С развитием совхозов хотя бы поутихли обвинения нас в возврате к частнособственническим отношениям, хотя и не совсем — нас продолжали обвинять в потакании частникам из-за того, что мы снизили налоги мирного времени. И, хотя общий налог был выше — за счет его военной части — "но мирный-то сделали меньше ! причем без согласования с центром !!! а закончится война — и единоличники заживут как им вздумается ?!? и как вы это все объясните ?" А мы-то откуда знаем ? До мирного времени еще надо дожить.
Но и с другой полярности нас тоже обвиняли, что якобы мы собираемся все обобществить, как только кончится война — "недаром же вы начали строить совхозы ! а народ-то вам и поверил — вот дурни !".
В общем, чтобы доказать, что ты не верблюд, надо было побыстрее закончить войну, причем — победой. Сейчас это явно не получится, поэтому оставалось только брать на карандаш особо крикливых.
Так мало того, что обвинения шли по экономической линии, нам же шили и политику ! Кто-то обвинял нас в троцкизме — в наших структурах работало много бывших членов КПЗБ — Компартии Западной Белоруссии, действовавшей тут до воссоединения в тридцать девятом. Потом ее руководителей увезли, да и рядовых далеко не всегда жаловали, считая их троцкистами. И тут — "раз они у вас работают на высоких должностях, значит, и вы сами — троцкисты". Естественно, с противоположной части спектра нас обвиняли просто в большевизме.
Ну и, до кучи, третьей плоскостью, в которой нам выдвигали обвинения, был национальный вопрос. Мы находились как бы между пятью националистическими группировками. Белорусские были восточнее, мы как бы находились за их спиной — соответственно, советское командование, особенно поначалу, считало нас продолжением этих сил. Тем более что с рядом вооруженных групп белорусских националистов мы договаривались о соблюдении нейтралитета, а некоторые группы, расположенные поближе, даже вливались в наши ряды — целиком отдельными подразделениями либо распределяясь по другим — тут все зависело от их состава и командиров. Так что со стороны, действительно, было сложновато разобраться.
Ну ладно — белорусский национализм. Нас ведь записывали даже в поляки ! Тем более что польского населения у нас хватало. Польские националисты здесь тоже были, но они находились западнее, особенно начиная с Белостокской области, где поляков по переписи было шестьдесят процентов. Украинские — южнее, и украинцы у нас тоже были. Естественно, никто не отменял обвинений в великорусском шовинизме, так как мы все наше внутреннее взаимодействие переводили на русский язык. Ну а уж то, что нас считали и юдофобами, и одновременно сионистами — тут вообще не было никаких сомнений. И никуда от всего этого не деться — здесь было замешано столько национальностей, политических взглядов и экономических разногласий, что всегда найдется тот, кому не угодишь. К счастью, пока подавляющее большинство народа нас поддерживало. Даже в еврейском вопросе. Ведь во многих населенных пунктах образовывался вакуум власти, когда наши уже ушли, а немцы еще не пришли. Кое-кто воспользовался этим моментом, устроив погромы. Мы погромщиков практически не наказывали — заставляли вернуть изъятое, если эти факты можно было доказать, ну и если случалось тяжкое телесное повреждение или убийство — наказывали более строго — отправляли на тяжелые работы на разные сроки. Но не смертной казнью — у них ведь тут были родственники. Из-за этого евреи были недовольны — "это потому что мы евреи, да ?", но особо не возбухали, так как мы практически получили от них карт-бланш после того, как выдали им на расправу несколько десятков карателей.
