↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
ХРОНИКИ ВЛАДИМИРА БАБКИНА
Авторские размышления и ход работы над произведениями
Обновляется
06.03.18
В общем, как и обещал, вашему вниманию "Новый Михаил-3: Государь Революции". Выкладываю первую часть книги целиком. Так что сегодня "прода" в 146 тысяч знаков. Прошу любить и жаловать!
Прежняя первая часть ГР стала второй книгой цикла. В ней я ничего не менял, а вот НМ-3 "Государь Революции" изменился очень сильно. Так что рекомендую читать все сначала.
Спасибо.
24.12.17
Прода — часть большой сцены на обсуждение
24.12.17
05.11.17
Собственно Прода (читать где обычно — в общем файле или в файле Проды) и переработанный фрагмент разговора с Марией Федоровной, который отдельно представлен еще и здесь.
За спиной выразительно кашлянули. Да, молчание затянулось и нужно что-то говорить и что-то делать. Но что?
— Что ж, Мама, я выбрал неверные слова, отчего вы меня поняли не верно.
Отхожу от окна и вновь усаживаюсь в кресло. Вдовствующая Императрица ждет.
— Начнем с этого, якобы, дара. Если бы я действительно мог убедить кого угодно в чем угодно, то первым, кого я бы убедил, был бы мой царственный брат. Ведь я действительно не хотел власти, и меня бы вполне устроила бы роль влиятельного человека за кулисами трона. Но я не смог убедить Николая. Равно как я не смог убедить генерала Алексеева и мне пришлось поднимать мятеж в Могилеве. И вот теперь, я не смог убедить вас, Мама. Как видите, мой, так называемый, дар всех убеждать, не настолько уж и силен, а, вернее, никакого нового дара и вовсе не существует. Теперь, что касается потрясения и его влияния на меня.
Горько усмехаюсь.
— Простите, Мама, но разве мое потрясение можно сравнивать с настоящим потрясением? Разве мое душевное состояние можно сравнить душевным потрясением человека, на которого напала стая бешеных собак на улице или с человеком, который увидел ужасное привидение у себя в спальне, проснувшись среди ночи? Разве я поседел, стал заикаться, боюсь темноты или у меня появились какие-то фобии? Да, мне было видение будущего и, в том, числе, видение того, как погибну я, как погибнет моя семья, ужасной смертью погибнет большая часть наших родственников, включая семью Никки. Да, я видел, как погибнут миллионы, и видел ужасы, которые ждут Россию и весь мир. Но можно ли сравнивать мое потрясение от этого видения с потрясением человека, который воочию увидел, как на пожаре гибнет его семья? И правильно ли называть мое потрясение потрясением? Ведь это что угодно, но не потрясение! Не потрясение!
Я говорил с жаром, стараясь растопить лед скепсиса в ее душе.
— Я изменился, это правда, но я не сумасшедший! С чего бы мне сходить с ума, а, Мама? Вы говорите, что вы не знаете случаев, когда такое, как вы его назвали, потрясение, не нанесло ущерба рассудку, и уж, тем более, не знаете случаев, которые изменили людей в лучшую сторону? А между тем, таких случаев великое множество, и вы о них прекрасно осведомлены. Разве не подобный случай изменил Моисея, спасшего евреев? Разве не похожий случай так изменил Жанну д'Арк, что она взяла в руки меч и вдохновила французов на войну против английских завоевателей? Разве это изменение в душе Жанны не спасло Францию? Таких примеров десятки, сотни, тысячи! Мне было явлено будущее, явлено как Откровение. Откровения меняют обычных людей, творя из них лидеров, вождей, спасителей. Их истории мы знаем и подвиги их всем известны. Но откуда мы знаем, как изменились эти люди после Откровения? Узнавали ли их близкие люди? Не находили ли они в героях таких же изменений, какие открылись вам?
Выжидательно смотрю на Мама. Та молчит, но, по крайней мере, не спорит.
