"Мозаик. Исповедь фрика"

Название: "Мозаик. Исповедь фрика"

Автор: Mad Gentle Essence

Жанр: оридж/ романс/ РOV Jan

Рейтинг: R

Статус: закончен

Примечание: side-story к "Мозаик. Зона отчуждения"

Предупреждение: нецензурные выражения.

Ян. Откровения на тему...

Вылетая из квартиры, я уже знал, куда сейчас пойду, вернее к кому.

Кирилл. Больше идти мне было некуда.

Меня трясло. Сильно...

В дверях подъезда от меня шарахнулась "любимая" соседка-истеричка, может, подумала, что я обкуренный, или еще что. И в нормальном-то состоянии за моей спиной не раз крестилась, а сейчас, когда я вот такой — растрепанный, дышащий как загнанная лошадь. Не удивлюсь, если завтра о встрече со мной, таким, мало вменяемым, узнает мама.

И, конечно, я буду еле стоять на ногах, материться, и в руках у меня будет бутылка водки.

Плевать...

Дыхание действительно сбилось, голова почти кружилась от нехватки кислорода.

После стычки со Святом болели руки, видимо, синяками он меня наградил от души. Но если бы только болело только тело. Пусть даже сильнее, чем сейчас, вдвое, втрое! Только бы так не разрывало на части сердце, от всего, что произошло в моей жизни в последние дни.

Дни, когда, как мне кажется, я потерял право на любовь.

На любовь моего брата. И на любовь еще одного человека.

Человека?

На любовь Ангела. Моего Ангела.

Он значит для меня не меньше, чем брат, которого люблю больше жизни.

Я сам все разрушил своими собственными руками, если подцепил инфекцию.

Господи...

Ну почему иногда мозг бывает намного тупее того же самого желудка, а?

Ведь желудок не переварит мерзость, если вдруг проглотишь ненароком, он ее выблюет.

А мозг-то не всегда отторгает тот идиотизм, что иногда его посещает.

Он его принимает, и, к тому же, начинает воплощать в действие!

И как мы потом за это расплачиваемся. Мама дорогая!..

Кир все время пытается меня успокаивать, убеждает, что никто не мог знать, что порвется презик, что эта девчонка может быть инфицирована. И вообще, что если бы мои парни не притащили домой шлюху, то ничего подобного вообще не случилось бы!

Бред, какой, мать его, бред!

Я должен был думать, ЧТО делаю! Я!

А мои парни? Два дуболома, чей девиз, по-моему: "Покой нам только снится!", ни фига не дающие друг другу безмятежно вздохнуть своими выходками и вечными моральными, а иногда и физическими боями...

Как я их мог за ту выходку винить?

Я же прекрасно понял Дина. Да, идиотизм, я не отрицаю, ТАК заставить ревновать Свята... Ну, а я сам, умнее, что ли, поступил потом, да? Им можно, так почему мне нельзя??

Захотелось гею девку трахнуть! Нормально?

"Как ЭТО когда ТЫ, а не тебя???"

ИДИОТ! Кретин недоделанный!

Так хоть бы кайф нормальный получил! Драл же ее минут двадцать. Но не от того, что удовольствие растягивал, или ей побольше доставить хотел, а элементарно кончить не мог!

Кир чуть не задубел на улице, пока я там узнавал как это — КОГО-ТО...

Да вот так это!

Твою мать!

Плохо. Как же мне плохо...

Невыносимо хотелось быть с теми, кого люблю.

Прижаться. Согреться, наконец. И телом и душой...

И если физически я еще имею возможность сделать это, то морально — не сумею.

Пока один. Пока не буду уверен в том, что я не опасен для них.

Как же мне нужно в это верить! В это "пока".

Необходимо...

Чтобы была надежда на то, что мой Ангел с зелеными глазами, с немым укором, непониманием и тоской в них, той печалью, что так тщательно пытается скрывать, еще будет рядом.

Что не один раз увижу влажными после поцелуя его жадные, но такие нежные и горячие губы. И они будут ярко-розовыми, а не такими бледными как сейчас.

