Глава 2
Толстая, здоровенная как индюк, пчела, бесшумно взмахивая широкими перепончатыми крыльями, вилась над Кристиной. Сделала круг, другой и тяжело опустилась прямо на лицо. Затопталась, пытаясь устроиться поудобнее.
Больно не было, только неприятное ощущение давления над губой. Девушке почему-то не пришло в голову ее согнать, она безразлично наблюдала за происходящим.
Тут пчеле видно что-то не понравилось, и она перешагнула чуть в сторону, топчась лапками по левой стороне челюсти.
— Кыш, проклятый мух... — смогла наконец произнести жертва пчелиного беспредела. "Мух" топнул острым копытцем и растворился в воздухе.
Кристина открыла глаза.
Никаких пчел над ней, понятное дело, не было. Хотя после плавания в зеленом саркофаге и созерцания собственного мертвого тела ожидать можно было чего угодно. Но пчел не было.
Был балдахин мятного цвета, слегка колышущийся над головой. Кровать была, мягкая, судя по ощущениям, а по виду — даже не двуспальная, а где-то так четырех-пятиспальная. Шелковая простыня, под которой, похоже, кроме самой Кристины, ничего нет, в плане одежды.
Школьница была...
Подождите. Почему школьница?
Она в школьном платье, подсказал медленно просыпающийся мозг. Значит, школьница.
Какая еще школьница, откуда она взялась и что делает?
Кристина с силой зажмурилась, потом раскрыла глаза и прищурилась.
Итак. Первое: девочка перед ней школьницей не была. Это ложное впечатление создалось из-за ее одежды: черного платья, белого кружевного фартучка с широкими лямками и белой наколки на голове, которую очнувшаяся приняла за бант.
Не школьница.
Служанка.
Второе: эта служанка что-то рисует на лице Кристины. Длинной острой иглой.
Татуировка, мозг.
— Кхркш? — спросила девушка.
Взгляд сосредоточенных глаз служанки чуть поднялся и встретился со взглядом Кристины.
— Ой, госпожа Эллинэ очнулась! — всплеснула руками горничная, — Госпожа Эллинэ очнулась!
— Госпожа Эллинэ очнулась! — выскочила откуда-то из-за изголовья еще одна служанка, чуть ли не точная копия первой.
Кристина чуть приподняла голову и посмотрела вниз. Ей почему-то показалось важным узнать, какой длины подол у платьев этих "служанок". А то начинало закрадываться впечатление, что она то ли в борделе, то ли среди оживших героинь аниме...
Нет. Платья были длиной в пол. И фартуки тоже. Просто служанки. Откуда они только взялись?
Девушки тем временем продолжали буквально прыгать от радости и радоваться тому, что "госпожа Эллинэ" таки очнулась. То есть, ее принимают за некую госпожу Эллинэ?
Француженку?
Кристина неожиданно поняла, что язык, на котором говорят служанки, и который она прекрасно понимает, не является ни русским, ни английским. Да, он похож на французский — насколько она может понять, не зная французского — но им не является. Совершенно незнакомый язык, который она тем не менее, прекрасно понимает...
— Чшш... кха... Чшто проихходит?
— Ой! Госпожа Эллинэ, подождите секундочку! Я сейчас закончу, я почти-почти уже закончила! Сейчас-сейчас! Вам же не было больно, правда?
— Нет... — Кристина откинулась обратно на подушку, чувствуя в теле непонятную и неприятную слабость.
Служанка принялась быстро-быстро колоть иглой в точку на лице Кристины. В одну и ту же, в ту самую, на которой сидела пчела во сне.
— Сейчас, сейчас, — продолжала безостановочно молоть служанка, все на том же неизвестном, но понятном языке, — я уже почти закончила, госпожа Эллинэ...
Она мазнула лицо Кристины прохладным кремом, пахнущим календулой и немного спиртом, вторая девушка, до этого молчавшая и вообще никак себя не проявлявшая, тут же приподняла руку Кристины и перевязала ее резиновым жгутом:
— Сейчас, сейчас, госпожа Эллинэ...
Заразное это "сейчас-сейчас", у них, что ли?!
Погодите!
— Что это? — Кристина отдернула руку, к сгибу которой служанка уже подносила шприц. Стеклянный, сверкающий хромированной сталью, с тоненькой иглой, наполненный неизвестной прозрачной жидкостью.
— Это всего лишь стимуляторы, госпожа Эллинэ, всего лишь!
Девушка увидела, что на ее венах уже присутствует "дорожка" из чуть заживших точек от предыдущих уколов.
— Стимуляторы?! Меня держат голой, колют не пойми чем...
