Интерлюдия.
Тихая и неконфликтная Полина Зиновьевна с самого момента далекой свадьбы отлично справлялась с ролью жены сначала капитана, а потом командира эскадры Балтийского флота, а после неожиданной гибели свекра и старшего брата мужа — с внезапно свалившимися обязанностями супруги главы клана, являя собой образец элегантности, доброжелательности и сдержанного достоинства. И так хорошо удавалась ей эта роль, что даже сам князь иногда забывал, что в свое время женщина приглянулась его родителям отнюдь не поэтому. Сильная светлая с развитой жизнью — вот что было главным критерием при выборе невесты.
В то далекое время для девушек ее круга обычным делом было домашнее образование, редкая могла похвастать корочками института благородных девиц, так что целенаправленно княгиня медицине не обучалась, но основы целительства знала, хоть никогда и не афишировала этот факт, полагаясь на врачей-профессионалов. Тем велико было удивление ее мужа и сына, когда настроенная на скандал невестка спокойно уснула в каюте яхты, едва они поднялись на борт.
— Я жду объяснений!
Тихая-то тихая, но когда жена говорила таким тоном, даже главе клана иногда приходилось уступать.
— Поля, мы разбираемся!
— Вижу я, как вы разбираетесь! И долго вы собирались скрывать от меня внука?
— Полина! Еще ничего неизвестно!
— Хорошенькое неизвестно! До меня доходили слухи, но до сих пор я считала, что они несколько преувеличены, а теперь вижу, что даже преуменьшены! Мальчик — вылитый отец! И только глупец будет это оспаривать!
— Тебе ли не знать, что внешность можно подделать! А он по тем же слухам — сильный светлый!
— Уже и это знаете! Я смотрю, только для нас с Лизой его появление стало неожиданностью?! Что еще о нем известно?
— Очень мало. У парня не биография, а одна сплошная дыра! Более-менее уверенно можно говорить только про последний год, дома дам отчет — почитаешь. Если вкратце, то возник как чертик из табакерки этим летом под крылышком Задунайских на имперских торжествах. Но ты же помнишь, мне в июле из-за жары нездоровилось, большинство приемов мы с тобой тогда пропустили, а с Павлом они умудрились несколько раз разминуться. Но Задунайские явно его раньше знали. Теперь вот учится с Ангелиной в одной гимназии. Только он — в десятом, а она — в восьмом.
— Лина знает?
— Видела наверно мельком, но там же столько учеников, а они еще на разных параллелях, так что вряд ли.
— Зря, кстати, так думаете, но малышкой я сама поговорю, а пока мне интереснее мальчик.
— Меркушев увидел его в сентябре, когда встречал Лину с учебы и сразу доложил. Слухи, сама понимаешь, до нас тоже дошли, его даже в обществе великой княжны Ольги видели, но после торжеств потеряли. Как теперь знаем, парень из Москвы, туда и возвращался на остаток лета. Вроде бы при Ярцеве-младшем наперсником числится. Аттестаты, по крайней мере, они вместе в Москве получали, есть свидетели. Родовые грамоты тоже примерно в одно время получили. Наш из Васильева стал Васиным, а Ярцев — Черным.
Глотнув воды прямо из бутылки, заботливо оставленной на столе в кают-компании стюардами яхты, князь продолжил:
— В гимназию тоже поступили вместе, Лев Романович за них обоих хлопотал. Но ничего про более ранний период собрать не удалось. Не особо удивительно, Ярцевский щенок гасителем оказался, пока не подрос — прятали, так что если наш при нем состоял, то ничего разузнать и не получится.
— Ну, а ты что скажешь? Тоже думаешь, что внешность подделана? — Обратилась княгиня к задумавшемуся сыну.
— А? — очнулся Павел, — Внешность?.. Вряд ли...
— Ты что-то почувствовал? — оживился отец.
— Я совершенно не помню его мать, — невпопад ответил наследник.
— Как будто тебе много в то время от женщины надо было! Ты еще скажи, что любую подружку тех времен вспомнить смог бы! — разозлился князь.
Княгиня сердито поглядела на мужа. Период пичканья сына сомнительными препаратами она вспоминать не любила, а особенно не нравился ей побочный эффект от их приема. Но, несмотря ни на что, за судьбой незаконнорожденных внучек она приглядывала, а повальная гибель внуков заставила выплакать немало слез втайне от близких.
