↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Глава 22
Утром сначала скопом ощупали и опросили Большого. Тот был вялым и, на удивление, молчаливым, но зато живым. Потом был совет. Настоящий. Говорили больше часа. Изначально перемыли кости Швану, да воткнут ему боги кол, затем перешли к более конструктивным вещам.
— Я так и не понял, куда идём? — Спросил Клоп.
— Да..., — Чустам покосился на Огарика, планируя высказаться по мужски, но сдержался, — кто его знает куда идти.
Версий было несколько. Чустам предлагал "зарабатывать" и по прежней схеме: Клоп — хозяин, потом рабы Клопа, потом рабы на свободу. Я ратовал за север. Ну-у-у, допустим, что я стал свободным. Куда? Кому я нужен? Да тут ещё и Огарик..., вот уж кому нельзя в социум. А его бросить я тоже не могу — пусть будет, привязался, хотя если честно, то, как его бросишь? Ребёнка? Неожиданную версию предложил Липкий. Оказывается, портовые города, это довольно вольные сосредоточия преступности (где деньги, там понятно и желающие), в связи с этим, он предложил продать в портах всех лошадей там и последовать плану Чустама. Итог совещания был для меня неутешительным, хотя как неутешительным... особо я и не расстроился — мой план был основан просто на хотелках и фантазиях.
Итог — решили идти всё равно в Слопотское локотство, чтобы попасть в Луиланское. Короче, север контролировал так и так Слопотский локот — сволочь он — не мог рабам лазейку оставить.
Вторым вопросом совещания был вопрос процесса перехода из этого локотства, причём скорейшего перехода — балзон однозначно не должен забыть про нас. Через границу в неположенном месте после предупреждения воина идти не хотелось, хотя возникло некое сомнение — а не привиделось ли это нам? В том смысле, что покачивание головы? Если бы я был один, то сейчас, возможно бы засомневался под напором рабов, но ведь и Липкий видел.... Да и Чустам с аргументом про амулеты....
— А сколько человек подъедет, если нас обнаружат? — спросил я Чустама.
— Не знаю, не служил в страже, но думаю не менее десятка.
Немую паузу прервал Толикам:
— На обычном проезде тоже десяток.
— Это будет нахально, — прочитал меж строк предложение голубопечатного Клоп.
— Ничего, ты какие слова знаешь, — не удержался я от подкола.
— Не смешно.
— Не, мужики. Если тайно, то будет ли погоня или нет — не известно, а так нагло..., однозначно натравим на себя хвост. Предлагаю переехать ту же самую реку, только в самом неудобном месте, чтобы свести к минимуму угрозу преследования.
Как назло река была равномерна на всём своём протяжении, ну или на том десятке километров, по которому мы проехали. Самое плохое было то, что с этой стороны леса не было, а с той стоял плотный сосновый бор. Толикам предположил, что это не просто так, Огарик согласился, сославшись на слабее отголоски магии в земле.
— Жаль, что не через стражу, — высказал своё видение Клоп, пока ехали вдоль реки.
— Почему? — удивился Толикам.
— Так интересней было бы.
— Алтырей в роду не было? — спросил Чустам.
— Нет.
— Притянул беду. Давайте к реке!
Мы разом посмотрели туда, куда смотрел корм. Вдали, на расстоянии в пару километров, в нашу сторону неслось полтора десятка всадников. Выяснять дружественность намерений явно вооружённых людей мы не стали. Как оказалось, даже Ларк при случае может не бояться воды. Переправа была моментальной, лошади просто вынесли нас на противоположенный берег. Искупались в мерзкого вида воде всего трое — Толикам, Большой и я. Толикам в этот момент был пехом, Большой — побоялся потопить лошадь, я — аналогично, хотя потом уже осознал, что скажем Чустам, тяжелее меня и Огарика вместе взятых, а мой Звезданутый посерьёзней кобылы корма. Ну, хоть искупался. Ожидать и выяснять принадлежность воинов мы не стали, дали дёру по полной, то есть не жалея лошадей. Через час остановились и организовали круговую оборону, которую не снимали минут тридцать. Я был в качестве снайпера. Не верьте что у киллеров простая работа, за первых пятнадцать минут у меня глаза начали слезиться от пристального разглядывания зарослей. Преследователи так и не появились.
