|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
3. Именем Матери
-"Какая бесконечная ночь!
Ты спишь, родная, и это хорошо. Я не хочу тебя будить. Говорю сам с собой и воображаю, что ты меня слушаешь. Может, так оно и есть. Мне нужно выговориться. Слишком многое накопилось, в душе уже не удержать.
Я думаю о тебе. О нас. О том, что произошло с нами и должно произойти.
Еще год назад я даже не мог представить себе все это. Я был обычным парнем и жил обычной жизнью моего современника. Семья, учеба, работа, развлечения. Совершенно заурядная, скучная жизнь. Нет, тогда мне казалось, что все нормально. Все так живут в моем мире. Он слишком пресен, наш мир, сильные эмоции в нем скорее исключение. Что нас радует? Новая покупка, новое знакомство, новые впечатления. Да и то не всегда. Все стандартно, все пустая рисовка. Вспомни, что ты сказала мне при нашей первой встрече? Что тебе одиноко. И это самое правильное ощущение от нашей действительности. Наш мир — это мир одиночества. И самое страшное в том, как люди пытаются это одиночество заполнить. Я вспоминаю их глаза — они несчастны. Они покупают бесчисленное количество дорогих и ненужных вещей, чтобы заполнить душевную пустоту. Они не понимают простейших вещей. Того, что простой куриный суп или вареники с вишней, приготовленные руками любящего человека, куда вкусней всех этих ке-д-омар, нусет де шеврей, франсезиньо, чурраско, фуа-гра, хамонов и тирамису из модных ресторанов. Что вечерняя прогулка с любимой не сравнится с отдыхом на Мальдивах со случайной партнершей, который уйдет от тебя не задумываясь к другому, если этот другой предложит ей седьмой "Айфон", а ты — только шестой. Погоня за красивой обеспеченной жизнью мало-помалу превращается в продажность. Многие просто разучились любить. Или не понимают, что это значит. Когда любовь — это все, что тебе нужно. Все, что делает тебя счастливым. Наивно полагают, что материальное благополучие заменит им душевное тепло, заботу и близость мыслей. Одиноки люди в нашем мире. Каждый сам по себе. Наверное, поэтому многие так мечтают о любви, о семье. Но далеко не всем выпадает счастье, которое выпало мне.
Я ведь никогда не рассказывал тебе о моей семье, да? Мои родители — они самые обычные. Папа инженер-строитель, мама экономист. Отец жил не с нами,и мы много лет прожили с мамой вдвоем. Она... Знаешь, я часто думаю, как она там. Мама ведь не знает, что я жив. Она считает, что я умер, и даже тела моего не нашли. И у меня болит душа. Ведь кроме тебя и нее у меня никого нет, а я даже не могу сообщить ей, что все нормально, что я...
Нормально? Ха, какое странное слово! Я должен был бы сказать ей, что я счастлив, что у меня есть любимая, а я говорю так расплывчато — "нормально". Будто зачет сдал или надбавку к зарплате получил. Знаешь, мама в последние годы очень часто заговаривала о том, что мне пора жениться. Ей хотелось внуков, и все такое. Чтобы я с женой и детьми приходил к ней на чай. Мне очень тяжело думать о том, каково ей сейчас.
Давай о хорошем. Ты бы ей понравилась. Да-да, обязательно бы понравилась! Да ты не можешь не нравиться. Ты ведь такая красивая, такая нежная, такая сильная, такая замечательная. Я бы очень хотел, чтобы вы с встретились. Очень-очень...
Может, однажды мы сможем пересечь миры, вернуться в мое время, и эта встреча случится. Но только вместе. Мы должны быть вместе. Ты и я. И мама, если возможно. Я больше не хочу никого терять.
Мне их очень жаль — сэра Роберта, Элику. Даже Субботу, хоть и говнюк он был, прости Господи. Если бы не сэр Роберт, я бы... Короче, не знаю, что со мной было бы. Скорее всего, прибили бы нас с тобой какие-нибудь суеверные поселяне или инквизиторы. Вот так все совпало, просто чудо случилось, что сэр Роберт взял меня под опеку. Он и в Паи-Ларране меня спас, когда я в штрафники попал из-за поганцев де Хохов. И персекьютором меня сделал. Облагодетельствовал меня или разделил со мной свое проклятие?
