— Да, пятый ... да, слышу. Квадрат 17-4-улитка-2 ... длина триста метров ... на северо-восток ... десять-двенадцать километров в час ... Принял ! Отбой !
Лейтенант крикнул:
— Первое орудие ! Осколочным. Заряд три ! Азимут двадцать ! — и склонился над картой — как раз пока он считает более точно доворот и угол подъема ствола, орудие будет заряжено и примерно наведено в нужную сторону. Он выставил линейкой и транспортиром директрису от первого орудия до нужного квадрата, пересчитал все это в углы горизонтальной и вертикальной наводки, скомандовал точные угловые наводки, после подтверждения готовности — команду "Огонь !", сразу же, чтобы уменьшить интервал между выстрелами — "Зарядить !", и прокричал уже в рацию:
— Пятый ! Ловите выстрел !
Прошла почти минута, но "Пятый" выстрела не увидел. Видимо, упал куда-то в лес, причем далеко — батарея еще не делала с этой позиции выстрелов, а данные метеорологов были не слишком точные, поэтому лейтенант взял поправки с запасом, чтобы не задеть своих.
— Давай сейчас доверну на тебя ... да не сильно, не боись ... — и прокричал уже заряженному орудию — Первое орудие ! право пять огонь зарядить ! Второе, третье орудия — азимут двадцать, зарядить !
Вот, после второго выстрела от "Пятого" пошла информация о месте падения снаряда — взрыв встал метрах в трехста слева от двигавшейся по дороге немецкой колонны. Лейтенант пересчитал доворот для каждого орудия, так, чтобы они накрыли начало, середину и конец колонны соответственно — да еще учесть ее движение ! — скомандовал поправки и проорал — "Батарея ! Беглым по три с доворотом влево один огонь !".
Первые выстрелы ушли почти сразу — орудия были заряжены и только ждали команды. А последующие выстрелы пошли уже вразнобой, особенно отставало третье орудие, где расчет был пока еще слабо натренирован. Тем не менее, уже через пять минут от корректировщика пришла информация, что колонна разбита. Теперь предстояло еще больше работы — несмотря на нелетную погоду, требовалось перевести орудия в походное положение и быстренько смотаться с засвеченной позиции. А может, и не засвеченной, но лучше подстраховаться, хотя округа радиусом пятнадцать километров и останется на полчаса без артиллерийского прикрытия. Но за это время к ним не подберется ни одна колонна фрицев, поэтому риск невелик. В крайнем случае, ДРГ притормозят, а там уж и батарея снова будет готова открыть огонь. Еще хорошо, что стволы смотрели примерно в нужный сектор, а то бы снова пришлось доворачивать сами орудия, делать привязку — муторное это дело, менять сектор огня. Скорее бы уж остальные подтягивались. Хорошо хоть теперь поправки на ближайшие два-три часа примерно известны, так что можно будет тратить меньше снарядов, да и потом, если еще придется пострелять хотя бы в ближайшие два часа, их можно будет уточнить по ходу дела. Ну а если не удастся, там уж погода может измениться и придется снова нащупывать поправки пробным выстрелом "наобум". В наших бы не попасть — сейчас-то повезло, но всякое может случиться ...
А на дороге, проходившей через небольшое поле, стоял плач и стон. Еще при падении первого, пристрелочного снаряда калибра 152,4 миллиметра грузовики начали тормозить, а зольдаты выпрыгивать из кузовов. Но от небольшого доворота рукояток наводки не убежишь, хотя два первых грузовика и попытались. Но их выстрелами по колесам стреножила ДРГ, которая и навлекла на колонну немецких грузовиков эту беду. А потом на поле и дороге начали вздыматься огромные столбы взрывов. Даже если снаряд падал в сотне метров, это было хоть и относительно безопасным для немцев, но все-равно невероятным зрелищем, жаль только они вряд ли что-то видели вокруг, так как более близкие падения стеной осколков решетили грузовики и тела. Один из снарядов, упавших прямо на дорогу, смахнул с нее два грузовика, один из которых отлетел в поле, а другой, переворачиваясь через спину, впечатался в сзади идущую машину. Но больше всего поразило прямое попадание в грузовик, шедший в колонне пятым — грузовика просто не стало — вспышка, столб земли — и дымящаяся воронка. Только переднее колесо длинными скачками усвистало горящим шаром через поле.
И, пока оставшиеся в живых фрицы не пришли в себя, ДРГ вышла в поле двумя группами и провела зачистку — дострел, пленение оглушенных, сбор оружия. Было немного боязно ходить по месту недавнего обстрела, но артиллеристы вроде толковые, работали с ними уже не первый раз. Вон — даже второй пристрелочный положили аккуратно, не на головы ДРГ, как было у соседей. Кто только назвал это "дружественным огнем" ... ? Их бы под такой ... Хорошо хоть обошлось без жертв. Ладно, пора за работу — тут немцы в ближайшие два часа не сунутся.
Но они сунулись. Следом за пехотой шла танковая рота и еще одна пехотная — их передовой дозор выскочил из леса, когда ДРГ уже ушла с поля. Вид полного разгрома колонны грузовиков произвел на немцев тяжкое впечатление. Еще тяжелее им было видеть огромные, по три-пять метров, воронки от снарядов. "Опять сталинские молотки" — шептались солдаты. Они, конечно, рассредоточились по полю, выставили дозоры, пока несколько групп искали среди обломков и в поле выживших. Таких не было. А тем временем ДРГ уже наводила на новеньких свою батарею, которая успела сменить позицию и даже пострелять по заявкам другой ДРГ, из-за чего смогла открыть огонь не сразу — пришлось разворачивать пушки на старую цель. Зато стреляли сразу залпом, без пристрелки, с приличным накрытием — пехоту, что была вокруг разбитой колонны, просто снесло потоками осколков. Грузовики, что еще не выехали на поле, пятились обратно в лес, а танки стреканули вбок от смертельной дороги. Вскоре на поле уже не было живой души, поэтому корректировщик дал координаты в лесу — авось парой залпов кого и достанем.
Я ведь почему еще затронул проблему производства двигателей для тракторов — нам надо было не только поднимать сельское хозяйство. Нам надо было таскать технику. Тяжелую. Которой у нас стало вдруг очень много. Целых 438 гаубиц. Четыреста тридцать восемь. Гаубиц. Калибра 152-и-4 мэ-мэ. И по шесть боекомплектов к каждой.
Я сам обалдел, когда мне сообщили о захвате полигона с гаубицами и складов. Я еще подумал — ну, гаубицы и гаубицы. Пригодятся. Даже когда мне сказали, что их там много, я не особо насторожился — мы как раз сортировали освобожденных военнопленных — дел было по горло — каждого просветить, пристроить ... Но на всякий случай спросил:
— Сколько ?
— Более четырех сотен.
— Эм ... ?
— Точнее пока не посчитали.
— Да не — сколько Вы сказали ?
— Более. Четырех. Сотен.
— Оп-па ...
Этот полигон находился в десятке километров на юго-запад от Барановичей, и к началу войны там стояло четыреста восемьдесят гаубиц МЛ-20 — их предполагалось распределить по дивизиям ЗОВО. Но не успели. Не успели даже взорвать — ни сами гаубицы, ни боеприпасы. Так они немцам и достались — почти все и почти целехонькие — так, с десяток повредило — и все. Немцы их уже начинали понемногу разбирать — наверное, на пробу. Но вскоре движение по дорогам почти встало и гаубицы ждали нас. Но мы про них узнали только тогда, когда прорвали окружение и вышли к Бранаовичам. Точнее, непосредственно к гаубицам вышли наши ДРГ, когда о прорыве немцам еще не было известно. Поэтому наши перещелкали из бесшумок полроты охраны, когда зашли на территорию в немецкой форме, остальная половина была добита в ходе боя — и гаубицы стали нашими.
А, на минутку, один снаряд гаубицы кроет площадь сорок метров по фронту и восемь — в глубину. Триста двадцать квадратных метров. Сплошного — с вероятностью девяноста процентов — поражения стоящих целей. Действительного, с вероятностью поражения в пятьдесят процентов — в четыре раза больше. Тридцать снарядов — и живого на гектаре остается немного. С учетом того, что каждый боекомплект содержит шестьдесят снарядов, из которых пятьдесят — осколочно-фугасные — мы можем одним орудием с его шестью б/к покрыть десять гектаров, а все 448 покроют более сорока квадратных километров. Это срыв, а то и отражение примерно четырехсот атак. Ну или накрытие четырехсот колонн — как получится. Да пусть даже двухсот — в первой половине сентября немцы и столько-то не смогут произвести — у них и на основном фронте проблемы. А дальше видно будет.