До вечера мы старались идти наиболее эффективно, то есть, пока лес — кто-то один идёт пешком, как только поле — скачем в галоп. Чустам, кстати, был против такого передвижения — мол, излишне привлекаем внимание, но кто бы его послушал — страх в голове — ужасная вещь.
В ночь остановились на отдых, хотя лошади были против — воды в округе мы не нашли. Огарик походил вокруг них, гладя руками морды.
— Пить не будут хотеть? — спросил я его.
— Нет, я так не умею. Просто успокоил.
Пока выдалась свободная минутка, я размышлял о сволочности людей, в Частности Швания. Ведь мог бы, как-то не подставляя нас провернуть всё? Или ему именно Огарик нужен был? Подкинул же Мир проблему. Каждый бдит только свои интересы. Гадко, но реалистично.... Пожалуй, только Клоп вон бессеребренник. Просто ради дружбы идёт с нами.... Или нет?
— Клоп! А почему ты по правде не хочешь возвращаться в свою деревню?
Раб, занятый срезанием ветвей для "постели", исподлобья глянул на меня. Отвечать не стал. Надо было наедине спросить. Не хорошо я как-то с другом....
— Те, что продавали нас оркам, — потухшим голосом вдруг произнёс Колотоп, — сказали, что отец знал о том, куда меня ведут.
Вот это поворот!
— Наврали! — попытался поддержать Клопа корм.
— Нет, — Клоп присел, опершись о ствол. — Отец никогда меня не любил. Не знаю почему. Может, потому, что я не похож на него.... В деревне говорили, что я не от него. А последних года три пить он взялся крепко. Как выпьет, так всё норовил меня задеть. Ну и десятин за пять до того как эти..., которые в рабство увели, появились, люлей я ему крепких дал.
Мы некоторое время помолчали.
— Ну и вернулся бы, спросил у него, — предложил Чустам.
— Пусть живут, как живётся, — Клоп встал и стал дальше срезать ветви.
Такая вот грустная история на ночь....
Проснулся я от чувства тревоги. Не знаю почему, но в душе прямо что-то саднило. Брезжил рассвет. Лес молчал утренним затишьем. Но, что-то было не так. Чустам чунал у дерева.
— Ты чего? — прошептал он.
Я пожал плечами. Сон, не смотря на то, что организм вопил об усталости, как рукой сняло.
— Не знаю, — также шёпотом ответил я ему. — Всё тихо?
Он пожал плечами, мол, как видишь.
— Ложись теперь ты, — предложил я ему и аккуратно переложил голову Огарика на сумку, которую использовал вместо подушки.
Корм даже отвечать не стал, как сидел, так и лёг на бок. Прошло минут двадцать, прежде чем я понял, что меня тревожило.
— Чустам, — растолкал я корма.
Он открыл глаза.
— Слышишь?
Тот сел:
— Нет.
— Цепи звенят.
Чустам прислушался:
— Там?
Я кивнул.
— Ну и пусть.
— Я схожу, посмотрю.
Корм пожал плечами и толкнул Клопа.
— М-м.
— Сядь на стражу, — прошептал корм.
Клоп сел, не открывая глаз. Чустам лёг обратно. Я дожидаться пока они разберутся между собой, не стал и, взяв арбалет, взвёл его и пошёл на звук. Чем ближе я приближался, тем отчётливей был слышен звук побрякивания цепей и глухие голоса. Минут через пятнадцать в кронах деревьев стал появляться просвет, а между ветвями и стволами — виднеться фигуры людей. Я, сделав небольшой крюк, зашёл со стороны развесистого куста на расстояние метров шестидесяти к ним. Осторожно выглянул через его ветви.