— Мы сейчас вас оденем, госпожа Эллинэ! — хором заголосили служанки, — Сейчас оденем! Мы сообщим доктору Маршану и он придет! Но сначала вам нужно одетсья, вы же не можете принимать его без одежды!
Хм. Полное впечатление, что они ее... бояться? Или то, что она очнулась — их косяк и служанки боятся выговора — а то и более серьезного наказания — от этого самого доктора... как там его... Лемаршана?
— Одевайте.
— А стимуляторы, гос...
— Черта с два я вас подпущу к себе с этой штуковиной. Одевайте так. А то после ваших уколов не то, что пчелы — среднеазиатские кондоры запорхают...
Девушки засуетились так, как будто у каждой выросло по четыре дополнительных руки и все эти руки крутились вокруг Кристины.
Для начала они выкатили стойку с разнообразными платьями — с десяток точно — притащили гору коробок с чулками и прочим нижним бельем, поставили огромное овальное зеркало, какой-то низкий столик с баночками, коробочками, бутылочками и флакончиками... После чего принялись пытать Кристину на тему: "Что госпожа Эллинэ хочет надеть сегодня?" Та выдержала ровно две минуты, после чего рявкнула "То же, что и вчера!".
Неожиданно оказалось, что надеть то же, что и вчера, не получится, так как вчера, позавчера и неделю назад и вообще уже третью неделю, "госпожа Эллинэ" лежала больной. И они ее не видели. А что "госпожа Эллинэ" носила три недели назад — они не помнят и ужасно этим фактом расстроены.
Орригинально...
Либо ее нечаянно перепутали с неизвестной госпожой, совершенно случайно похожей на нее как две капли воды, и три недели больной, вернее, в коме, пролежала она, Кристина, либо... Либо то мертвое тело — если, конечно, оно не померещилось как та пчела — и есть госпожа Эллинэ. И тогда совершенно иначе начинают выглядеть несчастные случаи. Походу, доктор Лемаршан сотоварищи охотились за ней целенаправленно. Чтобы подменить ею погибшую госпожу. Но... Как и начерта? Шансы на то, что она выживет, попав под грузовик или не сумев убежать от наркомана — эфемерны. И что им тогда — менять одну дохлую девку на другую? Нет смысла. И, наконец, как иностранцы могут так нахально творить что-то посреди России? В стране, конечно, бардак, но все-таки не девяностые.
Служанки крутили ее, пока она стояла почти неподвижным столбом. По двум причинам: во-первых задумалась, во-вторых — противная слабость во всем теле так никуда и не ушла. Возможно, стимуляторы могли бы от нее избавить... А возможно и нет. Не тот случай, когда стоит рисковать.
Одежда, в которую ее обряжали, тоже заслуживала внимания. Своей необычностью.
Шелковые панталончики — да она летом шортики длиннее носила! — с миленькими кружавчиками по краю. Длинные чулки, тонкие, невесомые, имеющие тот естественный золотистый оттенок чуть тронутой солнцем кожи, какой многие девушки безуспешно пытаются придать своей коже соляриями и автозагарами. Причем скользнувшие на ноги чулки держались сами собой, прильнув к коже, как страстные любовники. Хотя, насколько помнила Кристина, во времена кружевных панталончиков чулки пристегивались к корсету.
Ну да, корсет, куда уж без него...
До сих пор корсет Кристина надевала только раз, да и то... хм... в общем оставался он на ней недолго... Этот же, судя по всему, подлежал постоянному ношению и... ай!... туго затягивался.
Белоснежная рубашка, шелестящие нижние юбки, все это одновременно невесомое и при этом льнущее к телу, чуть ли не ласкающее его.
Похоже, покойная госпожа Эллинэ даже нижнее белье шила на заказ строго по мере...
Поверх облачного белья на Кристину скользнуло платье лаймового цвета, с высокой талией, пышными буфами на плечах, длинными рукавами и квадратным декольте, в котором и показать-то было бы нечего, если бы не корсет, создававший видимость наполнения.
Руки — в белых перчатках... Хотя, скорее, не белых ,а светло-палевых. Или цвета слоновой кости.
Ноги — в мягкие туфли того же лаймового цвета.
Похоже, здесь любили зеленый...
Даже платья горничных были не черные, а — Кристина прищурилась — скорее, черными с зеленоватым оттенком. Или очень-очень темно зелеными.
— Ой... — одна из служанок замерла, расстроенно держа в руках сережки. Красивые, изумрудные, ровно того же цвета, что и глаза Кристины.
— Госпожа Эллинэ... А у вас уши не проколоты...