Да и против танков эта бандура вполне так ничего — даже при взрыве на расстоянии в десять метров осколки их снарядов могут пробить броню до тридцати миллиметров. То есть — почти у любого танка этого времени. А уж прямые попадания ... мне смутно вспоминалось, что примерно такие, а моет и эти самые гаубицы и стояли на "Зверобоях" — советских самоходках СУ-152. Наши механики с военными, кстати, уже начали пытаться установить пушки на какие-то шасси. Уж не знаю, что у них получится — Т-26 этого монстра и не выдержит, наверное — съедет с катков после первого же выстрела. Разве что КВ, которых у нас было штук двадцать разной степени боеготовности, да может еще Т-34, если ей какие-то сошки приделать. Но и этого было бы немало. Да и без самоходного шасси эта гаубица, точнее — гаубица-пушка — имела угол горизонтального поворота в 58 градусов — почти по тридцать градусов вправо и влево, соответственно, вполне могла применяться и в качестве ПТО — сколько ни маневрируй, а довернуть рукоятку все-равно будет проще, и одна надежда только на промах. Правда, ее сложновато замаскировать — ее высота больше двух метров. Зато поражает танки, особенно легкие, на дальностях до пяти километров — главное если и не попасть, то хотя бы положить снаряд рядом — там уж осколки сделают свое дело — они могли пробить до тридцати миллиметров брони.
Да и против немецких пушек эти орудия тоже смотрелись очень прилично. Наиболее распространенная гаубица немцев калибра 15 сантиметров имела дальность стрельбы тринадцать километров. Наша же красава метала снаряды на семнадцать километров, то есть в контрбатарейной стрельбе мы имели преимущество. Вроде были у немцев и другие орудия, на двадцать четыре километра, но, насколько я понял, они и тяжелее, и их значительно меньше — десятки, может — сотня — мы их не встречали. Только слышали от пленных. Может, и пугают. Вот немецкие орудия калибра 105 миллиметров стреляли на девятнадцать километров — дальше наших. Но мощность их снаряда была существенно меньше — он давал сплошное покрытие метров на пятнадцать, не больше, а действительное — на сорок — наши на таких расстояниях давали сплошное. А это особенно существенно при стрельбе на максимальных дистанциях, когда разброс уже велик, и чтобы положить снаряд поближе к цели, надо выпустить их больше — и чем меньше сплошное покрытие — тем больше их требуется. А учитывая, что батареи могут быть окопаны — вероятность поражения на предельных дистанциях очень мала. И тут наши снаряды давали воронки диаметром в три раза больше, чем 105 миллиметров. То есть как минимум на пятьдесят подавленных батарей мы могли рассчитывать — если поставим службу корректировки с воздуха, с чем пока были некоторые проблемы.
Так что по сути нам страшна только авиация, поэтому мы старались ввести в гаубичные батареи хотя бы по одному крупняку — не подобъет, так хоть как-то помешает атакам. И, насколько я понимал, в моей истории эти орудия достались немцам и скорее всего активно ими использовались против наших. А здесь, получалось — немцам — шиш! — и даже наоборот — эти орудия еще будут по ним стрелять. Да мы костьми ляжем, но не допустим, чтобы они снова попали в руки немцев ! Я лично ножовкой по металлу буду разбирать их на куски !!! Ну, пока до такого мы не дошли, но на всякий случай с каждым орудием ездили по три куска взрывчатки, чтобы в случае чего сделать и смертоносной конструкции сырье для переплавки в мартене.
Но со всем этим еще предстояло разобраться — я пока просто не мог уложить в голове такой объем настолько мощного оружия. Это ведь надо переделывать всю тактику ... Изначально-то я предполагал, что мы так и будем бегать по лесам налегке. Ну, когда появились танки и самоходки — я считал это временным явлением, продолжая налегать в основном на тактику легкой пехоты, диверсионные действия — разве что приспособили к этому еще и орудия — буксируемые или установленные на бронированные шасси. Ну да, были у нас и гаубицы — наши и трофейные. Так боекомплект не вечен, брать его неоткуда, и рассматривались они соответственно как временное подспорье, не более того. А тут ... по триста шестьдесят снарядов на ствол ... не знаю, сколько этим можно воевать, если не атаковать укрепленные линии обороны, а отражать атаки и вести контрбатарейную стрельбу ... Наверное, много. И все это надо было осмыслить.