И сильные руки Свята вместо того, чтобы причинять мне боль, пусть и невольную, прижмут к себе крепко-крепко, и не захотят отпускать...

И не раз еще услышу от него: " ...Котенок, люблю..."

Хотелось завыть от мысли, что, возможно, никогда больше не смогу себе позволить подпустить их настолько близко...

...Забиться бы под какую-нибудь скамейку во дворе, и там тихо, и беззвучно подохнуть от холода.

Чтобы не мучаться самому, но в большей степени, что бы ИХ не мучить.

Так плохо не было даже тогда, когда мне в глаза рассмеялся Ромка и выплюнул всего несколько слов, но таких, после которых я не мог сделать вдох:

— Я на тебя спорил... Спасибо, что не дал проиграть...

Это был мой маленький конец света.

Тогда.

И сейчас, если все так, как я думаю, это будет тоже конец света.

Но уже не маленький. Армагеддон. Полный.

Который я устроил себе сам. По невероятной глупости.

Дрожь... Такая выматывающая... Такая бесконечная...

Наверное, с тех пор, как я все узнал, не было и нескольких часов подряд, чтобы меня вот так не колотило... Ночью, днем, тепло мне, или холодно, не важно...

Нервы звенели натянутой струной, звенящей, режущей. Не расслабиться, и не забыться...

От душевной боли, от страха перед будущим, от одиночества, от невыносимой тоски.

И от понимания, какую муку причиняю любимым людям!..

Господи, как же хочется прощения просить, вымаливать это прощение. Перед Богом и людьми, как угодно, у кого угодно... Лишь бы все это оказалось просто бредом...

Вот только молиться я не умею.

Если не найдем Белку, остается только ждать. Три месяца, полгода... когда будет уже крайний срок для выявления заражения.

А как мне жить это время???

Как дышать... Как ИМ в глаза смотреть?

Я не знаю...

...

Еле удерживая телефон дрожащими пальцами, позвонил Кириллу, и, видимо, ему хватило всего пару моих слов, сказанных сорванным хриплым голосом, чтобы понять — мне нужна его помощь:

— Кир, он думает, что я колюсь... Я ушел...

Он перебил меня сразу:

— Приезжай, Ян. Что-нибудь придумаем...

И я поехал к нему. К тому, кто знал все, что со мной произошло. Кто тоже себя считал в этом виноватым, хотя я совершенно не согласен и вдалбливаю ему это раз за разом.

Я шел к трамваю и не сомневался, что Свят сейчас будет кидаться на стены от злости, на себя, за то, что так не сдержался. И на меня, что молчу, а он понять не может, что творится.

Но... объяснить я ему ничего не могу. Пока. И изменить все, что случилось, и что может еще произойти, то же не в моих силах.

...

Кир меня встретил на остановке, очень встревоженный, и я понял, он подумал, что я ушел из дому совсем.

— Блин... Напугал, придурок. Я же собирался уже договариваться, что бы бабуля позволила тебе у нее пожить! — возмущался он, когда мы шли по району частного сектора.

Он размахивал руками, забегая вперед, заглядывал в глаза и возмущенно пыхтел при этом.

— Прости. Я не думал, что ты это так воспримешь.

— Ян! Да ты уже вчера об этом разговор заводил! "Может быть, даже придется уйти на время!" Нет? Не ты говорил? И как я мог воспринять твой звонок?

— Блин, Кир! Да ты мне даже толком ничего и сказать то не дал! Сразу: "Приезжай, Ян!"

— А что, я должен был тебе начать с лекции, типа не надо торопиться, подумай еще? — Кир фыркнул и пошел рядом со мной, качая головой.

Добавил тихо:

— Я же знаю, что просто так ты делать ничего не станешь.

Я благодарно улыбнулся, глянул на него, на его засунутые в карманы джинс руки, тоже без перчаток, как и мои, чуть ссутуленную фигуру, и чувствовал, как он переживает.

Давно вижу, что у него ко мне чуть более сильное чувство, чем просто дружба. Это я понимать начал еще с тех пор, как втюрился в Ромку.

