Вотъ Вамъ молотъ 28

Вячеслав Константинович зажмурился и на секунду представил себе лицо Игнатьева в тот момент, когда лежащая перед фон Плеве папка окажется в руках премьер-министра. Выражения этого лица Вячеславу Константиновичу понравилось, и он решил добавить пару дополнительных листов бумаги — со списком своих сотрудников, явно заслуживающих поощрения.

Бывший ротмистр очень вовремя добавил некоторые материалы к уже подзабытому делу о спровоцированных зерноторговцами "беспорядках" — и теперь многие ранее непонятные события получили простое — хотя и крайне неприятное — объяснение. Было неприятно узнавать, что вполне достойные на первый взгляд люди ради мелочной наживы способны на столь крупные подлости. Хотя, вероятно, назвать оную "мелочной" мог разве что Волков: счёт шел на многие десятки миллионов рублей.

И теперь Вячеслав Константинович окончательно понял, почему этот "австралиец" называл прошедшую войну "небольшим эпизодом Большой Войны": война против России нападением Японии не ограничивалась. Она даже с этого нападения не начиналась, да и победа войну не окончила. "Война англичан с французами за право доить русскую корову, причем корова её должна и оплачивать" — так, по словам ротмистра, называл эти события Волков — и, похоже, он был прав.

Все эти многочисленные "социалистические" организации, получающие весьма значительные суммы от банкиров — они, оказывается, за долю малую от прибылей работали. Вот только банки были иностранные, а большая часть доходов от той же контрабанды прямиком к этим самым банкам и шла. А если учесть, что согласно бумагам только через черноморские порты контрабанды уходило миллионов на двести… Учитывая же всем известную "личную неприязнь" Игнатьева к большинству фигурантов "дела", перспективы вырисовывались интересные.

Вячеслав Константинович вызвал адъютанта и распорядился подготовить список всех офицеров, занимавшихся этим делом. Игнатьев наверняка "зажимать" награды не станет, а сотрудников поощрить всегда приятно.

Когда же адъютант вышел, снова задумался над вопросом, давно не дающем ему покоя: что же на самом деле движет этим "австралийцем"?

В Чите мы задержались на сутки — пока не был подготовлен специальный траурный поезд для Валентина Павловича. Впрочем, наше участие в сиём печальном занятии было минимальным — все мы лишь присутствовали на заупокойной утреней. Вечером поезд был отправлен литером в Петербург (Семёнов завещал похоронить себя на фамильном кладбище в имении), а мы остались в Чите до следующего утра: места на пароме "Байкал" для двух дополнительных поездов не было.

Настроение у всех было печальное, но жизнь продолжалась, и со следующего дня мы вернулись к обсуждению предстоящих дел.

По результатам войны сильно изменилась политическая обстановка на Дальнем Востоке — и не только там. У России в кои-то веки появились "союзники": Корея и Китай. Причем эти страны были именно союзниками, в военно-политическом смысле этого слова. В Корее победила позиция Алексеева — и из неё делали именно "сильную и дружескую страну", а Китай был просто принуждён стать союзником России.

Хотя Императорский флот Японии был передан по условиям мирного договора России (а противники этого дружно сделали себе харакири), русский флот пополнился незначительно. Под Андреевский флаг перешли два броненосца — "Асахи" и "Микаса" — и четыре крейсера — "Касуга" и "Ниссин" из броненосных и "Касаги" и "Читосэ" из бронепалубных. Кроме них, Владивостокский отряд пополнился шестью эсминцами — все остальные трофеи были поделены между Кореей и Китаем. Корее досталось поменьше, примерно треть — правда миноносцев почти половина, в основном постарее — но и этот флот сразу сделал ее заметной региональной военно-морской державой. А с Китаем — ранее флота практически лишенного — наступил полный "мир-дружба-жвачка".

В Петербурге — после того, как Игнатьев заявил о таком своем решении — раздался дружный вой "судоводителей", уже примерявших себе новые корабли, но Николай Павлович вой этот проигнорировал. Вопить и возмущаться мореманы могли сколько угодно, однако в бюджете просто не было средств на их содержание. На что будет содержать флот Корея, было тоже не совсем понятно, но было так же понятно, что эти ребята последнюю рубаху продадут, но корабли содержать будут.

Что же до Китая, то с ним было еще интереснее. Ещё договором от второго января тысяча девятьсот второго года предусматривалось, что в Порт-Артуре, кроме российского флота, будет базироваться и Северная эскадра китайского. В момент подписания договора — отсутствующая, но запланированная. И с передачей огромного числа кораблей Северная эскадра получила материальное воплощение в железе — "в людях" она имелась давно. Китайцы всего лишь заново собрали офицеров и экипажи своего бывшего флота, разогнанного в результате поражения от японцев. Китай большой, денег на содержание флота точно найдет, хоть бы и пустив по миру пару миллионов крестьян. Главным же было то, что всё по тому же договору все офицеры Северной эскадры (вплоть до мичманов) назначались "по согласованию с Российским Морским командованием". А в случае войны вся Северная эскадра вообще автоматически переходила под командование русской армии — конечно, если война была против России.

