А ведь от Пружан до Бреста было шестьдесят километров — казалось, еще немного, и мы выйдем к границе СССР. По сути, мы освободили большую часть БССР — как минимум, западной. Наверное, можно будет что-то стребовать со Сталина за такие достижения. Ну, если и не стребовать, то твердо попросить. Как минимум — отказ от преследования моих соратников, если их, конечно, вообще будут преследовать ... хотя ничего нельзя исключать — помнится, после войны шли процессы — на память приходило дело авиаторов и ленинградское дело. Ну, еще дело врачей — но там вроде бы были те, кому было выгодно, чтобы поменялось руководство СССР и врачи со своими единоверцами могли бы выехать на историческую родину. Короче — дело темное. А уж с авиаторами или "ленинградцами" — еще темнее. Для меня. Уж в чем там была их вина — не помню, а может и не знаю, но лучше этот момент обговорить заранее. Как и мою реабилитацию ... правда, не факт, что мне простят расстрелы. С другой стороны — я — носитель знаний ... не, не должны ... но закрыть могут ... свободу перемещений под охраной ? Это в любом случае будет под охраной ... ладно, подумаю еще. Также — как максимум — хорошо бы сохранить боевые части, пусть даже и не под моим командованием. Производства тоже бы сохранить, как и систему обучения. Да и налоги с крестьян — все-таки мы их обещали от имени советской власти ... что тоже не гуд ... Ладно — это я пока делю шкуру неубитого медведя. С другой стороны — надо иметь план на случай, если начнутся какие-то переговоры. А то сейчас все больше наезды и обвинения. Правда, мы и общались-то максимум с комфронта, да и то — через промежуточных лиц. С высшим руководством контактов не было, и не факт, что они о нас знают — может, им доложили о "своих" успешных действиях ... Как бы под это дело не избавились бы от лишних свидетелей — наверное, сейчас много кому хочется обелить свое имя ... может, конечно, и нагнетаю, но чем черт не шутит ... не зря же возникла поговорка — "жалует царь, да не жалует псарь". А до царя еще надо добраться — пусть и не самому, но хотя бы сведениям обо мне. А на этом пути преград более чем достаточно ... К тому же сказочек про доброго царя и плохих бояр я уже наслушался вдосталь, про все времена. Сразу же приходит на память поговорка "Каков поп — таков и приход". Да и разговоры о предательстве некоторых высших чинов ... а вдруг — правда, и попаду к такому, а он переправит меня немцам ... риск — причем уже не только для меня, но и для страны. Может — пока пересидеть тут, пока я недоступен "своим" ... Думать, думать и еще раз — думать. Тем более время пока есть, хотя оно и работает не на нас, точнее — не на меня — скоро немцы наверняка подтянут дивизии с запада, да и для наших каждый день, что они продержатся на фронте, будет им в копилку — соответственно, ценность наших частей вообще и меня в частности будет падать — еще бы — "Сами ведь удержались !". Ну да ... "сами" ... и ведь обратного не докажешь — внешне все так и выглядит.
К этому времени мы уже восстановили примерный ход событий в первый месяц войны — по рассказам наших и немецких пленных, захваченным картам, донесениям штабов разных уровней, личным дневникам "зольдат" и "официров" — наши опера и военные спецы — разведчики, контрразведчики, штабные, аналитики — по крупицам собирали паззл. Паззл складывался захватывающий.
Гудериан, командир второго танковой группы немцев, обжегся на Бресте еще в тридцать девятом, поэтому вместо быстрого прорыва 2я танковая группа (далее — тг) обходила город с севера и юга. Она состояла из 24го, 46го и 47го моторизованных корпусов. 24й корпус — из 3й и 4й танковых дивизий (далее — тд), 10й мотопехотной и 1й кавалерийской. Эти шли южнее Бреста. 47й корпус шел севернее, в его составе были 17я и 18я тд, 29я мотопехотная дивизия. Ну и 46й корпус в составе 10й тд, дивизии СС "Дас Райх" и мотопехотного полка "Великая Германия" были в резерве. 2й тг были еще подчинены авиагруппа бомбардировщиков ближнего действия и зенитный артполк "Герман Геринг".
Оба танковых корпуса в первый день провозились с переправами — быстро переправились только "ныряющие" танки, которые могли преодолевать реки по дну. Остальные танки переправлялись в течение всего первого дня. Все мосты через Буг южнее и севернее Бреста были захвачены, причем командир 3й тд Вальтер Модель захватил их еще до начала войны. Но, несмотря на это вероломство, их грузоподъемности не хватало для танков, и немцы семь часов, до десяти утра, строили новые мосты. Ну и целый день переправлялись — подъезды к мостам оказались неспособны выдержать такую массу танков и машин — заболоченные низины быстро превращались в грязевое месиво, настолько, что тягачам приходилось вытаскивать застрявшие грузовики (читателю: все — РИ — реальная история).