Он как будто ревновал меня к нему. Пытался помешать встречаться, стал более раздражительным, нервным, капризным, и я часто ловил на себе его странный взгляд, от которого мурашки шли по телу.

Я даже один раз не выдержал, и сказал, что у меня такое чувство, что он меня поцеловать хочет. Кир меня обозвал придурком, и покраснел. А потом мы над этим ржали. Но я все равно понял, что я прав.

Нет, Кирилл не гей. У него только девушки. И мне он никогда ничего не говорил о своих чувствах.

Губы молчат. Не молчат глаза.

Но у меня есть любимые люди, и, зная об этом, Кир никогда себе ничего не позволит.

Я чувствую это. И очень благодарен.

Мне он нужен как друг. Очень верный друг. Так и есть, так он себя и ведет. Хотя, в душе он, может, и мечтает о бОльшем.

— Сейчас придем, обогреватель включим, я вина домашнего стырю. Согреемся, — поежился он.

— Хорошо бы.

— Угу, — Кир потер нос, шмыгнул. — Все будет.

Помолчав, не очень уверенно, спросил:

— Он сильно напугал тебя? Да?

Я знал, о ком он спрашивает.

— Да, напугал. Сначала орать начал, что я своими гулянками неизвестно где мать довожу до истерик, а потом доебался до глаз, типа с какого это у меня зрачки на пол морды. Придурок... Можно подумать... Начал срывать одежду, чтобы вены на руках увидеть. А потом, не увидев там ничего, давай придалбываться к лодыжкам, под коленками, блин, вот надо было посмотреть! Вцепился в ремень, прикинь? — Кир невнятно выругался, возмущаясь. — А я ору, блин, почти истерика! Просто, если бы мать дома была, мы бы подрались и все. А так... Он бешенный такой... Хоть никогда меня и не брал силой, даже намека на это не было, сейчас я должен быть уверен, что он ко мне не прикоснется... в этом смысле. И сбежал поэтому. Вырвался... Чуть не разревелся. Так обидно было! И, в тоже время, я же понимаю, что с ним происходит, понимаю, что виноват.

Кир смотрел себе под ноги, на тихо шуршащий гравий недоделанной асфальтовой дороги, иногда кивая, и поглядывая на меня. Украдкой вздыхал, кусая губы.

— Он беспокоится... Это же понятно, Ян! Бля, ну говорил же я тебе, с ним-то хоть поговори, а?!

— Не начинай ты опять! — я раздраженно дернул плечом. — Ты не понимаешь...

— О'кей, как скажешь, может, и не понимаю! Но ты видишь, что из твоего молчания получается? Ты считаешь, что он смог бы? Так, без твоего желания? Изнасиловать, практически?

— Ну... я не знаю. Возможно, он бы и не пошел до конца. Но, у них с Дином очень часто так, понимаешь? Почти дерутся, спорят, орут, а потом трахаются, как звери.

Кир усмехнулся и покачал головой.

— Понимаю тогда, чего ты испугался...

— Да. Там же темперамент бешенный, что у одного, что у другого. Я иногда удивляюсь, как они со мной могут быть совсем другими. И он видел, что я испугался. И, по-моему, это его разозлило еще сильнее.

— Почему?

— Не знаю. Может быть потому, что я так отстраняюсь.

Мы подошли к дому его бабули, прошли во двор. Джем, громадная овчарка, и несмотря на свой грозный вид, добродушная, выбежала нам навстречу, пару раз гавкнула басом для острастки, а потом уткнулась мне в колени холодным мокрым носом.

— Пару минут, Ян. Возьму ключи от кухни и вино.

И скрылся в большой двери парадного входа.

Светились зашторенные окна. За ними было тепло и спокойно. И, наверное, пахло чем-то вкусным.

Черт... А ел-то я нормально еще в школе, а после нее только бутерброд сожрал, и свалил.

А потом, когда вернулся, Свят, зараза, со своими воспитательными мерами, и поесть не дал!

— Ну, и как жизнь, собака? — я трепал теплые уши овчарки, а она еще сильнее упиралась в меня лбом, подставляясь под ласку, виляя шикарным хвостом. — Косточек на жизнь хватает, а?