Не знаю, не знаю.
Помнишь, где мы встретились с тобой? В книжном магазине. Так вот, я в той жизни запоем читал книжки фентези. Знаешь, разные истории про то, как человек из моего мира оказывался в другой реальности, вроде твоего Пакс, и всегда добивался в ней всего, что хотел. Становился героем благодаря своим умениям, полученным в нашей реальности, или особенным знаниям — или просто чертовскому везению, если особых умений не было. Все у него так легко и просто получалось. Ничем-то он в книжной действительности и не заморачивался. С ходу изучал языки, плел сильнейшие заклинания, будто всю жизнь до того магией занимался, мечом рубил, как заправский рыцарь, которых — между прочим — лет по пятнадцать учили обращаться с оружием. Жители внеземелья его слушали, поступали, как он хочет, загорались его проектами, служили ему верой и правдой. Воины сражались за него, маги уважали, девушки влюблялись в него пачками. Болезни нового мира его не брали, раны не гноились и не воспалялись, и смерть от заражения крови в отстутствие антибиотиков ему не грозила. Теперь-то и вспомнить смешно, но мне казалось это нормальным. Запоем я эти книжки читал, веришь? Легкое, развлекательное чтение, чего еще желать? И все эти попаданцы, как у нас их называют, не вызывали у меня иронической улыбки. Пока я сам не оказался на их месте. Да еще в ситуации, когда ты рядом с мной. Я ведь никогда не слушал того, что про тебя говорили — что ты, мол, могущественная волшебница, что можешь за себя сама постоять. Для меня ты маленькая хрупкая девочка, моя душа, мое сердечко, моя радость, моя главная забота, моя жизнь, и я знаю одно — я должен защищать тебя от всего черного, злого, больного и смертоносного, что есть в этом мире. Во всех мирах, Домино. Защищать и побеждать. Поэтому мне страшно. Я вижу, как на горизонте собирается буря, и не знаю, что будет с нами дальше. Не за себя боюсь — за тебя. Боюсь, хватит ли у меня сил тебя защитить.
Однажды, когда мне было лет восемь, отец взял меня за город, на рыбалку. Пока отец с удочками возился, я решил погулять по лесу. И наткнулся на гадюку, она на кочке лежала, на солнце грелась. Заорал я тогда так, что все птицы в лесу переполошились. И убежал. Отец потом сказал — повезло тебе, сынок. До сих пор помню, какое бледное у него было лицо, и как дрожали губы. Вот и сейчас я чувствую такой же липкий противный страх, как тогда, при встрече с гадюкой. Потому что будущее смотрит на нас с тобой змеиными глазами, а нам и бежать-то некуда. И вся надежда только на себя.
Но, как бы ни сложились наши судьбы, я знаю, что не было в моей жизни более чудесного и счастливого времени, чем то, что я провел рядом с тобой. Это всерьез. Это навсегда.
Ты спишь? Спи, спи, до утра еще долго. Не знаю наверняка, но чувствую.
Орфин сказал, что к полудню мы подойдем к Калю. А потом дорога в Рейвенор. Еще придется заехать в Эшевен. Де Фанзак ждет. Но это недолго. Главное — разговор с императором.
Нет, все не так, Домино. Главное — ты. Чтобы мы всегда были вместе. А все остальное...
Да плевать на него, вот что.
Какая долгая ночь! Господи, когда же наступит утро!
И наступит ли оно вообще?!"
* * *
Комендант Кальского порта Мориц де Кёрк был пьян. И напуган.
— Милорды рыцари! — Он отвесил нам низкий поклон, не то учтивый, не то издевательский. — Благодарю Матерь за ваше прибытие. И за безбожных виари, что с вами в компании, благодарю.
— Прекратите паясничать, — сухо ответил я. — Мы сопровождаем посланницу народа виари к его величеству в Рейвенор. Соблаговолите...
— В Рейвенор? — Де Кёрк скрестил руки на груди. — И вы прибыли сюда? Видимо, не знаете вы, милорд шевалье, про наши дела.
— Что я должен знать?
— А то, что в ловушке мы, — голос де Кёрка дрогнул. — И выбраться из нее никак не получится. В городе творится такое, что... Словом, в неудачное время вы прибыли, милорд шевалье, совсем неудачное.
— Хватит нас пугать. И объяснитесь, прошу вас.
— Объясниться? — Комендант покосился на стоявший перед ним на столе кувшин с вином, вздохнул. — Не проехать вам посуху. Мятеж в Кале. Уже четвертый день город во власти виссингов. Дым над Калем, небось, и с моря заметен.
— Заметен. И что дальше?
— Пять дней назад поползли по городу слухи, что королева-мать Вотана, король Эдельфред и гребаная куча их прихвостней из Вильзича отправились на охоту и не вернулись. Мол, подстерегли их имперцы и всех перебили, чтобы прибрать к рукам земли виссингов окончательно. Вот и поднялись кальские виссинги, все как один, будто только и ждали, когда топоры и мечи из погребов вытащить. Усадьбы имперцев и сторонников Ростиана пожгли, людей поубивали зверской методой. Весь город в их власти. Только порт и замок епископа еще не захвачены, но это вопрос времени — к смутьянам все время приходят подкрепления из окрестных поветов. Вся округа в огне. Уж не знаю, как у его преосвященства Ошера дела, но у меня всего сорок человек, и если бы не портовые укрепления, воры давно бы порт захватили со всеми товарами и кораблями.
— И поэтому вы пьете горькую? — я показал на кувшин. — Самое время напиться вусмерть, вы не находите?
— Молоды вы еще, милорд шевалье, — с укоризной произнес де Кёрк. — Не видели и не слышали того, что я и мои люди каждую ночь видим и слышим. Иначе поняли бы, что к чему.
— Это не оправдание. Говорите, епископ жив?
— На башне цитадели виднеется его знамя. Это все, что я могу сказать. Связи между нами и цитаделью нет, подступы к Узырскому холму мятежники перегородили баррикадами. И еще...
— Что еще?
— Мои люди напуганы. Они видели...
— Людей в волчьих шкурах?
— Тварей, — де Кёрк совсем сник. — Каждую ночь видят. И вой их злобный слышат до самого рассвета.
— Мы их тоже видели, — встрял в разговор Домаш. — И как видишь, собрат, живы и здоровы. А ты и твои чудо-витязи, прости покорно, твоя милость, полные штаны наложили, ажно пареной репой от вас на версту прет. Недостойно мужчины и рыцаря так...
— Погоди, Домаш, — я коснулся плеча роздольца. — И что, вы собираетесь сидеть в порту? Других мыслей не было?
— Я отправил корабль в Агерри с просьбой о помощи. Но пока помощь придет, нас всех перебьют.
— Значит, надо действовать, — внезапно сказала Домино. — Самим атаковать, и немедленно.
— Целую ручки милой мазель за чудесный совет, — ответил де Кёрк тоном, за который мне сильно захотелось дать ему в зубы. — Только вот где людей мне взять? С вами вместе едва полста копей наберется. А смутьянов в городе тьма-тьмущая. Порвут нас в клочья и не заметят.
— Если вы можете сидеть в порту и ждать чуда, то мы не можем, — сказал я. — Поэтому будем пробиваться к замку. Нужно спасти епископа. Я старше вас по чину, поэтому беру командование на себя. Соберите людей и будьте готовы сражаться.
* * *
Большая Портовая улица была затянута дымом — развалины подожженых мятежниками домов еще тлели. Дующий со стороны моря ветер уносил дым наверх, в сторону цитадели, но дышать все равно было тяжело. Я замотал нос и рот шарфом, посмотрел на Домино — она была спокойна.
— Не думай обо мне, — сказала она, слабо улыбнувшись. — Все будет хорошо.
— Вперед! — крикнул я.
Клин начал движение. По краям я поставил портовых стражников с большими щитами и алебардами, в голове встали мы — я, Домаш, Джарем, Ганель, де Кёрк и Домино, окруженная четырьмя конными воинами прикрытия. Внутри клина арбалетчики де Кёрка и два десятка виари под командованием капитана Орфина. Всего около семидесяти бойцов.
Семь десятков против сотен убийц, захвативших Каль.
