват, зато глаза красивые, выразительные, очень тёмные и бархатистые. Чёрные блестящие волосы женщины чуть вились и свободно падали ей на спину, доходя до лопаток. И это тоже было против общепринятых правил, хотя в дворянском обществе подобное и допускалось — обычно в кругу семьи, не на людях. Очевидно, эта женщина мало утруждала себя соблюдением общепринятых правил и так же мало заботилась о мнении окружающих, однако и высокомерием не страдала. Она просто жила так, как ей хочется, и готова была платить за это. И ведь заплатила... О чём никогда не жалела, хотя цена кому-то могла бы показаться чрезмерной. Впрочем, каждый решает сам, хочет ли платить за то, чтобы самому управлять своей жизнью, или просто плыть по течению. Женщина перевела взгляд на могильные камни с потемневшими, но хорошо читаемыми надписями. Сегодня ей хотелось вспоминать... Двое. Отец и сын, умершие, судя по дате, в один год. Впрочем, вторая могила была кенотафом, ибо к моменту похорон тело так и не нашли. Со времени тех событий над землями Эйзении пронеслось немало бурь — природных и исторических. Время честно брало своё, кого-то сведя в могилу, кому-то позволив родиться, кому-то подарив корону, кого-то уничтожив из памяти людской насовсем, оставив лишь горсть пыли на дороге. Время не знает жалости, как не знает и ненависти. Оно просто есть.

ГЛАВА 1 — Дрянь! Как ты смеешь возражать наставнице?.. Протяни руки! Послышался свист тонкого хлыстика, опускавшегося на ладони темноволосой девочки лет двенадцати, упрямо закусившей губу и смотревшей на наставницу исподлобья. Дийра не плакала — не так уж это было больно, особенно если привыкнуть. А Дийре давно пришлось это сделать: наставница ʺфиолетовойʺ группы, сойра Кайлана, невзлюбила девочку с первых же дней пребывания в пансионе Благого Забвения. За упрямство, независимость и за то, что порой осмеливалась оспаривать решения наставницы, вот как сейчас. Дийре досталось десять ударов, по пять на каждую ладонь, а после сойра Кайлана, не скрывая злобной радости, повторила: — Фиолетовый кристалл. К утру. Возражать не имело смысла, только хуже сделаешь. Дийра зло зыркнула на наставницу из-под полуопущенных ресниц. Третий фиолетовый кристалл за пятерик!.. Молящая о Забвении с ума сошла, Дийра ей что, неиссякаемый источник магии?.. — И советую помнить о смирении, упрямая дрянь! — напутствовала её сойра напоследок. — Молить Забывчивых о милости следует на коленях! Дверь комнатушки со стуком захлопнулась, в замке провернулся ключ. ʺМерзкая клещиха!" — с чувством, но беззвучно шепнула девочка. На коленях!.. Да Дийра лучше умрёт, чем примет эту гадкую, унизительную позу. Дворяне на коленях не ползают! Этому научил покойный отец, не говоря уже о том, что данная традиция и одновременно привилегия — незыблема. Даже Молящие о Забвении никогда не пытались на неё покуситься, даром что прибрали к рукам все ниточки власти, что постепенно выскальзывали из ослабевших пальцев королей Эйзении. Беда была в том, что формально Дийра больше не могла считать себя принадлежащей к дворянскому сословию. С того самого чёрного дня, как в храме Забывчивых определяющий шар вспыхнул, показывая, что в девочке проснулась проклятая богами магия. В тот же день Дийра отправилась в женский пансион Благого Забвения близ столицы королевства, превратившись в одну из ʺзабытых сиротокʺ, как их презрительно именовали. Происхождение Дийры, её врождённая гордость и независимая манера держаться несказанно злили сойру Кайлану, и девочка сотню раз повторяла себе, что следует быть незаметнее. Но получалось плохо, ведь отказаться от самой себя для Дийры было хуже смерти. Пусть родные добровольно вычеркнули её из своей памяти, но сама Дийра упрямо хранила прежние привычки и манеры. Она с тоской уставилась на пустой кристалл, который ей велено было предоставить к утру. Кайлана зарвалась, обезумев от жадности. Дийра не может заряжать фиолетовые кристаллы так часто, как того хочется мерзкой клещихе!.. Девочка чувствовала дрожание натянутой до предела струны магии, что словно бы вибрировала внутри неё. Натяни чуть сильнее — лопнет с жалким треньканьем, ударив наотмашь. Нельзя, нельзя сегодня прибегать к магии, тем более для того, чтобы наполнить сиянием фиолетовый шарик. Дийра пыталась осторожно донести это до придирчивой наставницы, но только нарвалась на лишнее наказание. Она подула на горящие ладони, потом сглотнула набежавшую слюну, вспомнив о еде. В пансионе сейчас время ужина, и вдобавок сегодня последний день пятерика, а значит, к чаю вместо надоевших пресных лепёшек дадут кусок сладкого пирога. И только Дийра останется без ужина — в третий раз за этот пятерик!.. — потому что фиолетовые кристаллы следовало заполнять на голодный желудок, и вообще отрешившись от всего земного. Святые Сёстры, Молящие о Забвении, учили, что дух должен властвовать над телом. Фиолетовые кристаллы заполнялись ментальной магией и после могли использоваться в соответствующих артефактах. Такие кристаллы были способны заполнять немногие ʺсироткиʺ, вдобавок на это требовалось затратить немало усилий. В так называемой ʺфиолетовойʺ группе, кроме самой Дийры, было всего десять разновозрастных девочек. И никто, кроме Дийры, не мог заряжать по два кристалла в пятерик, не говоря уже о трёх. Впрочем, три не могла бы зарядить и Дийра, хотя считалось, что она обладает очень сильным магическим даром. Или, как утверждали Молящие о Забвении, проклятием. Магия, кроме храмовой, считалась чем-то грязным, нечистым. Детей, в которых проснулся магический дар, сразу же забирали из семьи, и они до совершеннолетия воспитывались в пансионах, где их ʺочищали от грязной магии проклятых нелюдейʺ. Святые Сёстры рассказывали, что людей, истинных чад истинных же богов, проклятые Забывчивыми эльфы и орки заразили способностью к богопротивной магии. Чтобы люди могли без вреда для себя пользоваться ʺгрязной силойʺ, её требовалось очистить священными обрядами и молитвами. Но главное, требовалось очистить самих носителей силы, для этого их и забирали из семей и помещали под надзор Молящих о Забвении. Так гласила официальная версия. Дийра снова с ненавистью взглянула на пустой камень, закреплённый на специальной низкой подставке. В идеале девочке следовало бы преклонить колени, возложить обе руки на кристалл, отринуть все суетные мысли и призвать силу. Кристалл заполнялся в течение четырёх — пяти часов, медленно и неохотно. Обычно Дийра сжимала колючий шарик в руках, удобно устраиваясь в кресле, и просто представляла, как её сила перетекает в камень. Но сегодня она понимала, что как никогда близко подошла к опасной грани, за которой её ждало выгорание. И, как следствие, неизбежный переход в жуткую ʺчёрнуюʺ группу. А это — смерть, медленная и мучительная. Значит, в ближайшее время заряжать кристалл нельзя, пусть Кайлана и взбесится от ярости. Какое она придумает наказание для ослушницы, Дийра старалась не думать. Уж в любом случае это будет менее страшным, чем выгорание. Чёрные кристаллы считались самыми дешёвыми и использовались повсеместно, потому что были доступны даже простонародью. Их можно было вставить в магическую лампу, нагревательный камень, использовавшийся для отопления дома, в холодильный камень продуктового шкафа, в пылесборщик и в любой другой бытовой артефакт из тех, что так приятно облегчали жизнь простого обывателя. Только вот ни простые обыватели, ни аристократы не знали, какой ценой заряжаются эти проклятые чёрные камни. А цена была страшная. В ʺчёрнуюʺ группу переводили всех выгоревших магов или тех, чей дар был слаб — то есть всех, кто не мог самостоятельно управлять своей силой. Из таких детей магическую энергию выдёргивали насильно, при помощи физических мучений. О нет, добрые сойры не упивались чужими страданиями и уж тем более не желали портить... ценное имущество, ведь Молящие о Забвении получали немалый доход от продажи заряженных кристаллов, а дети с магическим даром рождались