Старицкий Мамант
ЭПОХА ПЕРВОБЫТНОГО КОММУНИЗМА
В семьдесят шестом году двигали мы курганы в Ворошиловоградской области.
Натурально катакомбная культура шла с хорошими находками. Классическими, что характерно. И, главное, бронзы было много. Прямо на удивление. Тот век бронзовым называется только потому, что ее плавить тогда научились, а так она весьма и весьма редкая была. В основном по прежнему все больше камешками люди пробивались.
Тут приступаем мы к самому большому кургану в округе — метров тридцать высоты. Явно захоронение большой шишки.
Мы в археологии дописменных культур вообще-то остерегаемся категоричных названий типа этнос, народ там, вождь, царь... Кроме вещей — самой материальной культуры — у нас других данных нет, даже косвенных. Как-никак четыре тысячи лет назад этих жмуриков хоронили. И на каком языке отпевали, никто уже не скажет. Мы вообще всё больше социологическими терминами оперируем: сообщество, группа, лидер...
Так вот, в этом кургане, судя по его величине, явно лежал лидер не из мелких. Лидеры, они уже тогда имели всё самое большое: курган, колесницу, погребальную камеру и количество вещей, которых в обычных могилах человек на тридцать бы хватило. Кстати, этот архетип и посейчас в ходу. Глянь на любого начальника, как он пыжиться из общей массы людей выделиться. И чем? Да все тем же. И автомобиль у него размером больше потребительских, и кабинет у него с футбольное поле, и квартира... и свита... И чем начальник больше, чем выше стоит во властной пирамиде, тем все больше и больших размеров все себе позволить может.
Кстати, массами этот принцип не оспаривается. Массы возмущаются только тогда, когда у начальника ·не по чину лысинаЋ.
И вот в самый разгар раскопок того кургана отняли у нас местные власти арендованный бульдозер. А курганы двигать — это тебе не заступом на древнем поселении махать. Тут методика тонкая. Лопата почти без надобности. У нас в ходу то скальпель, то бульдозер, то бульдозер, то скальпель... И без бульдозера, сам понимаешь, совсем хана.
Пошли мы отвоевывать бульдозер обратно на благо советской науки. А советская власть уперлась рогом в землю и ни в какую не отдает. Лаялись, мы лаялись с чинушами разных уровней и, в требованиях своих вернуть нам вожделенный бульдозер, дошли до первого секретаря райкома партии.
А он, не выслушав даже нас, сразу всех полканов спустил:
— Ерундой всякой занимаетесь, государственную копейку в землю зарываете, а у меня уборочная срывается. На заготовке силоса этот бульдозер куда как полезней, чем холмы срывать и ландшафт нам портить. Вы хоть толком сказать можете, какую херню копаете? И чем она для нашего общества полезна? Не можете...
— Это фундаментальная наука и деньги на нее выделены пятилетним планом, — пытаемся давить на него со всей культурностью академических сотрудников.
— А я говорю — херня! — рубанул ладонью партийный секретарь, — Гробокопательство и больше ничего. И ничем вы мне полезность этого для общества не докажете. Ничем! Вы хоть сами знаете, какую херню раскопали?
— Это не херня, а эпоха первобытного коммунизма! — развернулись мы и, в сердцах, дверью райкомовской громко хлопнули. Правда, парадной.
Вечером начальник отдал распоряжение свертывать лагерь — откопались. Нет у марксистской науки управы на служителей марксистской партии. А курган, по всему видать, на будущий год докапывать придется, если местные жители его к тому времени не разграбят.
С тем и заснули.
А утром вся экспедиция была разбужена мощным рычанием стосильного дизеля. Ровно в шесть утра. И больше на наш бульдозер никто не посягал до самого конца экспедиции.
Коммунизма убоялись, хотя и первобытного.
Москва 1995 г.