— Любую — не любую, но за пределы наших земель я тогда редко выбирался, сами же помните! Так что это очень странно. Потому что парень — точно мой сын.
— Точно мы узнаем только послезавтра — анализ сутки готовится! — отрезал князь, — Пока не увижу результаты, это все только предположения!
— Думаешь, согласится? — спросила Полина Зиновьевна.
— Во-первых, с чего бы ему отказываться! А, во-вторых, никто и спрашивать не будет! Усыпим, кровь возьмем, много времени не займет!
— Что-то мне подсказывает, что так просто не получится, — все еще витая в своих мыслях, хмыкнул Павел, — Помяни мое слово... Но я настаиваю, чтобы анализ проводили не у нас, а отдали на сторону! Или даже лучше в несколько разных мест. А потом сравнили бы результаты.
— Не доверяешь Деменеву?
— Что-то мы стали забывать, что Деменева нам Лизкин отец сосватал. А в свете новой информации у меня все больше вопросов и к нему, и к Гордеевым появляется...
— Разумно... Лаборатории тогда сам подбери. Но, чтоб, ни одного нового слуха не появилось!
Глава 11.
Если кто-то думает, что после встречи с родней я гордо удалился в ночь, то сильно ошибается. Мы еще почти час оттанцевали, а после пошли провожать двух достаточно молоденьких женушек офицеров, чьи мужья не смогли присутствовать на приеме из-за службы. Ну, как провожать... Предложили их подбросить на катере. Михалыч, понимая момент, шел самым медленным ходом, приставленная к нам кистеневская охрана деликатно удалилась дышать воздухом на палубу, так что две благоустроенные всеми удобствами каюты были в полном нашем распоряжении, чем мы не преминули воспользоваться к всеобщему удовольствию. Дамочка, положившая глаз на Бориса, была неслабой магичкой, так что ни за нее, ни за друга я не волновался, правда по этой же причине в ее опьянение ни капли не поверил, хотя и вмешиваться не стал. В конце концов, ни я, ни Черный, не были настолько значимыми персонами, чтобы специально подводить к нам озабоченных красавиц.
Земеля, конечно, попытался потом сделать нам выговор, поскольку битый час не мог связаться по рации ни с одним из нас, но глядя на наши довольные рожи, бросил это бесполезное занятие.
Зато понедельник настроение подпортил: мало того, что надо было идти в опостылевшую гимназию, так еще и никаких ожидаемых подвижек с "Фаворитом" не случилось. Те, как работали в обычном режиме, так и продолжали, что даже настораживало: Елизавета Михайловна не производила впечатления женщины, способной тихо таить ненависть годами. В связи с отсутствием реакции мы даже усомнились в ранее сделанных выводах, а Руслан с Брониславом умчались рыть землю дальше в поисках заказчика слежки и компромата на агентство. Из уже подслушанных разговоров топтунов личность таинственного клиента "Фаворита" не вырисовывалась, отчитывались шпики непосредственно в головной московский офис, оттуда же получали неизменное указание продолжать. Сложился какой-то замкнутый круг: они следили за мной, мы следили за ними, а ясности не прибавлялось. Еще и Рогов пару раз звонил, интересовался делами, но в нашей непонятной обстановке я не хотел афишировать связь с ПГБ, так что его командировка в который раз откладывалась, что не прибавляло ни мне, ни ему радости.
Второе, что портило мне настроение — это глупая, иррациональная обида на Задунайских. Друг семьи, как же! Друзей так не подставляют! Столкнуться с родней я мог сотней способов, тот же князь мог не устраивать представления на потеху публике, а аккуратно вывести их к себе в кабинет и пригласить меня туда же. И то, что он был явно раздражен каким-то разговором с Потемкиными, его не извиняет. Да, я знаю, что между их кланами не все гладко, но я-то тут причем? Открытым текстом ведь говорил, что не рвусь к ним в родственники.
И третье — это намеченная встреча с дедом и отцом, причем именно в таком порядке — короткого знакомства хватило, чтобы понять, что решение по мне будет принимать исключительно старший, а наследник ему при любом раскладе подчинится. А я до сих пор не определился со своим отношением к этой семейке: по большому счету мне на них было насрать, но теперь, раз они объявились в моей жизни, требовалось выработать какую-то линию поведения, что мне никак не удавалось сделать. Слишком многое в моей судьбе сходилось на этих людях.