Они показались очень скоро — сначала замелькали тени в дыму, потом раздались яростные вопли и засвистели стрелы. Арбалетчики и виари ответили дружным залпом: вопли и проклятия стали громче. Порыв ветра рассеял дым впереди, и мы увидели баррикаду из наваленных досок, бочек, повозок, мебели и больших камней высотой метра в три-четыре — она перегораживала улицу, и десятка два засевших на ней головорезов с большими луками, копьями и топорами не собирались сдаваться без боя.
Секундой спустя Домино повторила то, что я видел в самый первый день пребывания в этом мире — сорвавшийся с ее пальцев огненный шар пролетел над грязной улицей и ударился в самый центр баррикады. Полыхнула вспышка, раздался грохот, камни, доски, тлеющие тряпки посыпались на нас дождем вместе с бесформенными кровавыми клочьями, оставшимися от защитников баррикады.
— Au forter a Matra Bei! — закричал я, и мои воины подхватили этот крик.
Уцелевшие после атаки огненным шаром погромщики почти не сопротивлялись — ослепленные вспышкой, оглушенные и охваченные ужасом они начали разбегаться, едва мы ворвались в проделанную файерболлом брешь. Уйти почти никому не удалось — люди де Кёрка быстро покончили с ними. Двоих, впрочем, притащили ко мне живыми.
— Где ваш предводитель? — спросил я.
Виссинги молчали, опустив лица. Де Кёрк спешился, ухватил старшего из этой парочки за волосы, задрал ему подбородок и приставил лезвие кинжала к горлу.
— Кто ваш предводитель? — повторил я вопрос.
— Имперская крыса! — прохрипел виссинг, и больше уже ничего сказать не смог: де Кёрк перерезал ему горло, и бандит упал лицом в грязь, дергая ногами и поливая землю темной кровью.
Де Кёрк схватил второго виссинга, светловолосого парня лет двадцати, но тот вырвался, взвыл, подполз на коленях к моему коню и схватил его за переднюю ногу да так, что Шанс захрапел и замотал головой.
— Господине рыцарю! — выл парень. — Помилуйте, не погубите!
— Пощады тебе, пес? А ты каким местом думал, когда разбойничать шел? — Де Кёрк взял пленного за шиворот, потащил назад, но тот вцепился в моего коня мертвой хваткой.
— Все скажу, только не убийвайте! — выпалил он.
— Постойте, де Кёрк.... Ну, говори.
— Пришлый то был, — залепетал парень, глядя на меня пустыми от ужаса глазами. — Из Левхада. С господином бейлифом совокупно нас собрали. Говорил, имперцы их величеств порешили и нас скоро резать будут. И господин бейлиф нам приказал за топоры и вилы браться.
— Бейлиф? Венчен Друбби?
— Он самый, господине.
— И где сейчас бейлиф?
— Подле замка, епископа воюет, — парень заплакал, размазывая грязь и слезы по лицу. — Не погубиииииитяяяяя!
— Милорд! — Один из стражников подбежал ко мне, протянул руку, указывая пальцем на распахнутые двери уцелевшего дома слева от баррикады. — Там в доме... Глянуть вам надобно на это.
Я сделал знак де Кёрку, спешился, в сопровождении двух воинов вошел в дом. Лучше бы я этого не делал.
В горнице было темно, слоился серый дым. Удушающе пахло горелыми тряпками, но этот смрад не пербивал другого — хорошо мне знакомого, страшного запаха крови. Когда мои глаза привыкли к темноте, я увидел темные лужи на полу, распростертые среди обломков мебели, черепков и тряпок обезглавленные тела, и на столе, одна подле другой — пять голов.
Мужская, женская и головы трех детей. И рядом — окровавленную пилу, которой их отпилили.
Я не мог ничего сказать — подкативший к горлу ком не позволил даже звука издать. Да и стоило ли говорить что-нибудь? Просто стоял и смотрел — не знаю, как долго, — очнулся, вышел из дома на трясущихся ногах, подошел к пленному и рубанул мечом Зералина. Вложил весь ужас и весь гнев в один удар, и его оказалось достаточно. Как во сне услышал вскрик Домино. А потом настала тишина, в которой гудел ветер и трещали головни.
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
