Гении неба

232

Ежи Радзивилл.

Гении неба

Е-мейл: Jradzivil@yandex.ru)

Ежи Радзивилл.

Досточтимый Читатель!

Имперский Цензурный Комитет ставит в известность Персонально Вас, так называемый Хамо Сапиенс, что согласно Общепринятых Решений, во исполнение Буквы И Духа Незабываемой Марийской Конвенции, равно как соблюдая соответствующие Статьи Свода Законов Мироздания Уху, касающихся ограничений в предоставлении культурного наследия малоразвитым цивилизациям псевдоразумных приматов, из текста подлинника изъяты Cведения, по тем или иным причинам сильно воздействующие на Уважаемого Примата, Информация, могущая быть практически применена несвоевременно, а в частности:

1. Описания эротических межвидовых эпизодов.

2. Описания посещаемых негуманоидных культур.

3. И т. п.

4. Прикладная информация о посещении Его Высокопревосходительством Великим Продвижником будущего Вашего мира, в частности полностью изъяты все упоминания о положении дел на Террис (Гее, Терре, Земле) в 2124, 2376, 3090, 4979 — и 12657 г. от Рождества.

Имперский Цензурный Комитет выражает сожаление, так как по веским причинам текст Данной Рукописи никогда не будет прочитан Вами Полностью И Без Сокращений. Сожаление это усугубляется тем фактом, что автор Данной Книги появился на свет именно в Вашем мире. Однако мы искренне рады, что хоть и в сокращенном виде, но вы можете ознакомиться с ней.

Мы постарались передать Все Особенности Оригинала.

С наилучшими пожеланиями Вам:

/подпись неразборчива/

"Из красного дерева лодка моя,

Вином — тревогу из сердца.

И если владеешь ты легкой ладьей,

" Счастье", Я. С. Гумилев.

Вместо вступления.

Рожденные на Террис.

Лежа на своей продавленной койке, я плевал в потолок. Плевки не долетали и падали обратно. Делать было совершенно нечего. Из — за плотно закрытой двери все равно перли домашние звуки: кухонные шум воды с грохотом посуды, баритон обозревателя — международника из телевизора в зале. Тоска.

Отбросив прочитанную книжку "Сокровище Громовой Луны" я с сожалением констатировал, что отдых — дело муторное и весьма тяжелое. Прошло всего несколько часов с его, отдыха, начала, а голова уже окончательно не желала ничем заниматься на этой уродской планете. Звукоизоляции — и той нет в типовом жилище земляка. Поэтому я плевал в потолок и твердил мысленно самым жалобным, самым унылым мыслеголосом, какой только мог изобразить: "Дэв, отзовись, скотина ты такая!" А янки на связь не выходил. Секунды тянулись противно, как прилипшая к скверной пломбе зуба жевачка. Потом я вспомнил, что американец сегодня уехал в Чикаго, в лаборатории своего предка. И тогда я окончательно расстроился.

Я имел несчастье родиться на окраинной планетке, на периферии Метагалактики, а по простому: на богом забытой окраине скопления галактик, в мире, где еще вовсю шел атомный век. Разумеется, изготовить так называемую "сопровождающую" технику мы не сумели. Для устройств наших проекторов, хоть и превосходящих все, что разрабатывалось в лабораториях Террис, но совершенно примитивных по стандартам техники Интергалактического Союза ( в просторечии — Интергала ), адресат должен находиться в одном — разъединственном месте. Иначе связь с ним невозможна.

До начала лекций осталось еще несколько часов. Я надеялся, что Дэвид успеет вернуться вовремя. Занятия в Академии Интергала приносили нам огромное удовольствие, да и пообщаться можно было вполне законно, не подвергая себя опасности. Изготовив проекторы на заповедной планете, охраняемой от разных там визитов, мы совершили преступление. Правда, оно было далеко не первым, так что угрызения совести не донимали. Скорее, каждое нарушение законов приносило нам радость от того, что удалось обмануть драконовскую Службу Попечительства, ( в просторечии — опекунов ). Для них мы были тем же, чем для егеря заповедника является встречный мужик с ружьем. Браконьерами как минимум.