В таком вот раздрае я и тронул кнопку звонка на воротах особняка Потемкиных.
— Благодарю, что откликнулись на мое приглашение. Чай, кофе? — в отличие от Кирилла Александровича, который принимая меня в кабинете, всегда пересаживался из-за своего монументального стола на диван или кресло гостевого уголка, подчеркивая свое радушие и расположение, Александр Павлович и не подумал покинуть рабочее место, которое к тому же стояло на небольшом возвышении по сравнению с остальной зоной. Мелкий штрих, который много говорил о хозяине этого дома.
— Кофе, если можно, без сахара.
Князь кивнул слуге, проводившему меня сюда, и пригласил на даже с виду неудобный стул для посетителей.
— Располагайтесь, сейчас все принесут.
Дальше в разговоре повисла пауза, в течение которой Потемкин-старший пристально изучал мою внешность. Ответить ему тем же было неприличным, так что отвлекся на обстановку. Со слов Григория от былого могущества Потемкиных остался пшик за мишурой, но надо признать, мишура была качественной. Стол из красного дерева, тронообразное кресло князя, другая мебель в том же стиле. Стеллажи с уральскими самоцветами заставили вспомнить, что Строгановы и Демидовы в истории этого мира так и не выбились выше небольших родов, а богатства Урала разрабатывались поколениями Потемкиных, вовремя ухватившимися за эти земли.
Потемкин-наследник появился вместе со слугой, несущим на подносе кофейные принадлежности, когда терпение мое было уже на исходе. В конце концов, я не напрашивался на аудиенцию!
— Добрый день! Я не опоздал?
— Опоздал, — с едва заметными ворчливыми интонациями произнес пожилой мужчина, — Но мы еще не начинали.
— Тогда прошу прощения, что заставил ждать, — папаня навис надо мной, протягивая руку для рукопожатия, не давая возможности подняться со стула. Пришлось проявлять невежливость и отвечать сидя. Импульс жизни, переданный с рукопожатием, растворился в теле без последствий. Продолжая держать меня за кисть, Павел Александрович повторил воздействие, но с тем же успехом. Уже интересно.
Прекратив энергично трясти мою руку, Павел сделал вид, что все идет как надо и перешел за спину деду. Короткий обмен недоуменными взглядами засек исключительно благодаря тому, что пристально наблюдал за обоими.
— Признаться честно, Егор, нас удивила смерть Сергея Модестовича. Кирилл Александрович сказал, что вы были свидетелем его гибели и можете поделиться подробностями.
— Да, ваше сиятельство, мне не посчастливилось присутствовать при этом скорбном событии. Князь разбился в своем МБК. Я наблюдал эту аварию собственными глазами.
В тот момент я не знал, что стартовавшая сбоку усадьбы тройка МБК вовсе не горела желанием ввязаться в бой, а пыталась эвакуировать бывшего главу. Двое телохранителей вместе с охраняемой персоной пытались смыться под шумок, но не вовремя попались на глаза перевозбужденному Борьке. Поддавшись его требованию, я вынес гасителя прямо на их курс, итог закономерен: упав с набранной высоты, из всей троицы не выжил никто, несмотря на наличие дара.
— Можешь обращаться по имени-отчеству, все эти обороты все равно уже изживают свой век. Его сбили?
— Нет, что вы! Неполадки с машиной. Отказал какой-то предохранитель в энергоблоке. Видимо, аппарат долго стоял на консервации.
Самое смешное, что такая смерть устроила все стороны наилучшим образом. Император смог сделать вид, что это несчастный случай (счастливым его точно не назвать!), Задунайские честно могли сказать, что не убивали бывшего главу, а в мире аристократов, где каждый второй способен определить ложь, это очень даже немало. А мы с Борькой, сделав круглые глаза, могли чем угодно поклясться, что и пальцем его не трогали, и намерений таких не имели! Что тоже было чистой правдой, поскольку данный исход был для нас полной неожиданностью, а с Сергеем Модестовичем должны были разбираться сами Задунайские в штурмуемом здании.
Беседа еще какое-то время шла в том же духе. Потемкины пытались выведать подробности, я вилял, скрываясь за полуправдой, не забывая отслеживать действия папани. А тот еще трижды пытался на меня воздействовать своим даром. На второй раз я, наконец, понял, что он пытается меня усыпить, но как-то реагировать было уже поздно. Собираясь сюда, да еще обеспокоенный бездействием "Фаворита", я позаботился о том, чтобы никто не мог вырубить меня незаметно. Еще наготове держал защиту от ментальных воздействий, ни капли не доверяя найденной родне. Но пока с их стороны таких поползновений не наблюдалось. Папаня, кстати, в жизни маменьке уступал, он больше по воздуху был, как и дед. Но зато имел почти полноценную землю и молнию вдобавок к светлому треугольнику. А вот дед в этом смысле был послабее наследника, все-таки не зря говорят, что нестандартный источник почти всегда уступает классическим.
Круг вопросов постепенно иссяк, а дед, наконец, перешел к сути:
— Я думаю, вы понимаете, Егор, что мы пригласили вас не за подробностями событий у Задунайских? Хотя рассказ очевидца и ценен, но это уже дело прошлого.
— И что же вы от меня хотите, Александр Павлович?
— До нас уже не раз доходили слухи о молодом человеке, обладающем поразительным фамильным сходством с нашей семьей...
— Ничего не могу поделать, внешность настоящая.
— Я вам верю, но тогда это не может быть случайным совпадением. Вы знали ваших родителей?
О, как! А про мать они, выходит, не в курсе? Хотя, живем мы отдельно, виделись с ней считанные разы, звонил я ей тоже нечасто и не из дома, могли и упустить. Тем более что свидетельство о рождении я в гимназию не предъявлял, ограничившись паспортом. Визиты в госпиталь? Могу и отовраться практикой. Хотя, блин, врать-то здесь чревато. Но очень не хочется мать во все это впутывать, ей и так в жизни досталось от этой семейки, до сих пор последствия аукаются! Придется снова выкручиваться полуправдой.
— Мать знал, отца нет.
— А матушку вашу можно увидеть?
— Почти четыре года назад с ней произошел несчастный случай: тяжелое ранение, истощение... Простите, но я не хочу говорить об этом.
— Извините, не знал. Соболезную, — фальшиво сочувствует папаня.
Киваю в знак признательности. Удачно, что вопросы были поставлены именно так, и они сами додумали подробности. Спроси они: жива ли она, пришлось бы гораздо хуже.
— Тогда вы не будете возражать, если мы проведем анализ на родство?
— Вы же все равно не отступитесь? — впервые за весь разговор показываю зубы.
— Вы против? — удивляется дед.
— Честно сказать, я ни за и не против. Моя жизнь уже устоялась и без вашего участия, я достаточно успешен, пусть и только на своем уровне. Так что мне все равно.
— Зато нам не все равно! — горячась, подает голос Павел.
— Хорошо. Куда мне подойти, чтобы сдать кровь?
— Никуда, у нас все готово, — по сигналу хозяина в дверь проникает незаметный человек с аптечкой в руках. Отмечаю, что это не целитель и даже не одаренный, а после того, как он трижды не попал в вену, понимаю, что вообще не медик. Кровушки у меня откачивают — хватит напоить пару вампиров, но поскольку почти ничего не знаю о тестах на родство — терплю.
Заживив последствия неумелого забора крови, обнаруживаю, что оба мужчины с интересом смотрят на меня.
— Что?
— Вы целитель?
— Еще нет, но азы знаю.
— Собираетесь учиться?
— Сначала гимназию закончу, а там видно будет. Если это все на сегодня, могу я идти?
— А результаты теста вам неинтересны?
— Почему-то уверен, что вы мне сообщите.
— Наглеете, молодой человек!
— Есть немного. Но ваш косорукий работничек убил во мне всю вежливость на сегодня, — меня несет, но ничего не могу с собой поделать — злость просто клокочет, — Так могу я идти, ваши сиятельства?
— Да, конечно.
Выходя за ворота, в одном из окон успеваю заметить отпрянувший в тень женский силуэт. Жму плечами и оглядываюсь по сторонам.
На противоположной стороне улицы неожиданно нахожу глазами Метлу, чуть поодаль — Земелю. Слегка удивляюсь их присутствию, потому что двойка моих охранников спешит ко мне из расположенного неподалеку магазина. Не торопясь, бреду в сторону канала, давая возможность охране догнать меня еще до перекрестка. Последнее, что помню — это черный микроавтобус, чья дверь распахивается точно напротив и укол в плечо.