Тем более что после прорыва мы набрали их немало. В первые массовые расстрелы евреев, которые прошли в Барановичах, были организованы айнзатцкомандой 8 — подразделением айнзатцгруппы Б, под командованием доктора Отто Брадфиша. Но этих мы не застали. Зато, когда в начале сентября нам в руки попала в полном составе айнзатцкоманда 3 айнзатцгруппы А, мы их приняли с распростертыми объятьями. В этих командах было много антиеврейски и антикоммунистически настроенных поляков, поэтому сами немцы называли эти операции "самоочищение". Вот так вот — европейская, культурная нация подобрала удобоваримый термин для своих зверств. За что мы их будем бить сапогами по морде еще сильнее. Так что эти польские недобитки мало того что сами попали в передел, так заодно бросили тень и на остальных поляков — нам пришлось прекратить несколько польских погромов (когда такое вообще было-то ?!). Особенно горячими были объятья еврейского населения — его представители в основном и приводили приговоры в исполнение, естественно, после качественного допроса и протоколирования при свидетелях, чтобы было что выставить на нюрнбергском процессе, или что там будет вместо него. Причем за право исполнить приговор в еврейских общинах шла серьезная конкуренция — претензий к немцам вообще и к ССовцам в особенности у евреев скопилось изрядно. Поэтому в команду исполнения приговора входило гораздо больше людей, чем было в группах вешаемых. Да и повешением это нельзя было назвать. Евреи пришли со своими подручными средствами, в основном — дубинками, а когда наши начали говорить им "Положено повесить, значит — надо вешать !" обратились с просьбой решить вопрос по своему. Причем обратились довольно мрачно. Ладно, людям надо хоть как-то заглушить свою боль, поэтому казни обычно были дикими и долгими. Прослышав об этом, некоторые из еще остававшихся в живых карателей запели так, что только успевай записывать. Некоторые даже заслужили повешение вместо того, чтобы быть забитыми — в живых тварей оставлять все-равно нельзя, тем более что незапятнанных среди них не оказалось — хотя некоторые и пели нам, что "мы ни ф чем неуыноуаты", но перекрестное сопоставление показаний — дело такое ... В общем, на радостях, евреи даже внесли в кассу золотых и серебряных изделий на круглую сумму, хотя мы на такое и не рассчитывали. Тем более что и немцы летом вымогали у них деньги и ценности — захватят заложников и называют стоимость выкупа — в Барановичах евреям пришлось собрать, со слов самих евреев, один миллион рублей, десять килограммов золота и сто килограммов серебра. Что делать ? Приходилось собирать и нести. Только немцы все-равно расстреливали, порой даже до предложения о выкупе. Сейчас средства шли "На оружие. Только и нам дайте". Само-собой, ничего евреям как организованной силе мы выдавать не стали, а в армию они и так призывались — там и воспользуются. А деньги и ценности мы пока складывали — если деньги еще были как-то полезны для сохранения товарооборота, то ценности ... их ведь никуда не продашь и полезного на них ничего и нигде не купишь. Так что пусть пока полежат. Вот, внешняя разведка стала получать по мелочи, чтобы развивать зафронтовую агентурную сеть да выкупать наших из концлагерей, до которых пока никак было не добраться — и все. Но и то — только за сентябрь мы таким образом вытащили из ада более десяти тысяч советских граждан.
Ну, евреи — ладно — им просто некуда приткнуться, кроме как к нам. А вот белорусские и украинские националисты были серьезной силой. Так, девятнадцатого августа некто Тарас Боровец, он же — Тарас Бульба, провозгласил создание территориального округа Украинской Повстанческой Армии "Полесская сечь" (тут я немного растерялся — это та самая УПА ?), а двадцать первого августа захватил Олевск — небольшой город на севере Украины, более чем в двухста километрах на юго-юго-восток от Барановичей и сто пятьдесят километров на юго-восток от Пинска. К этому моменту под его рукой было от трех до десяти тысяч человек и они занимались в основном диверсиями в тылу РККА. А когда Красная Армия начала выходить с юга Полесья, эти ребята и подсуетились — захватили город и провозгласили свою Олевскую республику, благо немцы в Полесскую котловину и не лезли — прошли по краю да выставили заслоны.
Собственно, у нас была такая же ситуация — захват города в период безвластья. Вот только мы ничего не провозглашали. Но это не помешало некоторым эмиссарам из центра обвинить нас в попытке создать свою республику. Ну что ж — тут оставалось только вспомнить высказывание "Обвинить меня в том, чего я не совершал — значит подать мне идею".