Мягкая спина была упитанной и лоснящейся, я улыбнулся грея об нее пальцы, закапываясь ими в густую шерсть.

— Знаешь, я бы сейчас тоже что-нибудь съел. Эх...

Запрокинул голову, глядя на ясное, усыпанное звездами, небо, и выдохнул. Облачко пара затуманило обзор на пару секунд.

Черт... как же холодно... А я и перчатки не взял, когда убегал.

За дверью что-то загремело, Джем, отлепившийся от меня, ринулся на звук, не зная, то ли рычать, то ли гавкать. Дверь дрогнула, потом распахнулась, и вывалился матерящийся Кир, вслед ему несся голос его бабули:

— Кирюша, господи!! Не расшибся?

— Ба! Это ведро! Черт... Понаставила тут! Ну?

Я не мог удержаться от смеха — лягушонка, мать его, в коробчонке. Шуму на всю ивановскую.

— Ну а свет, было лень в коридоре включить? — вещали из дома.

— Да я же не знал, блин! Ай! Все, ба! Живой и ладно, мы пошли уже!

Бабуля что-то еще говорила вслед Киру, но он уже вышел, задницей прикрывая дверь, держа в руках пакет, литровую банку, ключ.

— Вино возьми. Бля... чуть не разлил. И не ржи ты! Я чуть не наебнулся, а ему смешно!

Я, улыбаясь, аккуратно взял из его рук прохладную банку без крышки, наполненную почти до краев, которая сейчас моим заледеневшим пальцам казалась теплой, нюхнул.

Так замечательно пахло малиной, компотом и немного алкоголем.

— Пошли, — Кир направился по дорожке в глубь двора. — Тася тут пирожков накидала....

Это он так про бабушку свою — Тася. Это она просто по-родственному бабушка, вообще ей всего пятьдесят пять, и выглядит она здоровски.

-... Всегда боится, что я голодный... Я-то жрал. Но все равно не отказался, вдруг ты захочешь. Я так подумал, что ты дома даже и на кухню зайти не успел, да? Еще и часа не прошло, как ты от меня свалил-то. И тут звонок...

— Правильно подумал, — буркнул я и он оглянулся.

— Ну, вот и славно. Поешь заодно.

Потом мы открыли дверь летней кухни, включили свет, обогреватель. Сгрузили пироги и вино на стол. Кир включил чайник.

— Сейчас горячего попьем. Пожрешь, да? А потом уже вина похлебаем.

— Малиновое? Па-а-ахнет! — и поежился.

Кир потрепал меня по плечам.

— Пипец холодина, да?! Скорее бы тепло уже было. Слушай, а ты тапки свои снимай и залазь под одеяло, пока согреется воздух, а? Чего зря мерзнуть, а я пока чай нам сделаю. Давай, дрожишь же.

Я благодарно кивнул, и сел на диван, склоняясь к шнуровке кеда.

Тот самый диван, на котором почти три недели назад, благодаря девушке Белке и разорванному презику, я приобрел себе на жопу геморрой вселенского масштаба.

Через минуту я уже сидел под пледом, мелко дрожа, обхватив колени, глядя на начинавший шипеть чайник, и на Кира, медитирующего над ним, сунувшего кисти рук под подмышки, в попытке согреть пальцы.

— Мятный чай есть, вернее мята, могу заварить, хочешь? Тебе самое то, чтобы успокоиться.

— Хочу.

Мне сейчас было глубоко наплевать, каким будет чай. Главное, чтобы горячим.

А если еще и с кусочком чего-нибудь съедобного, того, что в увесистом пакете. Это было бы почти счастье...

Банка с вином ждала своего часа, отсвечивая лампу матовой поверхностью стекла.

Я смотрел на нее, и мне казалось, что даже так, на расстоянии, я ощущаю запах малины.

Через несколько минут начало распространятся тепло от обогревателя. Становилось все уютнее.

А потом так обалденно потянуло мятой... Не тем концентрированным убожеством, которым пахнет жвачка, а именно живым, настоящим ароматом, так что щекотало в носу.