не так уж часто. Поэтому, как шептались между собой воспитанницы пансиона, в ход чаще всего шли простые голод и жажда, но и от пыток не отказывались, если требовалось зарядить особенно мощный чёрный кристалл для особых случаев. Так ли это, никто из девчонок доподлинно не знал: ʺчёрнаяʺ группа жила в отдельном корпусе, и с другими детьми им общаться не позволялось. Их выводили порой на прогулку в сад, под строгим присмотром наставниц, и Дийра видела, что эти бледные, очень худые девочки в чёрных платьях всегда ходят медленно и будто бы с трудом, опускают глаза, говорят очень тихо и почти не интересуются происходящим вокруг. Нет, сама Дийра ни за что не хотела бы носить чёрное, хотя и фиолетовое платье её устраивало мало. В тот проклятый день, когда Дийра впервые переступила порог пансиона Благого Забвения, определяющий шар показал, что девочка могла бы заряжать и зелёные кристаллы тоже. Но, увы, ей не повезло до этого столкнуться с сойрой Кайланой. Когда оглушённую резкими переменами в жизни, растерянную и ещё не научившуюся притворяться смиренной девочку доставили в пансион, она имела глупость дерзко и вызывающе ответить светловолосой холодной красавице в фиолетовом. Это было в приёмной, где стоял определяющий шар, и сойра Кайлана в тот день была назначена встречать прибывающих новичков. Дийра надерзила грубо заговорившей с ней сойре, потому что привыкла к другому обращению. Дома её любили и баловали, особенно когда был жив отец, и десятилетняя девочка до сих пор никогда не сталкивалась с подобной грубостью. Увы, сойра Кайлана была не из тех, кто терпит неповиновение. Дийре моментально досталось унизительное наказание розгами, а после её, растрёпанную и заплаканную, вновь притащили в приёмную, и тамошний определяющий шар (более сложный артефакт, чем простые храмовые определители магии) окрасился в два цвета, что, в общем-то, не было редкостью. Многие дети могли заряжать кристаллы двух разных цветов, просто какой-то один доминировал, и его наполнение проходило легче и быстрее. Зелёного цвета у Дийры было больше, но Кайлана была наставницей ʺфиолетовой группыʺ и забрала новенькую к себе, решив заодно научить покорности. Способности к ментальной магии встречались реже прочих, а сойрам доставалась хорошая награда за каждый заряженный их воспитанницами кристалл. Вольготнее всего жилось ʺзелёнымʺ и ʺкоричневымʺ. Их никто не морил голодом, не стращал карами, их вообще наказывали очень редко. Коричневые кристаллы использовались в самодвижущихся повозках, магомобилях, заряжались легко и всегда были востребованы. Зелёные кристаллы заполнялись целительской магией и ценились очень высоко. Девочки в зелёных платьях часто работали в саду, выращивая цветы и лекарственные травы, или же занимались изготовлениями зелий, в процессе этого и заряжались зелёные искрящиеся шарики. Дийра тоже чувствовала склонность к этому, она вообще всегда любила цветы, природу, свежий воздух и саму жизнь. Но с сойрой Кайланой спорить было бесполезно, а директрисе, сойре Раминии, было наплевать на то, что творилось в пансионе. Поговаривали, Раминию сослали в пансион Благого Забвения в наказание за какой-то проступок, и она считала дни до того, как ей будет позволено вернуться в столицу. Так что всеми делами в пансионе заправляла её помощница Кайлана, и мерзкая клещиха делала что хотела, тем более что, по слухам, следующей директрисой должна была стать именно она. Единственной в их пансионе девочке, умевшей заряжать красные кристаллы, тоже, в общем-то, повезло. По крайней мере, она занималась тем, что ей нравилось. Вайрана внешностью и поведением напоминала мальчишку и терпеть не могла заниматься ʺдевчачьими глупостямиʺ. Вообще-то красные кристаллы — это боевая и охранная магия, и обычно она удавалась только мальчикам. Мужские пансионы ʺзабытых сиротокʺ и были основными поставщиками красных кристаллов, но зато среди мальчишек крайне редко встречались целители. ʺКоричневыхʺ и ʺфиолетовыхʺ магов среди мальчиков было примерно столько же, сколько у девочек, ну а ʺчёрныхʺ мало кто видел и уж точно никто не считал, кроме самих Молящих о Забвении, разумеется. Дийра уныло прислушалась к бурчанию в пустом желудке и забралась с ногами в единственное кресло, имевшееся в комнате. Больше никакой мебели, кроме подставки с кристаллом, тут не имелось. Голый каменный пол, голые серые стены, холод и сырость. Зимой тут было совсем тоскливо. Кресло было поставлено для наставницы, но ни сойра Кайлана, ни её помощницы не горели желанием сидеть тут целую ночь и ждать, пока кристалл будет заряжен. К тому же ментальная магия требовала уединения и тишины, так что наставницы следили только за новичками. Дийра давно уже не нуждалась ни в чьём присмотре для зарядки кристаллов. Девочка протяжно вздохнула и задумалась, сочиняя оправдательную речь для наставницы. Не то чтобы это могло помочь избежать наказания, но, может, потом сойра прислушается к доводам Дийры и смягчится? В самом деле, ей же первой невыгодно, если Дийра перегорит! ʺФиолетовыхʺ и так слишком мало. Но если дать Дийре отдохнуть хотя бы несколько дней, она снова сможет заряжать по два кристалла в пятерик. Иначе она не протянет шесть лет, оставшихся ей до совершеннолетия, и перестанет справляться со своей силой, а значит, перейдёт к ʺчёрнымʺ. Девочки шептались, что они после выхода из пансиона не доживают и до сорока лет, умирая от каких-нибудь болезней. Впрочем, всем ʺзабытым сироткамʺ не светит дожить до дарованных богами двухсот лет: говорят, проклятая магия отнимает половину этого срока. Да и что это за жизнь: бывшим магам редко удавалось, что называется, выбиться в люди, заключить брак и завести семью. Их сторонились, ими брезговали, их втайне опасались, будто эти несчастные дети были навек запятнаны богопротивной магией. Да так оно и было, впрочем — в глазах обывателей. Принадлежать к ʺсироткамʺ означало носить клеймо до самой смерти. После выхода из пансиона ʺсироткиʺ с навсегда уснувшим магическим даром были никому не нужны. В лучшем случае они становились секретарями или компаньонками знатных особ, а то и незаметными вечными помощниками хозяев небольших магазинчиков. Полунищее существование и никаких перспектив, только беспросветная работа и одиночество до конца жизни. Дийру же больше всего пугало то, что после наступления восемнадцатилетия ей сотрут память о годах, проведённых в пансионе. Это означало отдать что-то своё, сокровенное, часть самой себя... страшно. Понятно, зачем сойры прибегали к этому средству: они беззастенчиво эксплуатировали юных магов, а после вышвыривали их прочь, как выжатую половую тряпку. Это плохо вязалось с обликом святых и непогрешимых Сестёр и Братьев, Молящих о Забвении, а, следовательно, ʺсиротокʺ надлежало лишить возможности рассказать кому-либо об истинном положении дел в пансионах. И о том, чем на самом деле является ʺочищениеʺ от грязной магии. Сойры вовсю пользовались плодами той самой богопротивной магии и не испытывали от этого никаких неудобств. Лицемеры проклятые!.. Дийра ненавидела этих лживых тварей до глубины души, но подобные чувства нельзя было показывать никому... даже самой себе. Надо было затаиться, надо было притвориться послушной и, может быть, ей представится случай избежать стирания памяти. Говорят, после этой процедуры ʺсироткиʺ помнили только то, что они несколько лет провели в пансионе под присмотром святых Сестёр и Братьев, вели праведную жизнь и очистились от ʺнелюдской грязиʺ. Навыки и знания, полученные во время обучения, оставались с ними, речь шла только о магии и кристаллах. Никому, кроме Молящих о Забвении, не было известно, что эти кристаллы, которыми люди охотно пользовались и платили за них немалые деньги, на самом деле заряжаются детьми с магическим ʺбогопротивнымʺ даром. Дийра не знала, может, сойры и проводили какие-то очистительные обряды над заполненными кристаллами перед тем, как продать их, но магия-то внутри камней не