— Да, я изменился. Трудно не измениться, когда на тебя возложена такая тяжелая ноша и такая ответственность. Каждый, на кого снисходит Откровение, меняется. Его меняет бремя миссии, возложенной на него. Беглец из Египта, состарившийся пастух, получает Откровение и отправляется к фараону освобождать евреев, творя чудеса и вещая пророчества. Изменился ли он? Изменилась ли девушка из деревни Домреми, когда к ней явился Архангел Михаил и открыл ей, что она и есть Орлеанская Дева, приход которой в мир был предсказан за много веков до того? Разве не изменись она, могла бы она исполнить пророчество? Могла бы она снять осаду Орлена, поведя за собой армию, не изменившись? Смогла бы она прежняя возвести дофина на трон и изгнать англичан? Могу ли я спасти Россию, не изменившись? Поэтому, удивительно не то, что я изменился, а то, как мало людей это замечают. Впрочем, уверен, что жена Моисея и родители Жанны могли бы засвидетельствовать, как сильно они изменились...
Я вдруг замолчал. Слова вдруг перестали быть просто словами. Подбирая аргументы, я поставил себя в один ряд с людьми, которые изменили историю. И ведь таких примеров действительно множество. Люди менялись именно вот так, вдруг, как и изменился в то утро Великий Князь Михаил Александрович. Что их изменило? И какая сила бросила меня в прошлое? Что это? Случайность? Стечение обстоятельств? Провидение Господне? Или наоборот, происки того, чье имя не к ночи будет помянуто? Волен ли я в своих действиях, или моя участь точно так же определена, как была определена участь Жанны, слушавшей Архангела Михаила в свои тринадцать лет? Что уготовано мне? Обвинения и костер? Или, как Моисею, мне суждено умереть глубоким старцем ста двадцати лет на пороге своей Земли Обетованной? Знать бы еще, где она, Земля эта...
Мои размышления прервала Мария Федоровна.
— А Шереметьева?
До меня не сразу дошел смысл сказанного. И я вдруг вздрогнул, осознав вопрос.
— Мама, Натали погибла из-за меня. Я виновен в ее смерти. Быть может, я не страдаю на людях, но кто может знать, что творится у меня в душе? Лишь бесконечное количество государственных дел не дает мне повредиться рассудком от горя и чувства вины. Это мой крест и я буду вам очень признателен, если вы впредь не будете сводить меня с ума, напоминая мне о моем горе и о моей вине перед ней и перед нашим сыном.
Мой голос предательски дрогнул, и я до боли сжал зубы. Вновь подхожу к окну, но все плывет перед моими глазами. Интересно, приходилось ли лить слезы мессиям прошлого или они всегда были железобетонно уверены в своем предназначении? Мессия, блин, недоделанный...
Вдруг чувствую руку на своем плече.
— Прости меня... сын.
Оборачиваюсь и искренне целую ее руку.
— Простите меня, Мама. Я не всегда был хорошим сыном, но, не смотря ни на что, ни на какие Откровения и изменения, я ваш верный и любящий сын. Просто, мне сейчас очень и очень тяжело, Мама.
Она погладила меня по щеке, вытирая предательскую влагу.
— Я вижу, сынок. Вижу. Кто лучше матери видит? Я вижу, что тебе нужна моя поддержка. Если тебе нужны мои советы, моя помощь, ты только дай знать. Я буду рядом всегда и помогу чем смогу.
— Спасибо, Мама.
И я с нежностью обнял свою мать.
* * *
27.10.17
Переработанная сцена с Марией Федоровной.
МОСКВА. БОЛЬШОЙ КРЕМЛЕВСКИЙ ИМПЕРАТОРСКИЙ ДВОРЕЦ. 16 марта (29 марта) 1917 года.
Думаете, у меня на этом вечер закончился? Как бы не так! Нет, традиционно, все было весьма мило — ко мне в кабинет пришел Георгий пожелать мне доброй ночи. Вот только пришел он в этот раз не только в сопровождении камердинера, но и сопровождаемый моей драгоценной Мама, дай ей Бог всяческого здоровья и долголетия.
Поцеловав сына в лоб и пожелав хороших сновидений, я отпустил Георгия с камердинером, томимый предчувствием тяжелого и опасного разговора с вдовствующей Императрицей.
И разговор этот не заставил себя ждать, ибо Мама взяла быка за рога буквально сразу.
— Миша, я пришла с тобой серьезно поговорить!
— О, нет, Мама! Только не сегодня! — взмолился я. — У меня сегодня и так голова пухнет от всего происходящего!