Конечно, можно было бы и не нарушать столь нахально все эти их законы. Но тогда мы засветились бы практически мгновенно. Опекунам не составляло особого труда засечь оживленные международные переговоры. Мы понимали, что нас, скорее всего, контролируют персональные спутники опекунов. В отличие от лучевых проекторов, современные концу двадцатого века контакты прекрасно ловились аппаратурой контроля...

В соседнем помещении телевизор объявил о начале музыкального представления, пошумела публика и неожиданно отчетливо прозвучало начало песни:

" — ...Говорят, со всех сторон нарушил я закон, плохой ленивый русский,

И я, и янки были в плену, несмотря на иллюзию свободы. Песня царапала по душе :

"Бэд рашен, я не потерплю усмешек за своей спиной.."

Мы находились в плену. Впрочем, как и все остальные на этой дерьмовой планетке. Вот только они не знали об этом. Ильф и Петров, правда, совсем по другому поводу однажды сказали:

"... — Понюхайте, какой красивый цветочек!

— Спасибо, уже нюхал..."

Кажется, они писали так о женщинах Террис. Ну почему, почему только о женщинах? Этими словами — обо всем местном!

Нам с Дэвидом недавно исполнилось по шестнадцать, но мы уже вполне успели понюхать "этот цветочек".

Резервацию.

Заповедник для варваров.

Достаточно побыть всего несколько дней во Внеземелье, чтобы одна мысль о возвращении домой стала наказанием. Не говоря уж о самом возвращении. А мы вынуждены были возвращаться в родные пенаты ежедневно, что доводило до бешенства, до потемнения в глазах. Не спорю, так не у всех. Но с другой стороны, что мне за дело до тех, кто предпочитает нюхать копоть, разные там ароматы Большой Химии? Предпочитает считать гроши от получки до аванса — и наоборот, копаться на крохотном лоскутке дачи, жрать всякую пакость только потому, что он, видите ли, здесь и сейчас был произведен на этот свет?

Мы с Дэвом еще не успели приобрести этот комплекс. Мы не держались за место под этим Солнцем. Как известно даже дикарям: во вселенной достаточно звезд.

Только бы вырваться ОТСЮДА, соскрести вместе с вонючей шкурой кровавое клеймо "ВАРВАР", забыть про сомнительное свое происхождение и жить нормально, как живут квинтиллионы секстильонов действительно разумных существ...

И — сохранить друга. Наше партнерство никогда не являлось только деловым.

Наверное, нам здорово повезло — с, может быть, неурочным рождением. Раньше или позже своего времени, здесь ли или в совсем иных мирах надлежало нам появиться на свет — но мы родились бок о бок — на одной планете, с чепуховой разницей меньше чем полгода. При всей внешней разнице, мы оказались схожи на удивление. Со сверстниками нам было одинаково тоскливо. От старших нас одинаково тошнило из-за их самоуверенности и желания поучать. Младшие нас одинаково утомляли своими наивными вопросами. Мы оба остро чувствовали свое одиночество. Чувствовали, что можно жить как-то иначе, чем жили рядом с нами тысячи и миллионы людей. Невысказанное внутреннее сходство создало могучее притяжение будущей дружбы почти сразу же, в первый же день занятий в Академии. То есть не возникло привычного отталкивания. Мы одновременно, не сговариваясь, улыбнулись друг другу:

" — Эй, привет, ты тоже с Террис? Откуда, из какого года?

— Россия, 1991, а ты?

— Америка, тогда же, штат Иллинойс, городок Париж, — Дэв хихикнул, — Видать, Отцы-Основатели имели большие амбиции. Так а в России ты где живешь?

— В Москве. Может, слыхал про такую са-амую большую туземную деревню в холодной дикой Раше?"

Так мы подружились. Как будто бы расстались перед этим ненадолго и вот, встретились вновь...