А 17ю тд с самого начала преследовал рок — вечером под танком ломается мост и переправа снова тормозится — на пять часов. Тем не менее, уже в 11 утра 18я тд прошла от границы 25 км и столкнулась с нашей 30й танковой дивизией — дивизией поистине героической. Ее последующее противостояние с 17й и 18й танковыми дивизиями вермахта во многом предопределило дальнейшее развитие событий. Так, уже первое столкновение нашей 30й с немецкой 18й было для немцев болезненным. По сути, у деревни Пелище в полдень 22го июня произошел первый танковый бой. Танкисты 30й дивизии ночью 22го находились на стрельбищах, поэтому не пострадали от первых налетов. Они пострадали уже на марше, потеряв от налетов авиации около тридцати танков.
Пройдя Поддубно, расположенную в 20 км на юго-запад от Пружан и в 55 км на северо-восток от Бреста, танки вышли на перекресток дорог севернее Пелище, где им навстречу выдвигались из леса по дороге танки 18й танковой дивизии немцев. Так как немцы еще не успевали развернуться из походного в боевой порядок, им приходилось вести дуэли с превосходящими силами советских танков, поэтому в самом начале они потеряли с десяток машин, прежде чем смогли выплеснуться из леса широким потоком (читателю: это АИ, в РИ встречный бой проходил уже в развернутых порядках). Последующий танковый бой в двухкилометровом дефиле был жарким. Танки обеих сторон с ходу и остановок палили друг в друга, танкисты же, несмотря на ранения, продолжали сражаться. Так, майор Бандурко, будучи раненным, пересел из подбитого танка в целый и снова возглавил атаку своего батальона. Мощный натиск наших танкистов был на время остановлен налетом пикировщиков, но тут подоспел второй полк дивизии и сражение закипело с новой силой. Немцы, не выдержав натиска, стали откатываться, но и у нас потери были немалыми, поэтому преследования не получилось. Всего же на поле боя осталось более сотни танков — наших примерно пятьдесят штук (АИ; в РИ — 60), но и фрицев набили почти столько же (АИ; в РИ — порядка тридцати), причем эти потери были для немцев безвозвратными — так как поле боя осталось за нашими танкистами (РИ), немецкие танки, даже подбитые, были взорваны или сожжены. Славная была охота, учитывая, что нашим Т-26 с броней 15 мм противостояли тройки и четверки с броней минимум 30, а у последних моделей, либо старых, но с навесными экранами — и все 60 миллиметров. Тем не менее, немецким танкам пришлось отойти обратно к Видомле — фрицы были отброшены на десять километров. Танкисты полковника Семена Ильича Богданова показали себя более чем достойно, на равных сражаясь с превосходящим противником. Последующие дни лишь подтвердили их право называться Воинами.
Противостояние 30й и 17й+18й чем-то напоминало противостояние другой нашей танковой дивизии — 22й, только она сражалась с 3й и 4й немецкими тд. 4ю тд сдержал очаг сопротивления наших войск, и 3я тд выскочила на Варшавское шоссе, которое вообще-то предназначалось для четвертой — "кто первым встал, того и тапки". И на окраине Бреста она столкнулась с нашей 22й, выходившей из города — стороны попробовали друг друга на зуб. К вечеру 3я тд прошла всего 20 километров — ее остановил сгоревший мост, и дальше снова пошли только "ныряющие" танки. Хотя, по планам танки вермахта должны были пройти в первый день 80 километров — реальность не оправдывала их ожиданий.
Мы же с Лехой, похоже, в первые дни войны шарились в полосе наступления 17й и 18й танковых дивизий немцев, хотя это и неточно — посмотреть те места лично мы не могли, так как они все еще находились под немцами, а проследить по карте наш маршрут ... не знаю, насколько это реально — в первые дни мы только и делали, что мотались по лесам, пересекали открытые участки, снова ныряли в лес, и так как по местности шли бои, немецкие колонны, то наш путь становился довольно извилист. Вряд ли мы его повторим, да и незачем. И, скорее всего, именно с разведкой 18й тд мы столкнулись в первый же день войны, заставив ее потерять на нас время. А утро второго дня мы начали с радистов одной из этих дивизий. Они привольно расположились на солнечной опушке, метрах в пятиста от нас, поэтому Леха с удовольствием высадил по ним целый магазин из СВТ, разворотив заодно и их рацию. Возможно, этими выстрелами он и преломил ход войны. И я этого никогда не забуду, хотя никто больше и не будет этого знать. Но Героя он получит.