Кристина машинально потрогала уши и ожидаемо не поняла, есть там что-нибудь или нет. Хотя точно знала, что проколола уши еще в пятом классе. И что за три недели они никак зарасти не могли — по опыту знала, что на это потребовалось бы не меньше месяца. Все страньше и страньше...
— И не надо. Обойдусь.
— Но...
— Я сказала — нет! — рявкнула Кристина.
Вот, кстати, еще одна странность, подумала она, пока горничные припудривали ей лицо в четыре руки и накручивали на голове что-то из волос. Для нее такая резкость на ровном месте с подчиненными или обслуживающим персоналом вовсе не характерна. Хотя это, в принципе, можно объяснить паршивым самочувствием.
В конце девушки мазнули ее по лицу стеклянной палочкой с цветочно пахнущими духами — кажется, лаванда — и наконец отстали.
— Малин, беги за доктором, скажи, госпожа Эллинэ очнулась!
Помянутая Малин убежала, вторая горничная, подхватила замешкавшуюся Кристину под локоть и вывела из спальни.
Кристина села на диванчик у стены, раскинула руки на спинку и огляделась.
Небольшая комната, надо полагать, для общения с теми, кого в кровать тащить не стоит, а для гостиной они слишком близкие.
Будуар.
Диванчик, обитый салатовым шифоном, два кресла напротив, с такой же обивкой, между ними — столик на гнутых ножках, с непонятной металлической фиговиной, похожей на статуэтку тощей танцовщицы, которая взяла в руки кувшин и в этот момент ее скрутила судорога. Пара круглых табуретов. Высокие узкие окна, золотистые тюлевые занавески. На стенах — тканевые обои, нежно-песочного цвета и изогнутые рожки светильников. У которых есть стеклянные плафоны, похожие на тюльпаны, но почему-то нет лампочек.
В дверь заглянула Малин:
— Госпожа Эллинэ, к вам можно?
— Вводи, — хмыкнула Кристина, чувствуя острое желание закинуть ногу на ногу. Что было невозможно из-за треклятого количества нижних юбок, а также потому, что это было, возможно, неприличным. Раз уж здесь двинулись на начале двадцатого века, то и требования этикета могли притащить оттуда же. Также хотелось закурить, не от никотинового голодания, а просто из-за психологической привычки, требовавшей держать сигарету во рту, чтобы не нервничать.
В комнату вплыли оба доктора, "Айболит" и "Дед Мороз", уже без белых халатов, в одинаковых черных костюмах. Черные визитки — забавная помесь пиджака и фрака, с полукруглыми фалдами, и одной-единственной пуговицей — черные жилеты, белые рубашки, серые жилеты, серые галстуки. И брюки в черно-серую полоску.
— Госпожа Эллинэ! Кармин! — расплылся в улыбке "Айболит", — Как я рад видеть вас в полном здравии!
Он бросился целовать пальцы Кристины. За его спиной в комнату бесшумно просочился уже знакомый широкоплечий тип в горчичном костюме и присел на табурет в углу.
— Доктор Лемаршан! — мрачно спросила девушка.
— Доктор Маршан! Какая радость, что вы помните меня!
— К сожалению, я такой радости не испытываю.
— Почему, моя дорогая?
— Потому что... Я! Не! Госпожа! Эллине! — выкрикнула Кристина.
Доктор Маршан переглянулся со своим коллегой, вторым доктором, пока безымянным, уже устроившемся в кресле. Тот развел руками:
— Ну, я же говорил, что церебрин в лучшем случае даст некоторые знания о...
— Не получилось, так не получилось, — перебил его Маршан, — Будем работать с тем, что есть. Итак, моя дорогая, — он снова повернулся к Кристине, — Вы — не Кармин Эллинэ?
— Абсолютно точно — нет.
— И, тем не менее, несмотря на вашу уверенность, вы — госпожа Эллинэ. По той простой причине, что, если вы будете упорствовать, вам грозит признание недееспособной, лишение прав на собственность и последующее помещение в клинику для душевнобольных. Я думаю, Совет Мудрейших может на это пойти, хотя подобное и не в его правилах.
Кристина обдумала сложившуюся ситуацию. Пожалуй, не стоит пока "упорствовать". По крайней мере, пока не прояснится ее текущее положении.
— Ладно. Я — Эллинэ. А теперь — подробности. Где я, как я здесь оказалась и что вообще происходит? Ну и кто вы такие?
Маршан сел в кресло рядом с безымянным доктором. Достал солидный, по виду золотой, портсигар.
— Разрешите закурить?
— Нет, — больше из вредности отказала Кристина.
— Жаль. Итак, начнем по порядку. Вы — в другом мире.