— Вот именно! — Мария Федоровна буквально взвилась. — Ты чего творишь? Сын, ты что, с ума сошел?
— Вы о чем говорите? — попытался я оттянуть неизбежные разборки, но вдовствующая Императрица была не из числа тех, кто робел перед Императором, и она пошла в атаку с напором конной армии.
— Ты прекрасно знаешь о чем я говорю! Ты делаешь глупости за глупостями! Ты мало того, что решил вырубить под корень Владимировичей, чего тебе не простят наши родственники, так ты еще и не решился это сделать правильно!
Видя мое недоумение, Мама вкрадчиво спросила:
— А Викторию Федоровну ты чего оставил? Или думаешь, что она простит тебе мужа?
От такого поворота я, признаться, опешил, и единственное, что мне удалось из себя выдавить, был довольно слабый аргумент:
— Так это, она ж типа на сносях!
— Не типа, а на сносях. — спокойно поправила меня Мария Федоровна. — И что?
На этот аргумент у меня ответа не нашлось, и я позорно замолчал. Мама долго смотрела на меня, явно принимая какое-то решение. Наконец, она заговорила.
— Михаил, я уже сказала, что пришла с тобой серьезно поговорить. В последнее время у меня не так много возможностей общаться с тобой, но даже при таких обстоятельствах я вижу, насколько сильно ты изменился.
У меня тоскливо засосало под ложечкой. Начинается. Конечно, было наивным ожидать, что материнское сердце не почувствует подмены. Вся надежда была на то, что удастся свести к минимуму общение между нами, и к тому времени, когда сомнения родятся в ее голове, можно будет все списать на долгое и трудное правление, которое так на меня типа повлияло. Но Мария Федоровна, воспользовавшись ситуацией с гибелью графини Брасовой, взяла на себя вопрос воспитания Георгия, оказавшись таким образом в непосредственной близости от моей бренной тушки, и получив возможность вести прямое наблюдение за моими выходками. И вот теперь можно лишь гадать о том, к каким выводам она пришла и какие сомнения гложут ее душу.
— Знаешь, когда я впервые поняла, что с тобой что-то не так?
Я пожал плечами, стараясь не плодить сущности и не давать лишнюю пищу к размышлениям. Мама меж тем продолжала:
— Нет, не тогда, когда ты отправился в тот безумный полет в Могилев, и даже не тогда, когда ты фактически поднял мятеж и захватил Ставку, убив при этом генерала Алексеева...
— Я не убивал Алексеева!
Но вдовствующая Императрица отмахнулась от моих слов, как от чего-то несущественного, и продолжала говорить:
— ...Все это, хотя и с большими натяжками и оговорками, можно было объяснить порывистостью твоей натуры, и ты прежний действительно вполне мог учудить и полет ради возможности что-то доказать Никки, и совершить импульсивное безумие, подняв на мятеж Георгиевский батальон, и даже создание этой вашей ВЧК можно было списать на то, что ты наслушался чьих-то глупых советов и действуешь не ведая того, что в реальности творишь. И многое из того, что ты сделал, уже будучи Императором, так же можно было бы объяснить твоим импульсивным и, в то же самое время, упрямым характером и тем, что на тебя повлияла гибель матери Георгия. Но...
Она взяла паузу, внимательно изучая мою реакцию. Я молчал. Пока было неясно куда она клонит, но то, что она графиню Брасову назвала матерью Георгия, но не сказала 'гибель твоей жены', как-то резануло ухо и заставило меня напрячься.
— ...Но был один момент, который заставил меня насторожиться и изменить мои собственные планы, которые, признаюсь, были очень обширными!
Вот чертовка! Ей бы в театре играть! Сидит и наслаждается паузой. Тут впору встать и наградить ее благодарными овациями!