А эта Сечь развернулась более чем широко — похоже, мы с ними начали сталкиваться еще в середине августа, когда они не были Сечью — севернее Пинска происходили какие-то стычки с какими-то националистами — кого-то мы брали в плен, кто-то переходил на нашу сторону, наверняка кто-то перебегал к ним, но до конца — кто там и что — было непонятно. А тут они сами и выступили в своей газете "Гайдамак" — нам попало несколько экземпляров, так как они считали своей территорию от Олевска на Украине вплоть до Пинска и даже Слуцка уже в Белоруссии, а последний, на минутку, всего-лишь в ста километрах южнее Минска и на столько же восточнее наших Барановичей. Совсем обнаглели. Как, интересно, они потом делили бы территорию с белорусскими националистами ?
Ну, Сечь — ладно — с ними мы, кроме нескольких стычек, пока практически не пересекались. Так тут, под боком, были и белорусские националисты. Немцы еще до нападения на СССР создали в Польше военную организацию БНС — Белорусская Народная самопомощь — из пленных белорусов, служивших в польской армии. Еще были БСО — Белорусская Самооборона, БНП — Белорусская Независимая Партия, она же — Белорусская партия независимости. А может и не она — сам черт ногу сломит. Еще ведь было и эмигрантское правительство БНР — Белорусской Народной Республики, существовавшей тут в восемнадцатом.
Кстати, интересный момент — та же БНР поддерживалась западными странами, и если бы не эта поддержка, возможно, все эти национальные движения быстрее бы сошли на нет. Это исходя из последующего развития событий было понятно, что их борьба тщетна, а сейчас, в конце тридцатых-начале сороковых, границы перекраивались только так, соответственно, и националисты рассчитывали, что под них что-то будет перекроено. Тот же СССР переобулся перед войной в отношении поляков — если после воссоединения Белоруссии поляков, точнее, их активную часть, прессовали, то в сороковом, после быстрого поражения Франции, как только стала проглядываться близкая война с Германией, пошел уже другой разговор. В западной части БССР стали появляться школы на польском языке, надписи на улицах, на работу в учреждения стали принимать бывших польских служащих, учителей, выходить газеты на польском, польские писатели принимались в Союз советских писателей, открывались польские музеи. Ходили даже слухи о создании Советской Польши — наши пытались разыграть польскую карту, чтобы привлечь поляков на свою сторону в будущей войне. Не успели. Да и с литовцами наши водили хороводы. Так, после воссоединения Белоруссии Вильно был передан в БССР, но уже в октябре тридцать девятого его передали Литовской Республике — а она тогда была еще независимой ! — в обмен на ввод туда двадцатитысячного корпуса советских войск (повторю — в независимую республику) — СССР пытался держать немцев как можно дальше от наших границ. В сороковом Литве передали от БССР еще и Свенцяны, расположенные к северо-востоку от Вильно.
В общем, у националистов было достаточно поводов, чтобы надеяться урвать под себя какие-то территории — в том числе и у белорусских. Все было зыбко, все менялось. Правда, насчет белорусскости этих организаций были некоторые сомнения. То фамилии руководителей — той же БСО — какие-то то ли польские, то ли украинские — Родька, Витушка, то в качестве руководителя — еще и ксендз, то есть католик — как Винцент Годлевский в БНП. Среди белорусов, конечно, есть и католики, но не подавляющее же большинство ... В общем, как это часто бывает, за национализм в чужих интересах начинают печалиться люди, мягко говоря, не слишком близкие к этой самой нации.
Как бы то ни было, Сечь и БСО столковались и начали операцию по очистке Полесья от партизан и окруженцев. И если Сечь действовала еще как-то успешно, так как были далековато от нас, то БСОвцы с самого начала были под боком. Поэтому-то мы с ними имели несколько стычек, но дело быстро заглохло — деревни что поближе к нам, в которых уже были созданы отряды самообороны под эгидой немцев, просто перешли на нашу сторону, а из отдаленных, которым мы не могли обещать прикрытие от немцев, отряды быстро ушли на юго-восток — штурмовать Мозырь. Но там им рога быстро обломали — РККА прочно сидела в Мозырьском УРе, причем в лице 75й стрелковой дивизии, которая начала войну с самого первого дня, два месяца с боями отступала по Полесью от самой границы, и до сих пор еще сражалась. Ее-то БСО и пыталась сбить с позиций — по ночам ее бойцы подбирались к ДОТам, чтобы подорвать их зарядами из захваченных на местных карьерах динамита и аммонала. Наши были начеку. Подошедшая вскоре Сечь тоже ничего не добилась. После неудачного штурма мозырьского УРа к нам перебежало много людей из националистических формирований — они-то нам и понарассказывали подробностей.
Самое интересное, что немцы за всем этим копошением в Полесье наблюдали, но особо не вмешивались, тем более что оба националистических формирования установили с ними тесные контакты в надежде выгадать себе независимость, пусть и под немецким протекторатом. Ну а в интересах немцев было зачистить тылы силами националистов, чтобы не отвлекать свои войска от фронта. Ну, кроме охранных дивизий, войск СС. Да вот еще на нас им пришлось отвлекать все больше сил. С войсками СС вообще получилось интересно. На юге Белоруссии они были представлены в том числе кавалерийской дивизией СС, которой командовал Герман Фегеляйн. Девятнадцатого июля два конных полка СС "Мертвая голова" свели в кавалерийскую бригаду СС. Они-то и собирались прочесывать Припятские леса. А тут — мы, со своими свежесформированными мехгруппами. То-то нам показалось странным большое количество конников, что попадались небольшими группами нашим ДРГ. А это, оказывается, были те самые ССовцы. Жаль, что мы не знали, что в конце июля в Барановичах был сам Гиммлер ... правда, тогда мы до него все-равно не добрались бы, хотя из-за перекрытия железных дорог на юге ему и пришлось потом делать крюк, чтобы объехать нашу территорию.
Стала понятна и та активность, с которой на нас набросились в августе. Дело было не только в нападении на тот сводный танковый батальон — Гиммлер осерчал из-за потерь среди своей конницы — вот и бросил на нас то, что было под рукой. А в Барановичах мы еще нашли и документы по операции "Припятские болота" — похоже, своими действиями мы вставили ей большой железный лом — мало того, что наши снайпера массово отстреливали и коней, и конников, так и остальные подразделения этих конных частей тоже страдали — и танкисты, и разведывательные подразделения, и артиллерия — немцы, точнее — СС — не ожидали здесь сильного сопротивления, а уж почему армейцы тем не сказали о массовых нападениях на тыловые и даже фронтовые части — загадка ... Поэтому СС сначала распределили свои подразделения на огромной территории, стараясь охватить как можно больше населенных пунктов и лесов, и в результате мы получили возможность бить их по частям без особого риска — разбросанные войска не могли быстро собраться в одной точке, чтобы зажать наши ДРГ после очередного налета или обстрела, поэтому мы выходили из-под удара сравнительно легко. Да еще и на востоке наши войска, вырвавшиеся после окружения в районе автострады Слуцк-Бобруйск, отвлекли на себя начиная с 27го июля до 8го августа несколько эскадронов и взвод артиллерии, а также танковый егерский взвод и пару самокатных разведэскадронов — по сути, кавполки СС были легкими мотопехотными соединениями со своими танками и прочей техникой — разве что коней было побольше.
Вот их-то мы в основном и отстреливали в августе. Еще бы — зайдут в какой-нибудь город крупными силами и затем рассылают по округе мелкие подразделения. А там — наши ДРГ, которым взвод-другой фрицев — на один зубок, хорошо если половина останется в живых и выберется из засады. Вот и таяли ССовцы. Судя по захваченным в Барановичах документам, сначала это было не очень заметно, но уже через пять дней после начал операции Фегеляйн забил тревогу — тогда-то немцы и попытались стянуть более серьезные силы. Мы тоже, когда смогли получить первых пленных и личные документы, взволновались — до этого-то просто отстреливали людей в черном — и ладно — до самих трупов далеко не всегда можно было добраться, чтобы посмотреть повнимательнее кто это нам попался — начинающим группам мы запрещали вступать в затяжной бой — обстреляли — и отходить, поэтому поле боя практически всегда оставалось за врагом, как минимум поначалу — нам ведь главное убить немцев, а не захватить территорию. Ну а потом, когда и фрицев стало поменьше, и наши группы за пять-семь засад нарабатывали опыт — тогда уже поле боя могло остаться и за нами, и информация потекла широким потоком. Я-то помнил, что ССовцы — это серьезный, чуть ли не самый страшный противник, и именно поэтому начал форсировать создание танкопехотных и артпехотных подразделений — чтобы хотя бы напоследок убить побольше фрицев. Но ССманы как-то себя проявляли не очень — фрицы и фрицы, порой даже маршевые роты и батальоны, что немцы подтягивали с запада, представляли большую опасность. Правда, они и действовали сплоченными группами, поэтому их только обстрелять из орудий — и зарыться в лес.
Так что ССовские кавалеристы не успели развернуться, хотя дел и наделали. Расстреливали, топили в болотах, убивали. Излюбленным приемом было сказать евреям, чтобы брали с собой ценные вещи не более двадцати килограммов и собирались для отправки в Палестину. Потом выводили за пределы населенного пункта и убивали. В этом им помогали 162-я и 252-я пехотные дивизии — они пытались блокировать нас с юга и юго-запада. Были и другие части. Так, в конце июля 322-й полицейский батальон зачищал Беловежскую пущу. До этого он охранял участок шоссе Белосток-Барановичи протяженностью 185 километров, где их заменила рота "Штутгардт" национал-социалистического автотранспортного (или механизированного) корпуса — полувоенной организации в составе НСДАП. Всего батальоном было эвакуировано 34 населенных пункта и 6446 жителя, причем было расстреляно более двухсот коммунистов и активистов. Сами населенные пункты сжигались, жители расселялись в деревнях и городах за пределами Беловежской пущи. Причем реквизировнный скот перегонялся военнопленными, они же убирали урожай, оставшийся на полях Беловежской пущи. В то время мы не смогли дотянуться до тех мест, а в конце августа этот батальон полег почти в полном составе, когда их бросили против нас из-под Минска, куда их перегнали сразу после зачистки пущи. Ну и рота автомобилистов-любителей тоже была раскатана по асфальту. А немцы все гнали и гнали на нас хоть какие-то подразделения, которые только могли собрать по округе. Так, в начале сентября на нас наступала даже одна из банд, что они собрали в районе Турова из уголовников и дезертиров. Там эта банда отметилась грабежами и погромами, но то — воевать с мирным населением. Против наших же подразделений эти вояки оказались слабоваты и залегли после первых же минометных разрывов, где мы их потом и собрали с поля. Правда, не всех — не больше половины, так как многие понимали, что им светит, поэтому оказывали сопротивление. Или не оказывали, а наши их убивали за предательство — кто ж разберет, что там на поле происходило ? Лично мне некогда. Тварью больше, тварью меньше — без разницы. Оставшихся хватило, чтобы порассказать все о своих подвигах. Немцы заняли Туров, расположенный в ста километрах на восток от Пинска, еще пятнадцатого июля, но вскоре оставили — так город и стоял почти без власти до середины августа. Скорее всего, не совсем без власти, так как пятнадцатого августа немцам пришлось штурмовать город. Точнее, штурмовали не немцы, а как раз собранные ими карательные отряды — больше не оказалось свободных подразделений. Их же потом отправили и против нас. Не вышло.
Но в Белоруссии шла не только карательная война — немцы активно врали. Так, фрицы собирали жителей и говорили им, что заявили, что советская власть уничтожена, Красная Армия разбита, Ленинград, Киев, Орел, Курск и другие города уже заняты немцами, Москва в окружении, правительство — Сталин бежали на самолетах в Америку, командиры и комиссары разбежались. Так-то — попробуй еще, без радио и газет, и определи — правда это или нет. поэтому-то разбрасываемые нами листовки со сводками боевых действий хоть как-то заполняли информационный вакуум, в котором находились жители. Действовали немцы и менее топорно — расстреливали все портреты Сталина, остальные же портреты членов Политбюро не трогали, заявляя населению, что "все эти люди наши — Молотов, Ворошилов — уже 10 лет работают на нас". Поэтому, когда мы входили в очередное освобожденное село, нас спрашивали — правда ли все это ? На что мы отвечали:
— Раз мы здесь — значит — неправда.
