Курсантки

+

Л. Сурская. Эл. п. l_surskaya@mail.ru skype lsurskaya. М.т. 0673669649.

О книге:

Название говорит само за себя. Разгоняет мысли и рисует картинки. На реальных событиях. Весело и интересно. О жизни, любви, приключениях и курсантских буднях пяти девчонок военных— переводчиков пятой комнаты общежития, военного института. Вчерашние школьницы примерили форму, лихо встав под ремень и присягу. Что из этого получилось? А получилось много чего интересного. Ведь они не сдрейфили. И не просто справились с поставленной задачей, а переубедили преподавательский состав, что женщина не худшая боевая единица. Правда, для некоторых эта истина открылась уже почти на больничных койках. Лихо служится барышням. Каждый день интересен своим боком. Его приходится брать то штурмом, то напором, то хитростью... Девчонки учились и проходили военную практику в лагерях. Даже туда, желая быть красивыми, они тащили с собой косметику и плойки. Трудно давалась военная наука: копали окопы, бросали гранаты, а ещё любили. На пальцах не расскажешь, лучше прочитать. Как говорится в непростых книжках: не гадайте на кофейной гуще, а берите быка за рога. Оно ведь так, другая истина вещует: не просто ухватить жизнь за хвост, чтоб докатится колобком до лейтенантских погон. Надо постараться и мои девочки смогли. Ура!— гремит над плацем, а в синеву рвутся береты, соревнуясь в скорости полёта с серебристыми монетами. Ура!— вторят счастливые гости. Пять лет, как один день.

Л. Сурская.

КУРСАНТКИ или ать, два, левой...