Торб рабов — человек пятнадцать завтракал на краю дороги. Спешно доставая прямо руками из глиняного горшка кашу — кто медленнее, тот голоднее. Сразу за ними у двуколки, оглобли которой лежали на земле, сидели пятеро работорговцев занятых тем же процессом, только при помощи деревянных лопаток и каждый из своей чашки. То, что это не стражники, не имперцы, а именно работорговцы я знал точно. Не знаю почему, но я был уверен в этом. Может повадки или ещё что-то, так как по одежде отличить обычных перегонщиков рабов от самих работорговцев было сложно. Но я, каким-то внутренним чутьём понимал, что это именно продавцы людей. Сразу за дорогой распростёрлось огромное поле, на котором паслись две лошади. И тут меня словно током ударило. Я, посетовав про себя, что не взял ещё болтов, стал поднимать арбалет. Расстояние конечно великовато, а я не снайпер, но попытка стоила того, ближе подбираться было опасно. Сзади зашелестела трава под чьими-то ногами, я резко развернулся и присел, перенаправив самострел.
Липкий открытыми ладонями призвал к спокойствию. Я кивнул и стал снова выцеливать жертву.
— Ты чего? — даже не прошептал, а выдохнул вор.
Я на время убрал самострел от плеча, чтобы надавить на глаза. Мушки как таковой на данном приспособлении не было, и пока я целился, в глазах, толи от усталости, толи от напряжения картинка теряла резкость.
— Вон тот третий взял меня в рабство.
Липкий выглянув из-за куста, одобрительно кивнул:
— Жди, я наших подниму. Только жди — не глупи, вор почти бесшумно стал отдаляться.
Ждать это долго. Очень долго. Считаешь секунды и беспрестанно оглядываешься. Вот рабы всё доели, вот у них забрали горшок, вот работорговцы стали запрягать двуколку и седлать лошадей, я вновь поднял арбалет, поскольку, похоже, именно тот, кто мне нужен, поедет верхом, а значит, есть шанс упустить его. Сзади вновь зашелестела трава. Ко мне, пригнувшись, подошли Липкий и Клоп.
— Воёвый, Толикам и Большой с той стороны заходят, — Липкий махнул налево. — Как ты выстрелишь, они поддержат.
— А остальные?
— Ларк вещи собирает и лошадей отвязывает, твой спит.
Я одобрительно кивнул. Моя цель стояла ко мне спиной. Я в третий раз прицелился и взял упреждение немного вверх. Щелчок тетивы был заглушен звоном цепей рабов. Болт ушёл выше головы твари. Тот видимо услышал свист болта, поскольку оглянулся вокруг и стал подтягивать подпругу. Липкий сунул мне ещё один болт. Молодец, озаботился. Я медленно стал натягивать рычаг — тугой зараза. Клоп в конце не вытерпел и помог. Чик! Тетива на месте, я вложил болт.
— Может я? — прошептал Липкий.
Я отвечать не стал и вновь поднял самострел. На этот раз целился ниже. Щелчок и ... я судорожно стал натягивать тетиву. Нет, цель выполнена, но ведь есть ещё четверо! Клоп быстро помог мне и, схватив топор, пошёл вместе с Липким вперёд. Я, вложив болт, попрыгал-похромал за ними. За это время ситуация на фронте изменилась, до боёв местного значения не дошло, но на одного противника стало меньше, так как из ещё одного лежачего тела торчала стрела. С другой стороны бежала вторая рабская ГБР. Трое на шестерых — не серьёзно, я даже выстрелить ещё раз не успел, как ещё один бы повержен топором Большого, а двое упали на колени в знак того, что сдаются. Липкий ловко ногой откинул от них мечи.
— Хромой, ты можешь без приключений! — крикнул Чустам. — Или хотя бы выспаться дать. Что с этими?
— Что орёшь? Ребёнка разбудишь.
Корм развернулся в сторону леса и свистнул. Наверняка сигнал Ларку.
— Эти не знаю. Вообще они работорговцы.
— Торговали? — Спросил Клоп.
— Нет, мы перегонщики.
— Врут, — раздалось со стороны рабов. — Скупили всех кто подешевле и к оркам вели.
Чустам крутанул в руке меч, направляясь к стоявшим на коленях.
— А можно мне? — раздался всё тот же голос от скованных.