становилась от этого другой!.. Главной и тщательно скрываемой тайной Молящих о Забвении было то, что никакой храмовой и божественной магии на самом деле не существовало. Совсем. Сойры в магическом плане были пустышками, а всё их могущество строилось на артефактах с заряженными кристаллами. А боги... если Забывчивые и существовали где-то, то им в любом случае было безразлично, что происходит в созданном ими мире. Если Забывчивые однажды вспомнят о нём, наступит конец света. Так гласят пророчества. Если, конечно, они не выдуманы самими сойрами, чтобы было чем оправдывать собственную незаменимость. Дийра не верила в богов и ещё меньше — в святость их служителей. Наверное, перестала в тот день, когда от неё отказалась собственная мать. Когда Дийре было чуть больше девяти, умер отец, глава рода раэ Тенго. Род был старинный, когда-то отделившийся от основной графской ветви. Собственного титула у раэ Тенго не имелось, зато были плодородные земли и небольшое месторождение магических кристаллов, приносившее стабильный доход. Делами семьи стал заниматься старший брат, ему уже сравнялось двадцать, и мать активно подыскивала ему достойную невесту. Дийру мать любила меньше сына, но всё равно, была неизменно добра и снисходительна. Как уже упоминалось, дома Дийру все любили и баловали, хотя отца она всегда обожала больше всех прочих. Его смерть девочка переживала очень тяжело, а чуть меньше года спустя на неё обрушилась новая беда. Раз в год всех детей королевства в возрасте от пяти до двенадцати лет полагалось обследовать на наличие магического дара. Для Дийры это всегда было пустой формальностью — прийти в храм, прочитать молитву Забывчивым и положить руки на определяющий шар. В дворянских семьях маги почти никогда не рождались, так что девочка даже не тревожилась, проходя проверку. Скоро она и вовсе должна была выйти из возраста, когда ещё могла проснуться магия. В тот раз Дийра, как всегда, пришла с матерью в храм, торопливо и небрежно пробормотала молитву и дотронулась до шара. Ударившее по глазам яркое сияние настолько ошеломило девочку, что всё дальнейшее она воспринимала словно бы со стороны. Она никак не могла поверить, что это происходит с ней. — Сожалею, райда Лийдия, в девочке проснулся проклятый дар, — послышались слова сойры Сибели, проверявшей детей в храме. Кажется, она действительно сожалела, ведь раэ Тенго всегда были примерными прихожанами и исправно жертвовали на храм немаленькие суммы. А тут — такой позор для славного рода. — В моём роду никогда не было магов! — взвизгнула мать каким-то не своим голосом. — Это всё раэ Тенго, их дурная кровь!.. Мать была племянницей маркиза, чем всегда искренне гордилась, и не единожды намекала отцу, что выйдя замуж за человека без титула, она сделала ему немалое одолжение. — Райда Лийдия, прошу вас, не переживайте, это проклятое дитя того не стоит, — подключился к утешениям ласковый и предупредительный сойро Шиандер, главный жрец городского храма. — Мы заберём её от вас, райда, и эта грязная магия никак не затронет вашу чистоту. — Но позор, сойро!.. — почти простонала мать и поднесла к глазам кружевной надушенный платочек. — Какой позор!.. Что скажут люди? А мой бедный сын, он пострадает от родства с этим... существом. Дийра окаменела. Она никак не могла взять в толк, что мама — добрая, чуточку рассеянная и всегда ласковая мама может так говорить о ней, Дийре, всеобщей любимице!.. Здесь какая-то ошибка, это дурной сон, это не может быть правдой!.. Девочке хотелось прокричать это, громко и надрывно, но она даже не могла пошевелить губами, только смотрела сквозь какую-то непонятную пелену, застилавшую глаза. Теперь-то Дийра знала, что сойры сразу же воздействовали на выявленных магов силой фиолетовых кристаллов, дабы избежать неподобающих для храма сцен. А тогда она просто будто бы задыхалась под внезапно наброшенным на неё плотным покрывалом, не дававшим выплеснуть наружу бурлившие внутри чувства. — Но ведь это не ваша вина, а ваша беда, райда Лийдия, — прожурчал белокурый, очень красивый, как и все служители Забывчивых, сойро Шиандер и ласково похлопал женщину по руке в знак утешения. — Не расстраивайтесь, не стоит оно того. Вы ведь знаете, райда, у вас всегда остаётся достойный выход. — Обряд Отчуждения? — Кажется, мать заметно воспрянула духом и даже перестала плакать. — Именно так, райда, — подтвердила сойра Сибели, удовлетворённо переглянувшись с Шиандером. — Я согласна! — ни секунды не колеблясь, ответила мать... бывшая мать. — Будущее моего мальчика не должно быть запятнано родством с этим проклятым существом. Тогда Дийра не знала толком, что это такое. Об Обряде Отчуждения она прочитала уже в пансионе. Родители выявленного юного мага отказывались от своих прав на ʺпроклятое дитяʺ и добровольно подвергались воздействию ментальной магии, после чего переставали испытывать какие-либо чувства к собственному ребёнку. Они словно забывали о нём — так, будто этого ребёнка и вовсе не существовало. По закону после совершеннолетия ʺсироткиʺ формально могли бы вернуться в семью, но только если их родители не прошли Обряд Отчуждения. В последнем случае ʺсироткамʺ перед выходом из пансиона вдобавок стирали воспоминания об их происхождении и давали новую фамилию. Вот это и пугало Дийру сильнее всего. Она не хотела забыть отца. Будь Тоннор раэ Тенго жив, он никогда не согласился бы на жуткий обряд и принял обратно дочь после пансиона, Дийра была в этом уверена. Подробности обряда в памяти Дийры не отложились. Она только смутно помнила, как её в последний раз привезли домой и оставили в холле под присмотром служителей богов. В холл созвали всех обитателей поместья — от брата Дийры до чумазого мальчишки, помогавшего на конюшне. Слуги не смели возражать госпоже, а брат, Крисмин, только один раз взглянул на девочку и виновато отвёл глаза. Наверное, тоже думал о будущем... как его мать. Какие-то слова на тайном языке Молящих о Забвении, невидимые путы, словно связавшие Дийру, гул голосов окружающих, туман в мыслях и перед глазами... Дийрана раэ Тенго перестала существовать. Это имя вычеркнут из родовой книги, и сама память о дочери Тоннора исчезнет. Будто её и не было никогда. Дийра беззвучно кричала, но почему-то не могла даже пошевелить губами, чтобы выразить своё отношение к этому жуткому предательству. Мать и брат отказались от родства с ней с ужасающей лёгкостью. Она и представить себе не могла, насколько сильно магов ненавидят и боятся. Сойры неусыпно следили, чтобы так и оставалось, потому что слишком привыкли паразитировать на юных магах, как насосавшиеся крови клещи. Твари ненасытные!.. Дийра сама не заметила, как начала всхлипывать, потому что горькие воспоминания разбередили разъедавшую душу язву. Девочка не раз клялась себе, что больше не станет проливать слёзы о людях, отказавшихся от неё... но не могла не плакать из-за предательства. Вот и сейчас она долго сидела с мокрыми щеками, по которым всё текли и текли горячие солёные ручейки. Успокоившись, Дийра кое-как скорчилась в кресле и уснула. Разбудил её скрежет ключа в замке. Неуютную серую комнату с голыми стенами заливал яркий утренний свет, делая её чуточку более приятной, но Дийре было не до солнца. Она торопливо вскочила, одновременно одёргивая измявшееся платье и пытаясь пригладить растрепавшиеся волосы. Наставницы требовали безупречности и аккуратности, хотя сейчас Дийру гораздо больше тревожило, что скажет сойра, увидев пустой кристалл. — Дрянная девчонка! Я научу тебя покорности!.. Сойра Кайлана прервала робкие попытки Дийры оправдаться и объяснить, почему она не могла зарядить кристалл. Наставница принялась отчитывать девочку звенящим от ярости голосом, а после схватила за плечо, больно впившись пальцами с длинными, накрашенными фиолетовым лаком ногтями, и прошипела прямо в лицо: — Мне надоела твоя строптивость и лень! Смеешь не подчиняться? Тебе же хуже! Ты будешь переведена в ʺчёрнуюʺ группу! Сегодня же.