Очнулся висящим на связанных руках в незнакомом помещении без окон. Бонусом шли блокирующие силу наручники и наножники, а супербонусом — два избивающих меня амбала. Работали парни методично, сменяя друг друга и не давая сосредоточиться. Отрешиться от ощущений, чтобы приготовить ответку никак не получалось. Ничто в моих обеих жизнях, не приготовило меня к данной ситуации. Стоило только хоть чуть-чуть сконцентрироваться, как новая плюха сбивала настрой.
Попытался поговорить с мучителями, итог — разбитые губы и прикушенный язык. Попытка притвориться потерявшим сознание тоже ни к чему не привела: пока один продолжал бить, второй просто окатил ледяной водой из стоящего на полу ведра.
Сколько продолжался этот беспредел — сказать трудно, чувство времени потерял напрочь. Наконец, шум за пределами помещения отвлек извергов. Выкачивая последние ресурсы из измученного организма, стал готовиться подороже продать жизнь. К счастью — не потребовалось. Запертая дверь влетела внутрь, сбив одного, а появившийся на пороге Олег мгновенно вырубил второго палача.
— Нашел! — крикнул он в коридор, прежде, чем бросился снимать меня с импровизированной дыбы.
В проеме нарисовался Иван.
— Ох, ты ж, господи!
Аккуратно уложив меня на выбитую Земелей дверь, Иван принялся накачивать целительной энергией. Мой источник оказался не так пуст, как мне казалось, так что, получив свободу от блокирующей сбруи, включился в процесс излечения. На удивление, ни одна кость не была сломана или даже треснута. Живого места на мне не было, но все это исправлялось простым прогоном энергии по телу. Пока лежал, слушал доклад и охреневал от обилия новостей.
— Пока ты был в гимназии, на фаворитовскую квартиру пришел звонок: сворачивать наблюдение. На сбор и отъезд им дали сутки. Мы, как понимаешь, сильно удивились, если не сказать покрепче. Шаман велел нашим слухачам продолжать прослушку и не прогадал: бригадиру еще раз позвонили и дали команду: "Зеро". Хрен знает, что это значит, но очень похоже, что тебя хотят помножить на ноль. После звонка их старший и еще трое снялись и переехали, Рус их чудом перехватил и теперь пасет. Леха тоже съездил осмотреться, где они засели, а потом остался в офисе на связи. Ну, а мы решили тебя на всякий случай встретить.
— С Борькой все нормально?
— Борис давно на базе, я проверил. Велел ему сидеть и не высовываться пока.
— Хорошо. Так это они меня взяли?
— Вообще не они, потом полюбуешься кто. Те четверо пока на другой квартире устраиваются, ждут, когда остальные домой отчалят. Славка, акробат хренов, в форточку им жучок прилепил, Леха говорит, думал, сердце остановится, как он по балконам перебирался, ладно еще мог своим ветром подстраховать. Так что эти у нас под полным колпаком. Остальные фавориты съезжаются на старую квартиру, утром чуть свет собираются дружно в Москву, их наши ребята тоже контролируют.
Минут через десять смог подняться с лежанки и выйти в люди. Несчастный лестничный пролет преодолевал как подъем на Эверест, если б не Ванина поддержка, в паре мест точно бы свалился. К утру почти все пройдет, но пока кряхтел, сопел и матюгался. Свобода встретила ледяным порывом ветра из незастекленных проемов окон. Оказалось, что привезли меня на какую-то заброшенную стройку. Земеля, как наседка, всплеснул руками:
— Идиоты, мать вашу! Стойте тут! — и похоронил в собственной необъятной куртке. Метнувшись куда-то за угол, вернулся с моим пальто, изгвазданном в пыли и строительном мусоре. В четыре руки они с Метлой сначала стащили с меня мокрые вещи, а потом завернули в сухое. Жить сразу стало веселей. А после того, как на запястьях защелкнули лечебные браслеты — еще и легче.
За углом меня ждала эпическая картина: два моих облажавшихся охранничка (будем честны — парни нанимались бойцами, а не телохранителями, а я своими необдуманными действиями еще и усложнил им задачу) сидели на замотанном чем попало до состояния мумии Григории Осмолкине, мать его, Орлове.
— Узнаешь?
— Вот от кого не ожидал, так это от него! — до сих пор я считал, что Гришка у меня сидит на плотном крючке и никаких пакостей с его стороны не предполагал. Не на этом этапе, по крайней мере. Еще и предупредил ведь его днем на свою голову, что колеса завертелись, благо, Светлана Ильинична хорошо ко мне относилась и разрешала изредка звонить из приемной гимназии.