1

Быстро летит время, загоняя в прошлое брызги детства, откуда ему, как шампанскому, не вырваться никогда. Оттуда, как поётся в чудной песенке, не идут поезда и не летают самолёты. Труба. Самое время оглянуться назад. Немного грустно. А так рвались из него, так спешили и вот приплыли. А надо ли было, ведь за теми заоблачными горами осталась беззаботная жизнь, тут же придётся пахать до гроба, как ломовой лошади... Но что уж теперь. Имеем то, что имеем. Отсюда и будем плясать. Не успели привыкнуть, осмыслить и прийти в себя, как отшумел нарядами выпускной бал. Улетели в розовые дали воздушные шарики. Школа помахала рукой. Мы стояли перед выбором: куда пойти. Мне так не хотелось быть как все. Приелись уже юристы и экономисты, а именно эти две профессии считались самыми престижными. Все поступали в финансовые и юридические. Палки в колёса мне вставлять никто не собирался. Копыта ломать тоже... Уходить в глухую защиту было не нужно. Хотя я и готова была, упёршись всеми четырьмя лапами, отстаивать свои права. Решила рискнуть. Возможно, прав тот, кто намекает на то, что судьбу ни на какой козе не объедешь. Я, конечно, знала, что буду делать карьеру и добьюсь успеха. Это должно быть на первом месте, но и на личной жизни крест ставить не собиралась. Правда, в своё время, как-нибудь после карьеры. Куда же с такими хотениями отправиться? Куда? Споткнувшись на ровном месте с выбором, я и рванула вопреки разума в военный институт. А что?! Нужно просто уметь искать. Шёл первый набор девчонок. Риск, но я не напрягалась. Выгорит, нет — без разницы. Родители жутко надеялись, не поступлю. Ненавязчиво пытались поговорить со мной. Получилось наставительно и ни к чему хорошему не привело. Наоборот — выставила рога и во всю прыть побежала пристраивать документы. Они, как водится, расстроились. Я упёрлась. Такие перлы выкинула — передать невозможно. Меня неожиданно зачислили. Правда, дикой радости не было. Какое-то бульканье в животе и непонятки в голове. А ведь стерпела и выжила из себя всё. Ненормальная, бежала даже жуткий кросс. Устала. Нестерпимо хотелось пожаловаться. Только интересно кому... Кто меня туда гнал, если не собственная дурь. Брат угорал, не веря до последнего в мою причуду. Свято надеясь — побаламутит и успокоится. Время для поступления в другие учебные заведения ещё есть. Не тут-то было, моё самолюбие рвалось вперёд. Десять человек набирали, и я угодила в их число. А — а?! Разве не заведёт! Как не зайти шарикам за ролики. Мы пыжились не задумываясь, потянем ли. Но, тем не менее, стали с жаром уверять друг друга, что всё у нас получится, что мы сами не знаем своих способностей, а они у нас непременно есть. Естественно, нашлись. Куда же им деваться, если мы пантились одна перед другой. Но на рывок давало силы то, что мы все в одинаковой ситуации. А на душе, без дураков, кошки скребли. "Одна из десяти ненормальных,— тут же прокомментировал любимый братик моё зачисление,— хотя, что с тебя инвалида на голову взять. Мне с тобой всё ясно было ещё тогда, когда ты со своими мослами вместо танцев попёрлась на дзюдо. Соплёй перешибёшь. Какая борьба... Для меня загадка, как твои члены по отдельности в сумке домой не доставили". Смотрю не мигая, утешил: "Заботливый ты мой!" Его напору не удивилась. У него к женскому полу болезненно критическое отношение. Поднеси, подай, убери... Понятно, что каменный век. Но мужики все верблюды. И в самый раз послать бы его колбаской... Но пусть уж себе считает счёт один — ноль в свою пользу. Мне по барабану. Как там: чем бы дитя не тешилось, лишь бы не плакало,— слушая его нытьё, утешала я себя.— Последним точку ставит тот, у кого ума побольше. Свой ум я дёшево не ценила. А вообще-то, я знала отчего молчала, благоразумно не связываясь со старшим братом. Он человек денежный, может быть придётся потрясти его кошелёк. Поэтому разумно не заводить молодца по мелочам. А его бредовые рассуждения о женщинах, что, мол, они зло и обуза, мне давно известны. Болтает, пока жареный петух не клюнет. Пусть говорит, с меня не убудет. А если поднапрячься и возвести мысленную стену, то можно и не слышать ничего. Очень полезный и эффективный приёмчик. Хотя если плясать от печки, насчёт борьбы, то он прав. Занималась пять лет. Брат считает, что я была большим оригиналом. А всё проще, как получила от одноклассника затрещину, так и отправилась в секцию. Не жаловаться же всю жизнь всем и по любому поводу. Характер такой. Вымолила, выплакала, чтоб зачислили. Свободного времени было мало: тренировки да учёба. Ох уж и побросали меня на маты. Ковёр локтями да коленями протёрла. Сашка почти угадал, могли запросто моё хиленькое тельце принести в коробушке домой или прикатить в инвалидном кресле. Но заело. Спортсменкой стать, я цель себе не ставила. Но зато научилась профессионально падать и себя защищать. Чтоб по жизни не отвлекаться на мужские обиды и не дрожать перед их дурью. А ещё быть уверенной в нашем сотканном не только из цветов и рассветов, но и из опасностей мире. Гуляя на улице или в лесу, я не напрягалась, уверенная, что согну в бараний рог любого, протянувшего ко мне лапы. Смешно, ей— богу, смотреть на ребят, когда от худенькой пичужки они получают пендюлей. Всё правильно, в этой жизни надо надеяться только на себя. Мама, вздыхает, думая, что я с таким размахом по их мордам и самолюбию не найду себе никогда мужа. Я отмалчиваюсь зная, что когда это будет ОН — заткнусь и буду паинькой. Пусть его душенька властвует, пока не споткнётся. А там уж извиняйте!

И вот все сомнения отброшены. Приёмной комиссией решено и чёрным по белому написано, что я курсант. Я хохочу как полоумная. Вот это прикол! В голове как заевшая балалайка крутится песенка: "Всё к лучшему, всё к лучшему поверь..." Я верю и не верю. Если б знать что к лучшему, а если облом...

Три вечера подряд отец учил меня наматывать портянки. "Какой добрый дяденька эту фигню придумал". Я внимательно смотрела, но повторить не могла. И кому нужны эти чёртовы портянки, когда есть носки. Я вообще поражаюсь, как родители в школе учились без электронных подручных средств. Компьютеров-то не было и калькуляторов тоже. Это ж таблицу умножения надо было учить всю, правила... Кошмар какой! И вот эти портянки... Почему никто не додумался изобрести инструкцию об их мотании, раз уж они есть. Ведь есть же оная по завязке галстука. А, я дотягиваю с чего такой перекос. Галстуки на их дубовые шеи завязывают женщины, вот они с инструкцией и догадались прогнуться. Если пошли служить в армию, значит, скоро будет понятная бумага и по портянкам...

Истёк август, вот и осень лоскутная незаметно подкралась. Пора в строй! К дате прибытия, собиралась не торопясь, ведя придирчивую ревизию своего гардероба. Всё по списку, скромно, ничего лишнего. Зубная щётка, паста, мыло, три полотенца. Две пижамы, от горла до пят. Бельё без кружев. Носки, футболки, спортивный костюм: всё строго определённого цвета. Ничего яркого, броского. Я покрутила короткую джинсовую юбку, маячку до пупа и, вздохнув, натянула на себя камуфляж. Зашнуровала берцы. Подойдя к зеркалу, пристроила на голову берет. Боец! Упасть и не встать.

— Пап, я готова!— бодренько сообщила я, маявшемуся в ожидании отцу.

Трушу? А ещё как! Артистка! Доигралась, что заигралась. Сели, как положено на дорожку. Впереди ждала новая жизнь. Хотелось бы надеяться, что не худшая и интересная. Я блефовала. Отец, забрав сумку, пошёл на выход. Мама вытирала слёзы, а брат всё ещё не верил своим глазам.

— Нет, ну с ней всё понятно, она всегда была с разумом не в ладах, а вы куда смотрели?— вопрошал он родителей. — Ладно б, девка кровь с молоком была. Что на танк, что под него, а то ведь метр с кепкой. Ирка и армия— две вещи несовместимые. Всё кончится конфузом. Как вы могли влезть в это безнадёжное предприятие. Ведь она даже вразумительно не сможет объяснить, зачем она это сделала. Я не понаслышке, между прочим, говорю, если помните, пять лет назад его окончил.

Так и было. Сашка не врёт. Но служить ему не довелось. Учившийся с ними в группе сынок очень богатых родителей завёл своё дело. Открыл банк, организовал фирму, бизнес, развернулся так сказать во всю ширь и прыть. Вот этот кадр и пригласил Сашку работать с собой. Мой не глупый братик, подключив все рычаги, быстренько уволился, помахав армии рукой и заделался крутым. Чем он там занимался, я так и не поняла, поскольку вообще в делах бизнеса не копенгаген. Но общался он сейчас со мной чуть небрежно, чуть иронически. Совершенно не стараясь убедить меня в чём-то. И при всём при этом, разговаривая, смотрел куда-то в сторону. Тоже мне: "знаем, плавали". Меня бесило: наверняка злит же нарочно. Но надо терпеть. Говорят же: терпение и труд всё перетрут. Лишь бы не меня.

— Нахлебается, уйдёт.— Вздохнула матушка.— Упряма. Не уломать. Ты финансовый кончал, они переводчики. Может, не будут их так мордовать. Всё-таки цветы жизни.

— Счас. Затолкают в вазу, и будут нюхать.

— Чего, чего?— не выдерживаю я.

— Это мои мысли в слух,— небрежно роняет брат.

Полнейшая чушь. Опять ломается. Я обиженно отворачиваюсь. Как будто всё остальное, что он только что морозил было иным.

— Саша, не пугай нас, всё-таки девочки. И девочки все из приличных семей. Умненькие.

— Вот в этом я глубоко сомневаюсь.— Скорчил мину Сашка.— Умненькие к Яге на лопату не сядут. Иванушка дурачок и тот разбирался в её рекламе. А Ирка от сказок-то ещё не далеко оторвалась. Опять же, с наших бугров тоже всё хорошо просматривается. Как могли не рассмотреть вывеску для дураков: "Не влезай — убьёт!"

Отец вздохнув, изрекает:

— Поживём, увидим,— и подталкивает меня к двери.— Шагай солдатик.

У меня на это его "солдатик" отчего-то сжалось сердце.

— Ладно, будем надеяться, что она не откинет так сразу копыта, а немного помучится.— Догоняет меня на лестнице сарказм брата.

Кисло усмехаюсь. Вот же какой противный. Неймётся никак ему. Непременно надо потрепать нервы и лягнуть. Наконец он опускает на меня глаза и спрашивает:

— Проверь пока рядышком, ничего не забыла?

В довершении всему он внимательно меня оглядывает. Мы встаём. Я кручу информацию сборов в голове и хлопаю себя по карманам.

— Забыла!

— Что,— ухмыляется брат, кивком предлагая мне сесть на ступеньки. От всей этой суеты, я не соображаю, что брат измывается.

— Флакон духов,— моргаю растерянно глазами я.

Мой брат хлопает себя по бокам и ржёт. Я срываюсь возвращаться. Духи при таком вонючем камуфляже просто жизненно необходимая вещь.

— Стой на месте,— встрепенувшись, просит мать.

— Почему это?

— Плохая примета возвращаться.

— Напридумывали примет. Столько праздников и примет только у нас ненормальных. Ни в одной стране мира ни найдёшь ничего подобного.— Разворчался Сашка, ему не хочется идти назад, а что это должен будет сделать он и никто другой, понимает. Он поднимается по ступеням и всё ещё ворчит:— К тому же, ей уже хуже не будет. Где он у тебя, курица?

— Перед зеркалом, специально положила на вид...,— виновато бормочу я.— Только поторопись, а то опаздывать нехорошо, тем более первый раз.

— Опаздывать вообще нехорошо,— ухмыляется братец и рявкает на меня.— Всё, базар замяла, топай вниз и жди меня у машины.

О, как смело! Но быстро развернулась и понеслась догонять родителей. Ждём. Сашка суёт мне флакон моих любимых духов. Наконец-то всё на месте и наш путь продолжается.

2

Машина лихо катит к институту. Ништяк. Тачек завались. Одна круче другой. Парад достатка. Отец нашёл лазейку и припарковался. Отнёс сумку на плац, где шло построение. Я помахала рукой, чтоб не страдал и ехал домой. Разберусь сама, не маленькая. Тем более хороводом. Таких как я немало. Нас тут же, не давая осмотреться, поставили в строй. Чтоб не расслаблялись и приучались с налёту к жизни по команде. Не важно, что стоять придётся ого-го сколько, главное: все на виду. Все покорны, как овечки: всем понятно, отпрыгались и отлетались. Ну ладно. Потерпится. Не всегда же я буду строем ходить. Мы с девчонками, буркнув: Салют! Обменялись улыбками, как старые знакомые. Затем, поговорив с нами полчаса обо всём и ни о чём, говорил зам начальника института. Он объяснил, между прочим, в какой институт мы поступили и кем выпустимся, если до этого дойдёт. Нам зачитали наши права и подробно рассказали про обязанности. Обязанностей, как водится, оказалось больше чем прав. Представили начальника курса, командиров взводов, старшин. Кажется, молодые и симпатичные. На истуканов не похожи. Но это на первый взгляд, а там время покажет. Звучит команда:

— Курс, стройся. В ряд, по четыре, становись.

Мы, как стадо коров, наблюдая друг за другом и все вместе за ребятами, принялись тыкаться, ища своё место. На что это похоже? Да ни на что. Дурдом! Никто ж ни в чём не волокёт. Но взводный бормоча:— За какие грехи мне это дано,— быстро разбирается с этой канителью. Мы непроизвольно оказываемся в строю. Тут же на нас гаркают:

— Равняйсь! Разговорчики в строю.

Какие разговорчики, рта-то раскрыть не успели, все заняты правильным выставлением ног.

С боку слышится зычное:

— Равнение на середину! Смирна-а-а! Правое плечо вперёд, прямо шагом а-а-арш!

Удивляясь тому, как у него это ловко с нами получается, топаем. Асфальт тяжко вздрогнул под ударами сотен ног. Правое, левое плечо — это мы соображаем. Вспомнилась сцена из "Капитанской дочки". Та самая, где учили солдат маршировать "сено-солома". Тогда хохотали. Сейчас не хотелось, как бы самим не оказаться в той соломе. Нас повели в общежитие. Вещи пришлось тащить самой. Не легко. Я кусала свой хвост, что так рано отправила восвояси отца. В блефовую жизнь безжалостно вторгся реализм. Сумка сразу показалась тяжеловатой и я вспоминала чего такого лишнего туда засунула, которое не жалея можно было выбросить по дороге. Да пропади пропадом, чтоб я ещё хоть раз её так напхала...