— Все разрозненные действия, все твои решения, все неожиданные ходы можно было бы объяснить стечением обстоятельств и прочими событиями, о которых я уже упоминала. Но что-то не вязалось, что-то ускользало от моего понимания. И когда я вдруг поняла, что именно меня смущает, у меня все сразу встало на свои места и все события получили логическое объяснение. Дело в том, что у тебя появилась черта характера, которой раньше не было и быть не могло. Это настолько противно твоей натуре, что я сначала даже не обратила внимания на это, считая все это случайностью. Но случайностей было слишком много, и когда в Царском Селе я вдруг осознала, что ты меня саму используешь в своей игре, вот тут я впервые всерьез задумалась. А когда там, в Царском, я до конца досмотрела представление для репортеров, вот тут я все поняла. Я вдруг поняла, что ты уже не довольствуешься своим новым качеством, лишь как средством решения текущих проблем, ты, создав РОСТА, решил создать инструмент для подчинения себе помыслов всей России!
Я вопросительно поднял бровь. Вдовствующая Императрица победно улыбнулась.
— И твоя реакция на мои слова доказывает, что я права в своих выводах, потому что прежний Михаил никогда бы себя так не повел, имей я с ним подобный разговор при подобных обстоятельствах!
— Итак? — спросил я усмехнувшись.
— Итак? — переспросила она, в свою очередь послав мне ответную улыбку. — Итак, прежний Михаил и новый Михаил это два разных Михаила!
— Объяснитесь.
— Все твои успехи, все то, что ты совершил, начиная с полета на этом ужасном аэроплане, все это стало возможным при появлении у тебя способности, да что там способности, настоящего невообразимого дара всех убеждать!
— И что?
— А то, мой милый Государь Император, что прежний Миша, мой любимый сын Миша, не мог убедить никого и ни в чем! Им помыкали все, как только могли! Да, прежний Михаил был смел, упрям и благороден, но максимум что он делал в подобных ситуациях, это выходки из разряда женитьбы на этой авантюристке Наталье Шереметьевой назло маме и царственному брату. И, кстати, вот еще одно подтверждение того, что с тобой что-то не так, и от моего прежнего Миши осталась лишь видимость. Прежний Михаил при таких моих словах немедленно бы вскипел, потребовал бы не говорить в таком тоне о его незабвенной и, к тому же, погибшей Натали, но даже не потребовал бы прервать наш разговор, а просто бы выбежал из комнаты. Но ты, мой милый незнакомец, сидишь совершенно спокойно, как будто гибель графини Брасовой тебя совершенно не волнует!
Я хмыкнул. Ну, что тут скажешь? Я знал о том, что вдовствующая Императрица Мария Федоровна была умнейшей женщиной и опытнейшей интриганкой, но, признаться, таких глубоких выводов я не ожидал.
— Конечно, — продолжала меж тем моя высокородная дознавательница, — способность всех убеждать и подчинять своей воле далеко не единственное изменение. Быстрые и решительные действия, полная неожиданность решений и необъяснимая логика многих твоих повелений. Ты принимаешь решения совершенно иначе, чем это делал Михаил, твои речи меняются в зависимости от слушателей, ты находишь для каждого именно те аргументы, которые перевешивают чашу весов в твою пользу. Я вчера видела, как к тебе в кабинет рвался разъяренный Сандро, и как он вышел от тебя словно побитая собачонка. Ты не тот прежний Миша, ты не ведешь себя, как человек, который случайно, волей обстоятельств, оказался на троне и тяготится этим обстоятельством. Ты ведешь себя так, словно считаешь что ты и есть власть, что царство не только твое по праву, но так, что ты и есть царство. Я не очень набожна, но признаюсь честно, я постоянно ловлю себя на чувстве, что от тебя веет какой-то могучей, и в чем-то даже потусторонней силой. А потому я обращаюсь к тебе, не как к своему сыну, а как нынешнему правителю Российской Империи, с вопросом — не желаешь ли объясниться? Вдовствующая Императрица ждала моего ответа. Я задумался. Что ж, тут играть заявленную роль уже невозможно. Удивительно, как мало людей видят очевидное! Или они видят, но молчат? Кто знает? Быть может, просто пока я их устраиваю в качестве правителя. Впрочем, об этом я могу подумать на досуге, а сейчас мне нужно давать ответ очень могущественному и умному противнику. И от моего ответа зависит то, смогу ли я превратить противника в союзника, или же мне придется подписывать некролог. Хотя я не верю в то, что она пришла ко мне не подстраховавшись и на этот случай. И тут еще вопрос кто кому подпишет некролог. М-да, ситуация.
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |