Берингово море.
Растянувшаяся, разбросанная замысловатым порядком цепочка кораблей на среднем ходу добила остаток дня, плавно и планово втянувшись в ночь.
— Хорошая ночь, — сухо порадовался Черто́в, — густая.
Рожественский после визита на "Ямал" отчалил прибарахлившись.
— Не нравится мне это разбазаривание имущества, — ворчал тогда капитан, тем не менее здраво понимая, что в свете последних решений "идти до Камчатки", ледоколу следовало держаться подальше от эскадры и возможных неприятностей. А потому пришлось выделить приёмопередатчик посерьёзней... чтоб добивал и ловил хотя бы километров за сто.
— Не нравится, — повторил капитан, смиряясь, — но... хотя бы на флагман, ладно уж.
— Своё отдавать не придётся, — не видел особых препятствий Шпаковский, — вот список содержимого армейских контейнеров. Выбирай....
— У нас теперь всё "своё"..., охламон.
Естественно пришлось опять отправлять специалистов для установки и обучения персонала из местных.
Шли в полной темноте — прожекторы естественно не включали, и даже огоньком себя не выдавали, кроме кормовых для мателотов. Отстоящий от головного "Суворова" на 20 кабельтовых "Ямал" вкруговую высвечивал радаром, избирательно отслеживая метку японского вспомогательного крейсера.
Всё ещё пытались нащупать и второе судно, но дистанция для РЛС по-прежнему была запредельной.
Его слышали..., установили точный пеленг и не очень — дистанцию, когда снова "поймали" перекличку узкоглазых по "искровой".
— Три источника! — Доложили с радиорубки, — и в прошлый раз их было три, но мы грешили на отражение сигнала от материка. Сейчас имеем два по курсу, третий — с востока!
В "ходовой" ледокола людно. Даже лейтенант морпех напросился, зная что будут наводить на противника броненосец. А это ж... целая военная операция!
Связь стояла на "громкой" — все внимательно прислушивались к разговору.
— Восточное направление? — Встревожась переспросил капитан.
— Судя по конфигурации (а он двоится, слабея), имеет место быть переотражение сигнала....
— Короче, Ваня..., — нетерпеливо перебил Черто́в.
— Ну, чё "короче"! Из-за суши морзянит, эхо от возвышенностей. Мы сейчас где?
— Да почитай уж на траверзе мыса Чукотский. Берег тридцать кэмэ вправо.
— Значит в самой бухте Провидения посудина стоит. Больше негде. Код всё тот же — стало быть японец.
— Понял, — с нажимом проговорил капитан, переглянувшись с помощником, — что ещё?
— Пока всё.
— Отбой, — Черто́в положил трубку, развернувшись к старпому, — а что там японцу делать? Угольщика захомутал? Но стеречь смысла нет, достаточно вооружённый конвой посадить и опять в патрулирование выходить.... А?
— Угольком халявным лакомится, — предположил помощник, — или..., хрен его в общем знает. Всё ровно доразведку бы завтра с утра провести.
— Зиновию надо сказать....
Сказали. Рожественский как всегда не торопился с выводами и решениями. Да и зависел сейчас от обстановки и "длинной радарной руки" потомков.
А планировали... скорей желали, зацепить локатором и выйти на оба японских судна, уложившись в одну ночь. Но теперь уж стало ясно, что не получится — далеко до второго.
Дистанцию-то взяли, но лишь приблизительно (передача была слишком короткой), и погрешность могла составить пять-шесть километров..., как бы не миль.
— Может и не успеть ЭБР... даже поднажав, — с сомнением качал головой штурман, — и не отвернёшь, не отбежишь этим бронированным углежогом на пяток километров — один хрен запачкает дымом полнеба. Японо-капитана сразу поймёт, что дело нечисто.
Ко всему ещё этот в бухте.... С ним разбираться.
— Да, — согласился капитан, — будет там.... Если на его борту призовая партия. Кингстоны откроют и хана кардифу. Как бы Зиновию не пришлось угольщик штурмом отбивать....
В отряде Рожественского на "Смоленске" (а его планировали переоборудовать во вспомогач) были предусмотрены для подобных дел пара дюжин лихих матросиков. Но все непроизвольно поглядели в сторону лейтенанта Волкова, зная его изнывающую по активным действиям натуру.
Тот к чести даже не изменился в позе, лишь зыркнул коротко и нахмурился в себе. Думает типа....
"Это хорошо, — шевельнулось в голове у капитана , — понимает и оценивает сложности. Но это всё с утра... после беспилотника. Может там и вовсе нет того янки-снабженца, а самураи в бухте так... на суши-пикник тормознулись".
По мере сближения с целью ледокол стал оттягиваться назад — не хватало ещё шальной снаряд схлопотать.
Связь с "Суворовым" держали практически постоянную — старпом монотонно, уже каждые две-три минуты выдавал цифры: дистанцию, угол сближения.
Глядеть в темноту иллюминаторов было бесперспективно, от силы что и пробьётся через густую, сдобренную небольшой туманностью ночь, это далёкие всполохи.
Теперь всё внимание было на двух экранных светлячках: забирающего в сторону броненосца — его специально отводили в охват с юго-востока, и практически лежащего в дрейфе судна противника.
Казалось, что всё происходит вроде бы буднично, но на самом деле градус возбуждения поднялся к красной метке — все находящиеся в рубке (кроме рулевого) сгрудились вокруг двух запараллеленных экранов. Притихнув. Понимая — сейчас прольётся чья-то кровь.
И как-то по особому навязчиво стала жужжать аппаратура... и старпом, сам не заметив зазвенел гласными, подавая на "Суворов" всё более и более укорачивающуюся дистанцию:
— Восемь кабельтовых на сто пять! Угол смещения — 2. Скорость сближения 5 узлов.
Восемь кабельтовых. Все знали, что в расчётах броненосец собирались подводить на пять.
То бишь, на километр!
"Суворов", там в потёмках уже сбавил ход совсем до "ма́лого", шёл естественно не прямо на цель, а под углом, открыв сектора для бортовой артиллерии.
Напряжение, пошевеливая волосы на затылках подкатывало к семи... шести кабельтовым. О чём-то заговорил Шпаковский, как всегда, в силу своего неизменного желания спорить и противоречить.
— Да тихо ты! Сейчас уже! — Шикнул на него кэп.
Старпом выдал огневые данные:
— Пять кабельтов на сто шесть. Угол — ноль. Можете стрелять.
И все как по команде подняли головы, вглядываясь в ночь — не полыхнёт ли там вдалеке?
Уже потом..., радисты-"ямаловцы", вернувшиеся с "Суворова", где они как раз в рубке отирались за спиной у Рожественского, держа связь, рассказывали....
* * *
Зиновий Петрович в своём разумении осторожничал.
К выданной с ледокола дистанции — "семь кабельтовых до цели", броненосец уж совсем полз на трёх узлах.
При всём доверии к технике потомков, зная, что где-то тут совсем рядом в темноте бродит судно тысячи на четыре тонн водоизмещения (а "японец" не выставил ни огонёчка), сигнальщики, да и сам адмирал во все глаза всматриваясь в ночь, опасаясь ненароком налететь... даже взяв на таран.
И куда уж там, как оптимистично, если уж не опрометчиво предлагал кто-то из "ямаловцев" во время обсуждения и планирования этой операции — влупить идеально, неожиданно, прямо из темноты, вслепую, исключительно по показаниям и расчёту с ледокола.
Нет. Рожественский не стал рисковать. Как только прозвучал сигнал о выходе на огневую позицию, объявил стрельбу по готовности и приказав врубить прожектора, удовлетворённо проговорил:
— Не подвели! — Когда снопы света практически и не выискивая, упёрлись в борт какого-то японского "Мару". Уже обречённого.
Навели заведомо всё что было по борту, и даже носовая башня главного калибра уставилась в ожидаемую темноту, естественно без приказа на открытие огня.
Рожественский услышал, как Игнациус начал ему что-то говорить, но его голос потонул в многоголосье орудий.
Били меньшим калибром, стараясь смести настройки и антенны, и-и-и-и!!!
И заплясало в пятнах света, во вспышках орудий сполохами частых попаданий, заклубилось хаосом ночи, дыма и огня!
Лучи прожекторов забивались пороховым выхлопом собственных выстрелов. Посудину раздёргало на фрагменты, но это лишь казалось — дымину сносило в сторону, снопы света прорезались, освещая цель... та стояла на воде, целёхонькая и только, только занялись первые пожары, выедая надстройки, торчащую кособоко мачту.
Артиллерийский офицер зафиксировал всплески перелётов. Ни одного недолёта. Что не мудрено. Несколько снарядов вмазали в высокий полубак. Японцы словно не попытались дать больший ход. Вдобавок таки рявкнули под корму шестидюймовки, наверняка разворотив румпельное и дейдвудное отделения. И тонуть вспомогач вопреки опасениям Рожественского не спешил.
Сидящие там, внизу в радиорубке телеграфисты доложили, что работу чужого передатчика не зафиксировали. И понятно, что её уже не будет, после такой дробилки. Стрельба захлебнулась адмиральским окриком.
Удивительно, но видимо ошеломлённые, застигнутые врасплох японцы не сделали ни единого ответного выстрела. Впрочем в первоначальной неразберихе этих вспышек могли и не заметить, но в броненосец точно ничего не прилетало.
"Суворов" выписывал неторопливую циркуляцию,сужающимся радиусом, удерживая в ярком световом пятне избитого несчастного, которого и противником-то не назовёшь — не те весовые категории.
Несмотря на приказ задробить стрельбу какие-то ухари снова стали палить.
Рожественский выматерился:
— Прекратить стрельбу! Мать их так, раз эдак! Мажут косорукие... с такого-то расстояния.
Споро заорал в переговорное устройство артофицер.
Наконец тявкающая где-то там в районе юта пушчонка заткнулась.
"Мару" горел. В воду прыгали люди. Подле борта даже виднелась чудом уцелевшая шлюпка, принимавшая людей из воды.
— Всё, — намеренно будничным голосом сказал адмирал, — пусть шлюпка отойдёт на безопасное расстояние, и топите это корыто. Пленных на борт.
Им уже семафорили "плыть к броненосцу". Но те и сами понимали, что другого спасения в холодных водах не будет, направив шлюпку к нависающему невдалеке тёмному силуэту, спеша, словно боясь, что их оставят тут — вёсла в свете прожектора мелькали белыми рёбрами вверх-вниз, шлёпаясь всплесками в воду.
Теперь ударили шестидюймовки... под ватерлинию. "Мару" накренился, но тонуть упрямо не желал.
— Что вы делаете? — Рожественский полуобернулся, только сейчас заметив, что один из связистов-"ямаловцев" пристроился в стороне, поднеся какую-то штуковину к самой прорези рубки.
— Хроника, — ответил тот стараясь говорить тише.
Но адмирал уже отвернулся, приказав командиру корабля:
— Прекратить. Только снаряды на эту лохань гробим. Мину ему... какова дистанция? Вижу уж ближе....
— Три с половиной!
— Так и бейте, как борт покажет. Заминки не возникло — Игнациус предвидел подобный сценарий, кивнув минному офицеру. Приказ убежал переговорным устройством. Стреляли из подводных бортовых. Самодвижущейся. Не промазали.
Судно подкинуло нос вспучившемся столбом воды, и носом же стало неторопливо погружаться. Там что-то клокотало, пенилось, бурлило... матросы-прожектористы с упоением отслеживали агонию судна, удерживая в пятне света.
— Такая моська для нашего слона, — проговорил Игнациус старался не вкладывать сомнительные интонации. Однако Рожественский услышал:
— Полноте вам ерничать. Начинается с незначительного, дай-то бог закончим "Микасой". И дух какой-никакой подняли у матросов, — и не смотря на лёгкость этой маленькой победы, вспомнил о незадачливой одиночной пальбе с юта, вмиг впав в раздражительность, — но это ж надо мазать с полумили. Косорукие! Узнать, кто стрелял столь бездарно и наказать!
А в целом, по экипажу — чарку.