Говорил мужик, у которого кисть правой руки отсутствовала. К общей сцепке он был прикован только левой.
— Да не жалко, — Клоп поднял меч торговцев и подкинул рабу. Тот, прижав культёй цепь, которой он был прикован, к животу, не дал упасть клинку, ловко подхватив его за рукоять.
— Давайте за мной, — рыкнул он на остальных и пошёл к озирающимся на него бывшим хозяевам. — Слабину на цепь дайте.
Часть рабов дружно ринулись за одноруким. Оказывается, они в двух сцепках шли — по восемь человек в каждой.
— Прошу тебя не надо, — заголосил один из них, обращаясь ко мне. — Мы можем дать выкуп.
— Встань, — однорукий смотрел на вопившего с ненавистью. — Встать сволочь!
Надо отдать должное работорговцу, он не стал умирать как баран, а сделал попытку к бегству, то есть, с колен пошёл в перекат. Скорость клинка однорукого поражала. С цепью на руке, которую он всё ещё прижимал культёй к животу, он успел нанести рубящий удар по ноге, не дав уйти наказуемому и перерубив сухожилия ноги.
Рабовладелец соскочил на ноги, но тут же упал. Он попробовал ещё раз, но вновь нога подвела. Он завалился и пополз на четвереньках.
— За мной, — обернулся однорукий, на бедолаг находившихся с ним в одной связке.
Зрелище было сюрреалистическое. Десяток скованных людей догоняют ползущего на четвереньках.
— Наин, дай и нам! — крикнул кто-то.
Сцепка рабов окружала полумесяцем ползущего.
— Толикам, перехвати наших и выведи их чуть дальше по дороге, ни к чему Огарику видеть, — попросил я, направляясь к тому, что с болтом в спине.
Подойдя, положил самострел и проверил пульс — мёртв как труп. Уцепившись двумя руками за конец болта выдернул его — нечего разбазаривать имущество. Перевернув, убедился в своей правоте. То же самое лицо, пусть и постаревшее, которое улыбалось мне, когда он встречал из леса маленького мальчика, что-то лопоча на местном.
— Земля круглая, — произнёс я по-русски.
— Хромой, — окликнул меня Чустам. — А ты знаешь, что существует закон, предписывающий гражданам Империи говорить на имперском.
— А я не гражданин этой империи.
— Тоже верно.
— Ага, не гражданин — вещь, — усмехнулся Клоп одиноко.
Осекать его о неуместной шутке я не стал, тем более, что он сам это понял. Рабы тем временем возвращались обратно. Проверять пульс у их жертвы не было смысла.
— Ты тоже можешь побежать, — предложил я второму, держа арбалет.
Тот хмуро посмотрел на меня, но отвечать не стал.
— Встань, — прорычал однорукий подойдя к нему.
Тот не шелохнулся.
— Вставай тварь и прими клинок как человек.
Похоже, работорговец выбрал иной, от того, что выбрал его напарник, путь попытки спасения своей жизни — играть на жалости. В этом мире, когда сдавались в плен, вместо того чтобы поднимать руки, становились на колени, но... признавших поражение, также как и у нас, не принято было убивать.
— Первый раз вижу благородного раба, — прокомментировал Липкий. — Хотя нет — второй. Горна тут ещё видел.
Однорукий глянул на Липкого, и вдруг очень артистично крутанул клинок, разгоняя и нанёс режуще-рубящий удар по шее рабовладельца, тем самым почти снёся ему голову. И это левой рукой! Тело повалилось на бок, и в этот момент клинок вышел из разреза. Труп мягко опустился на дорогу. Голова слегка ушла в сторону от тела, противно оголив кровоточащий разрез. У меня пошли рвотные позывы.
— Красивый мах. Воевал? — поинтересовался Чустам.
— Показушник.
Чустам одобрительно кивнул.
— Клоп распрягай двуколку. Чустам дай мужикам топор, пусть сами освобождаются, — мне хотелось побыстрей уехать.
— Там на двуколке инструмент для расковки, — уведомил однорукий.
— Липкий.
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |