Владлен Подымов
ЗВЁЗДЫ ДОБРЫ
Звёзды кололи.
Матвей распахнул скрипучие ставни окна мансарды, сел на пол и опёрся спиной о балку. Он долго всматривался в ночное небо с острыми булавками звёзд. Зрение кыкарнов лучше человеческого и потому каждая светлая точка на небе казалась ледяной пылинкой, зло жалящей холодом.
Обитатели небес морозно сияли, напоминая о прошлом: семье и человечестве. А настоящее шушукало за спиной, переругиваясь ломкими детскими голосами, а то и дралось украдкой, усердно скрипело перьями и стучало грифелями. Семеро беспризорников, которые прибились к Матвею за время его скитаний по Кыррне, по вечерам учили арифметику, чистописание и Уложение.
— Ты не боишься смотреть на иглы Ледяного Шухшу, — сказали из-за спины.
— Привык, — коротко ответил Матвей. По правде, он никогда не боялся. Это местные за тысячелетия карантина научились опасаться звёзд. А он, Матвей... хотя, и он теперь — местный.
Белобрысый Ныррен-старший присел на корточки, заглянул в тьму неба, пару минут таращился, отвёл взгляд, помотал головой и вздохнул.
— Хотел бы я так уметь.
— Со временем сможешь. Да и не Шухшу это, а Утренние Очи, только до них очень-очень далёко.
Дети затихли, прислушиваясь к наставнику. Но привычный ежевечерний разговор прервали: внизу дзынькнул колокольчик. Матвей шикнул на ребят и спустился по скрипящей лестнице на первый этаж, встретить позднего посетителя.
Гость был худ и стар, видно, что давно разменял половину жизни. Однако дряхлым не выглядел — спина пряма, одет чисто и на поясе сыто позвякивает пузатый кошелёк. Богат гость, совсем не похож на обычных посетителей неказистой цирюльни, притулившейся в грязноватом отнорке-переулке Старого града.
— Могу быть полезен, лучезарный? — Матвей коротко поклонился.
Старик окинул цепким взглядом горницу: стены обиты плашками светлого дерева, пол выскоблен добела, да и хозяин держит себя с достоинством, а руки замотаны чистыми льняными тряпицами, прямо по Уложению. Но свечи в углах — не по чину ярки, не должно цирюльнику жить так же светло, как благородным. И серебряное зеркальце напротив цирюльного кресла излишне чисто и отлично полировано, тоже непорядок, совсем на грани неуложенного.
— А и можешь, — острый взор бледно-серых глаз старика вонзился в Матвея. — Искусный, говорят, лекарь ты. Зубами занимаешься. А я вот недужлив нынче, правое надклычие как шилом колет.
На скорбного клыками посетитель не походил, слишком спокоен и несуетлив. Но и на коргатора инквизиции тоже, те прятаться не привыкли; приходят, выбивают двери, выволакивают хозяина на улицу и пока стражники выворачивают дом наизнанку — удерживают подозреваемого рогатиной-секатором. Найдётся что неуложенное — так и щёлк! станет подозреваемый обвиняемым и заодно казнённым, укоротившись на голову.
И потому мало неуложенного осталось в Старом граде, а скоро и совсем не станет, если придётся Матвею в очередной раз бежать и приискивать новое место для цирюльни.
Однако гость заявил себя больным, и выбора нет.
— Извольте в клычницу, — указал на низенькую дверцу цирюльник. — Прошу извинить, здесь надо согнуться ниже, чем должно светлым.
Старик недовольно хмыкнул, но двери поклонился. За той открылась ещё одна комната, побольше. Без окон, но на стенах всё так же сияют непомерно яркие светильники. У стен — столы, со всяким разным. Посреди — кресло, схожее с пыточным, со странного вида железными... руками? Над ним — тележное колесо с горящими свечами.
Посетитель замешкался, но затем решительно плюхнулся в кресло, поёрзал, умащивая костлявую задницу и широко раскрыл пасть, сверкнув доброй сотней зубов.
Матвей ополоснул руки в рукомойнике, со скрипом подвёл железную руку к лицу старика и сунул её тому в рот. Долгие минуты он шевелил железом во рту посетителя, затем выпрямился и сказал:
— Надклычия в порядке.
Старик закрыл рот, подвигал челюстью и усмехнулся:
— Раз в порядке, то... поговорим, Человек-Красная-Кровь?
Цирюльник шагнул назад, не глядя схватил со стола чёрный кубик и направил его на старика. Тот лишь хмыкнул:
— Таснер? Не поможет.
— Как вы меня нашли? — угрюмо спросил Матвей.
— Горячая вода, электрические свечи... Генератор в подвале спрятал?
Матвей молча кивнул.
— Он отлично виден на радарах. Стоило брать военный, обычные слишком шумят.
— Мне и на этот едва денег хватило.
— Не о том говорим, не о том... — поморщился незваный гость. — Вот тебе новость, герой-сопротивленец. Со стороны Перемычки идёт сила. Вначале думали, что очередной прибой, как пару тысяч лет назад с кыкарнами, надеялись легко справиться. Но теперь ясно — Вторжение.
Хозяин цирюльни помрачнел. Гость продолжил:
— Ксеносы выжигают всё. Мы с трудом удерживаем Внешность, но эвакуация периметральных секторов уже идёт.
— И что? Где мы и где Внешность? — Матвей на миг позабыл, что десяток лет назад отказался от человечества.
— Их разведчиков заметили на окраинах Арки и Федерации.
Матвей скрипнул зубами и бросил таснер на стол. Зря, всё зря! Он знал о директиве по уничтожению карантинных миров в случае серьёзного конфликта. Человечество должно иметь крепкий тыл и не отвлекаться на побеждённые расы.
— Пришли похвалиться что кыкарнов убьют? И за что, за ваши страхи?!
— За наш опыт. Кровавый, замечу, опыт. И — помолчи!
Матвей зло взглянул на старика, тот продолжил:
— Порадую тебя, принято решение об отмене карантина.
— Вы откроете карантинные системы?! — Матвей не мог поверить услышанному. — Вы! Выпустите! Их?! — он ткнул пальцем в стену.
— Да. Скоро с ними окажемся в одном положении. Сеть Сплетённых дала прогноз — Внешность падёт через год, Арка и Федерация с нашей помощью продержатся не больше пяти лет. А дальше — наш черёд. Эвакуация начата, Империя примет и защитит нас, но здесь мы всё потеряем.
Матвей молчал, новости ошеломили.
— Но зачем вам нужен я?
— Выделена квота на эвакуацию пятидесяти миллионов кыкарнов.
— Их больше трёхсот!
— Пятьдесят. А решать кого спасать будешь ты, сопротивленец. Всё!
Гость встал и растаял в воздухе. Матвей опустился в кресло и долго сидел, перекатывая тяжкие мысли. Затем запер входную дверь и поднялся на мансарду, к детям. Там он молча подошёл к окну и уставился в тёмную чашу небес. Звёзды кололи. Вдруг одна засияла и медленно двинулась по небосклону. Матвей вздохнул и обернулся к детям: те неслышно подкрались и столпились за спиной, разглядывая чудо небесное — беглую звезду.
— Скоро мы отправимся туда, — Матвей указал на беглянку.
— К иглам Ледяного Шухшу? — не поверила Рыруха-младшая. — Они же... бе... холодные и колются.
— Это звёзды, младшая, — заявил Ныррен. — Они как Утреннее Око, но до них много-много дней пути.
Дети собрались вокруг Матвея, прижались крепко. Наставнику они привыкли верить, но — на небо? Далеко-далеко, к этим, колючим и страшным? Ой, трещит наставник, трещит совсем неуложенное...
— Будут ли звёзды добры к нам? — прошептала Рыруха.
Это Вторжение — вспомнились слова старика. Но и надежда для кыкарнов выйти из тысячелетних тисков карантина, научиться жить в мире с людьми. Матвей потрепал Рыруху по короткой детской шерсти и ответил:
— Не все, но мы справимся.
Ему, Матвею, придётся вспоминать каково это — быть человеком.
И хочет ли он им быть?