Вот так все и началось. Описывать самое начало я не хочу, в нем не было совершенно ничего необычного. Те, кто живет на этой планете, скучали бы от заурядного описания, а те, кто не был на Террис — тоже мало что приобрели бы от бытовых подробностей примитивного мира середины атомного века, с его конфликтами, грязными, неудобными и опасными видами транспорта, болезнями и многими другими неприглядными сторонами. И все же если кто-то пропустит самое начало из-за его вероятной скуки, то пусть будет готов вернуться назад.

Ведь в нем содержится немало ответов на странные, казалось бы, вопросы, которые несомненно возникнут позже: почему мы не смогли то, зато справились с этим, и вообще — в честь чего это два наемника — варвара, обладающие самыми незначительными на первый взгляд талантами, вдруг стремительно вознеслись туда, где, казалось, и места для них нет, заняв такие высокие места в иерархии Вечности?

Не ищите в этой книге описаний инопланетных красот. Не ищите здесь и технической информации. Это ж не научпопса и тем более не диссертация. Вы спросите: "что это?" Не знаю, как там вы меня себе сейчас видите (даю голову на отсечение, что неправильно), но какое-никакое лицо у меня в вашем представлении все же есть. Так вот: представьте себе, что я ухмыльнулся и не очень вежливо промолчал. Прочитаете — узнаете. А те, кто хочет знать все еще до начала, что же, для них имеется толковый словарь, составленный одним заботливым хакером...

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. Галаксмены.

Андрей, терранин, русский, москвич, возраст — шестнадцать стандартных терранских лет, учащийся, биология класса 44, стандартная разновидность 776, при психических отклонениях видовых 3, 3а, 9б, 105. Наименования же соответственно: Хомо Сапиенс, стандартное — Монструс Терратус Фуриозус.

Майанец напротив не выказывал никаких эмоций. Он опустил взгляд к летящим по голографической дымке знакам.

— Номер соглазно Стандартному Перечню 667, индифферентное отношение.

— Кого только не гребут, — проворчал администратор и с нескрываемой брезгливостью глянул на мои истертые джинсы, — Куда?

— Конструктор — тактик. ОТэВэ, отдел технических воздействий.

— Лояльность к Интергалу... Основная семантическая структура... — пробормотал майанец и внезапно подскочил как ужаленный:

— ЭТО ЕЩЕ ЧТО ТАКОЕ?! Опять из заповедника?!

— Да, я из заповедного мира. По специальному запросу. Смотрите следующий документ, там все необходимые визы: "в порядке исключения, ввиду острой необходимости..."

— Гхрррм... Они там совсем уже, хм... Ну хшо, ваш галакс?

— Там есть. Икс два... И прочее. Погрешность соответствует допускам.

— Сам вижу. Мхрррмда. В конце концов, им там виднее, а я снимаю с себя ответственность за протаскивание дикарей в Академию. Ну что же, Ан Др-рей, хм, ВЫ ЗАЧИСЛЕНЫ!

— Спасибо, господин Администратор.

На пятнистом лице майанца снова полностью отсутствовали какие бы то ни было эмоции. Казалось, что говорит совершенно другой, а этот только открывает рот:

— Мое меньшее имя Харфа. Обращайтесь в случае необходимости.

— Благодарю вас, господин Харфа. Я еще не знаю код своего психосейфа.

— Не забегайте вперед установленного порядка. Ваш психосейф еще не пророс, сейчас только заканчивается его инкубация. Есть ли у вас особые пожелания к его планировке?

— Мне хотелось бы иметь в нем видеоокно на поверхность Майи. Это можно?

Администратор свирепо спросил:

— Скрытая клаустрофобия? Почему не отмечено в документах — или вы там все с этой придурью? Или по новому веянию специально таких отбирают?

— Понятия не имею. Скорее всего, окна — это привычка.

Харфа тяжко вздохнул, продиктовал эмбриону необходимые дополнения и выслушав подтверждение, протянул лист фольги.

— Здесь правила вашего содержания на весь период обучения. Многие из этих правил сохранятся после вашего обучения.

Я взял металлический, непривычно тяжелый, ледяной на ощупь прямоугольник неизвестного металла с тлеющими углями знаков на его серо-синеватой плоскости. Знаки мгновенно превратились в осмысленный текст, и теперь уже вздыхал я: таких тяжих условий я и вообразить не мог.

— Что-то не так? — поинтересовался Харфа. Я покачал головой.

— Как в тюрьме.

— Верно. Это и есть почти тюрьма. Особенно на первых порах.

— Очень приятно. Всю жизнь мечтал.

— Если вы ознакомились, то, — Харфа мягко отобрал металлический лист, — Вот ваш ключ, можете отправляться. Вы что, никогда не пользовались психосейфом?

— Да как-то раньше не приходилось, — пробормотал я, вертя в пальцах маленькую металлическую чешуйку. Харфа не сдержал своего презрения, и долгих две секунды его лицо отражало все, что он на самом деле обо мне думает. Затем он справился с собой и бесстрастно произнес:

— Приложите ее к открытому глазу. Пожелайте быть у себя.

Я поспешил воспользоваться подсказкой. И оказался в крохотном кубическом помещении без дверей с панелями цвета вареной сгущенки. Поймал себя на сравнении цвета со съестным, проворчал:

— Пожрать бы...

Желудок отозвался приглушенным урчанием, а психосейф щелчком панели синтезатора. На откинувшуюся полочку выползла тарелка с непривычными фруктами — наподобие сильно растолстевшего винограда медного оттенка с металлическим блеском. Решив, что травить меня никто пока что не собирается, я попробовал угощение. По вкусу оно напомнило не то сливки с клубникой, не то мороженное с малиной. Угощение незаметно исчезло, желудок перестал бурчать, и можно было исследовать свое новое обиталище дальше. Впрочем, исследовать было нечего. Психосейф включал в себя пространство со стороной куба чуть больше двух метров. От одной из стен откидывалась узкой вагонной лежанкой мягкая панель того же коричневого цвета, прямо перед ней точно так же от стены откидывалась небольшая панель синтезатора. Над ней, совсем как в вагонном купе, имелось окно, примерно метр на метр. В нем струились серые мокрые дождевые облака. Вот и все.

Еще здесь было небольшое зеркало. Я заглянул в него. Только что мне исполнилось шестнадцать лет. В зеркале отразился нескладный мосластый подросток с ржавой всклокоченной шевелюрой и обалделым взглядом вытянутого лица. Обалдеть было от чего: весь мой короткий опыт контакта с Внеземельем пока укладывался во фразу "Ну и ну!"

Особенно это относилось к правилам, которые я только что прочел и с этого момента должен был соблюдать неукоснительно. Они расписывали поведение курсанта Академии до мелочи на каждый возможный случай, не оставляя никаких просветов. Кара за любое их несоблюдение предусматривалась одна — возврат домой со стертой памятью. Знаки Кодекса поведения с металлического листа Харфы благодаря какой-то майанской хитрости намертво впечатались в мозг. Поступив в Академию, прочтя Кодекс, я как бы заключил с Майанским Интергалом договор, по которому добровольно отказывался от каких бы то ни было прав и свобод. На весь период обучения я попал в кабалу, по сравнению с которой земное рабство было бы курортом. Наконец, на период обучения на меня навесили целый ворох обязанностей, часть которых была просто идиотской, а остальные невыполнимы. Например, запрещалось делать записи на занятиях, поскольку я был обязан запоминать огромные объемы инфо, получаемой здесь, наизусть. Запрещалось завязывать знакомства, разговаривать на занятиях, размышлять на отвлеченные темы и тем более молиться вслух, и даже производить естественные отправления. Вспомнив про последнее, я расхохотался: это что, ж получается — терпеть несколько лет? Сидя на такой водянистой кусичке? Мочевой пузырь явно не выдержит.