В потайном кармашке пальто нащупываю пакетик "сыворотки правды", который теперь всегда ношу с собой. Развести и распылить порошок нечем, но это меня мало волнует.
— Зажмите ему нос и рот! — командую Лелику и Болику, с любопытством наблюдающими за моими действиями. Вообще-то у парней другие позывные, но сегодня будут откликаться на эти.
— Кусается, сволочь! — Лелик с воплем отскакивает в сторону от тела, тряся пострадавшей рукой, а потом отвешивает Гришке хорошего пинка.
— Лелик! Полегче! Он мне еще нужен! — останавливаю собравшегося повторить мужчину. Более сообразительный Болик зажимает рот Григория рукавом кожаной куртки, а нос рукой.
— Я не Лелик, — обиженно бормочет укушенный.
— Мне пох!
Выдержав паузу, сую пакетик под нос Осмолкину и киваю бойцу.
С судорожным вдохом гвардеец всасывает почти половину горки, раздувая остаток по сторонам. Берусь за холку куратора, отмеряя необходимое воздействие.
— Кто тебя послал?
— Никто.
— По чьей инициативе ты это затеял? — перефразирует Земеля мой вопрос.
— По собственной.
— На х...я? — помимо воли вырывается у меня.
— Сбить закладки, — тем не менее отвечает Гришка.
— Какие закладки?
— Потемкинские.
— Да еж вашу медь! ...! ...! — выдаю такую тираду, что уши вянут у всех присутствующих.
— Так, Лелик и Болик! Чучело это усадить и на выход!
— Мы ж охранять должны...
— Вот и охраняйте, чтоб враги не подкрались! На выход! Живо! Зема, еще кто-то здесь есть?
— Шаман с минуты на минуту будет с группой поддержки, а так все здесь. Мы ж вообще не готовы к такому раскладу были, ладно еще Иван частника поймал, который сел на хвост микроавтобусу, и то потеряли в конце, хорошо еще дорога в тупик упиралась. Носились, как угорелые в поисках этого рыдвана почти час, пока тебя здесь обрабатывали.
— Все слышали? На встречу Шамана шагом марш!
Земеля кивком подтверждает приказ, и Лелик с Боликом шуруют на улицу. А мы продолжаем допрос.
— По порядку, четко и внятно, чего ты хотел добиться? — снова обращаюсь к гвардейцу.
— Боялся, что они наставят тебе новых закладок. Сам говорил — боль и страх их снимают. Ты бы не сильно пострадал, я этим приказал бить аккуратно.
— Гриша! Да мать твою с перехлестом! Какие закладки на первой встрече?!!
— Нельзя недооценивать противника.
— Бл..! Гришка! С такими союзниками, как ты, и врагов не надо!
— Ты что-то понимаешь в этом бреде? — осторожно спрашивает Иван у Олега за моей спиной.
— К сожалению, понимаю, — бросаю взгляд на Олега, тот согласно прикрывает глаза. Похоже, действительно знает, о чем речь.
— У тебя еще есть вопросы? — спрашивает он.
— Один-единственный, что с этим дерьмом мне теперь делать?
— Тогда подумай, а я пока проясню картину, — и пилот начинает выспрашивать у Григория подробности похищения.
— Я все, — минут через десять заканчивает он. Действие препарата постепенно сходит на нет, но еще один вопрос задать я успеваю:
— На чьей ты стороне?
— На своей.
Усыпляю Гришку и с протяжным стоном распрямляюсь. Меня слегка ведет, но Ванька вовремя подхватывает и прислоняет к стене. Со вздохом отдаю куртку подмерзающему Земеле.
— Что делать будем? — Ждет распоряжений Иван.
— Те двое из подвала живы?
— Уходил — дышали, — отвечает пилот.
— Тогда вытаскивайте их сюда.
Олег, улучив момент, когда Иван отвернулся, задает беззвучный вопрос характерным жестом. Отрицательно мотаю головой. На приподнятую бровь отвечаю словами:
— Забудут! Пятнадцать минут — это в щадящем режиме, когда надо незаметно, а если не церемониться, то и сутки стереть можно.
Понятливо кивнув, Земеля берет в оборот Метелицу, и вместе они скрываются в направлении подвала. Я же остаюсь с Григорием один на один.