При всем при том флот китайцам передавался не бесплатно, а в кредит на двадцать пять лет. И это для Игнатьева было, пожалуй, самым важным: ещё два года назад Китай был должен России шестьсот миллионов рублей (по контрибуции Японии, выплаченной Россией), но Император сумел этот должок продать незадорого американцам — за триста восемьдесят семь миллионов, и возможность России как-то финансово влиять на соседа практически исчезла.

Все эти телодвижения, похоже, привели Англию в бешенство, но договор по Порт-Артуру от второго января был заключен с полного одобрения его всеми участниками "тройственной интервенции" — в том числе, конечно, и Британии. Кто же ожидал, что в этих краях внезапно окажется множество никому не нужных военных кораблей…

А американцы, сколь ни странно, произошедшее одобрили. И не только потому, что получили Формозу, но и потому, что Англия получила кучу дополнительных проблем. У янки появились свои интересы в Малайзии, и резкое ослабление британского влияния было им сильно на руку. Конечно, "близким другом России" Америка не стала, и даже антироссийская кампания в прессе не угасла — но при определенном содействии Роджерса Россия получила некоторые преференции. И даже не вся Россия как держава, а вполне конкретный её "представитель" — но Игнатьев обещал "попробовать".

Ну а пока, кроме простого возмещения затрат на войну, я получил и "прибыльный" заказ. В связи с появлением у Китая настоящего флота было решено учредить в Порт-Артуре военно-морскую академию, и мне достался подряд на ее строительство. Когда же я, выразив определенные сомнения в возможности обучения там и китайцев, и корейцев, аргументировал их информацией о давней "любви" этих народов, мне достался подряд и на строительство "Морского училища" в Чиннампо. Доход с этого строительства, конечно, копеечный, но сам по себе подряд — это широкие связи на местах.

Главное, что удалось согласовать по дороге — это изменение в налоговой системе. Все же государство с бюджетом в миллиард с четвертью (то есть меньше червонца на человека) — это нехорошо. О какой, скажем, программе образования или здравоохранения можно в этом случае говорить? На железные дороги четверть бюджета уходит — а реально столько денег нужно только на одну Кругобайкальскую. На армию идет больше трети бюджета — а в результате четыре пушки на полк считается хорошим его усилением. На сапоги солдатам — и то денег нет…

Правда, когда я свои предложения высказал, Николай Павлович удивился:

— Вы, Александр, похоже, не совсем поняли, зачем мы вообще монархию в России отменили. Нам промышленность развивать нужно, а не губить!

— Ну это-то понятно, только если мое предложение принять, то промышленность гораздо быстрее развиваться будет. И в конце-то концов, мне самому больше всех платить и придется. Поэтому точно знаю, что предлагаю.

Предложение было простое: раз у государства нет возможности вводить подоходный налог, то нужно ввести "позарплатный". С работодателей: перед выплатой зарплаты сначала заплати пять процентов от суммы в пользу государства. А если у тебя работают иностранцы, то еще заплати по червонцу с иностранного человеко-рыла в казну. При нынешних зарплатах вроде и доход государству небольшой, до двух с половиной миллионов в месяц. Но за год уже тридцать — больше, чем выделялось на всё народное образование. Да и на сбор налога денег тратить практически не надо: если банкам запретить выдавать "зарплатные" деньги до уплаты налога (под страхом отзыва банковской лицензии), то затраты потребуются лишь на подсчет дополнительных денег.

Прочие же мои предложения для Игнатьева оказались уже не новыми, без меня нашлось, кому их сформулировать (причем — гораздо более грамотно). Так что вернувшись домой, я занялся решением вопросов, ранее отложенных в очень долгий ящик — отложенных главным образом из-за банального отсутствия свободных финансов. А тут — сразу почти восемьдесят миллионов: наглядная "демонстрация" правительства Игнатьева тезиса, что "помогать Державе — выгодно".

Но главное — у власти оказались люди, кровно заинтересованные в развитии страны, причём — лично заинтересованные. И теперь для создания нового предприятия нужно было лишь купить землю, уплатить регистрационную пошлину — и приступать к работе.

Первым делом — к "завершению" автозавода в Арзамасе, а точнее — к созданию там собственного моторного производства. Вообще-то сам мотор был уже готов, их делали и в Ярославле, и в Царицыне. Однако в Царицыне моторов делалось мало, к тому же "серия" изготавливалась на "учебном" производстве и было слишком много брака. А Степан Андреевич больше ГАЗовских движков выделывать был не в состоянии, его огромный уже завод выпускал моторы для легковушек — сто пятьдесят тысяч в год. Нужно было гораздо больше — но пока не получалось. На заводе и так в две смены работало по семь тысяч человек, и дальше его развивать было невозможно, места уже не было. И рабочих тоже не было. Точнее, не было больше возможности их набирать. В городе не было жилья.

Население Ярославля выросло с семидесяти пяти тысяч человек до ста тридцати с лишним. Из которых четырнадцать тысяч работало на моторном заводе — а это, даже учитывая "семейственность в трудовом коллективе" — больше восьми тысяч семей. И, соответственно, восемь тысяч квартир — сто пятиэтажек (фактически — хрущёб, возводимых по "моему" проекту), не считая общежитий для несемейных работников. "Рабочий городок" занял почти что квадратный километр, потому что пришлось построить и три школы, и четыре детских сада, и больницу с поликлиникой. Можно было конечно гордиться тем, что в городе эти три квартала в городе называли не иначе как "Райский городок", но для его расширения пришлось бы ставить еще одну очередь водопровода — да и канализация с очисткой работали на пределе.

Примерно то же самое творилось и в Калуге, правда там рабочих было вдвое меньше. Но расширяться тоже стало некуда, поэтому началось строительство отдельного завода только для судовых турбин. Его оказалось строить дешевле и удобнее в чистом поле, на Дону, верстах в пятидесяти ниже Воронежа. Там и железная дорога всего в пяти верстах проходила, и Дон уже вполне судоходный — самое подходящее место оказалось. Ну, из тех, где земля была уже закуплена.

Третья "грандиозная стройка" началась в Липецке — там началось строительство еще одного моторного завода. На этом заводе предполагалось изготовление моторов уже дизельных, и в основном — судовых, по тысяче лошадиных сил. Пока по тысяче: такую мощность развивал построенный в Царицыне шестицилиндровый двигатель, но вообще-то планировалось двигатели делать размером от четырех до двадцати цилиндров. За основу проекта был взят (мною, конечно) двигатель, спроектированный "в прошлой жизни" Ильей Архангельским. А чтобы довести до ума это чудо с цилиндрами размером с ведро, потребовалось полтора года работы десяти инженеров и тридцати техников — я уже не говорю о том, что "модельных цех" практически только этим мотором и занимался. А мотор был нужен: все же турбина — штука хорошая, но с кучей недостатков, и главным был малый срок службы. В то время как низкооборотный дизель — штука долговечная.

Липецк был выбран потому, что там бельгийцы недавно построили металлургический завод, выпускающий литьевой чугун — очень хорошего качества. Когда один мотор весит десять тонн, такой фактор уже играет существенную роль. Ну и наличие железных дорог также способствует отгрузке продукции…

Рядом с Нижним, на Оке, начал строиться еще один автозавод. Небольшой, но важный — я вспомнил, как "в той жизни" с Вилли Фордом мы выпускали карьерные самосвалы. Хорошая машина получилась, между прочим, а мотор подходящий у меня уже был. Конечно, по моим "самым прежним" меркам слабоват, но по нынешним временам сто шестьдесят сил для грузовика на семь тонн — более чем неплохо. У небольшого села Молитовка удалось выкупить почти сорок десятин — так что и на завод, и на городок места должно было ватить.

Следующий проект, финансируемый с "военной контрибуции", реализовывался вообще в Корее. Хорошо иметь в друзьях "лицо, приближенное к императору" — пусть даже и импортному. Кузьмин, узнав о новом проекте, обозвал меня столь витиевато, что я даже всех деталей и не упомню — но всё же восхищения в нём было больше, чем негодования. Завод в Корее — это "не совсем патриотично", но возить готовый металл дешевле, чем руду и уголь. А три четверти продукции нового завода были уже моей собственностью — по крайней мере, следующие четверть века. Однако восторг Петра Сергеевича был вызван тем, что завод планировалось поставить производительностью в миллион тонн чугуна в год. И — полмиллиона тонн стали.

Я же направил Кузьмина в Корею (несмотря на строительство отечественного завода в Старом Осколе) потому, что завод там нужно было строить не совсем обычный. Точнее, совсем необычный — но Пётр Сергеевич любил делать "что-то новенькое", и ему как раз такая работенка и досталась. В Корее, рядом с Анджу, было почти все, что нужно для строительства такого гигантского заводе — но именно что "почти": рядом с нашей угольной копью было найдено большое месторождение довольно хорошей железной руды. Вот только уголь тот был антрацитом — очень качественным, не хуже пресловутого кардифа, но для мощных доменных печей не годился, а коксующихся углей в Корее не было.

Правда поначалу завод ставился вполне себе "обычный", и даже "устаревший": в первой очереди Кузьмину предстояло поставить две "американские" домны по проектам пятнадцатилетней давности, того же типа, который использовался янки в "антрацитовом поясе". Они работали как раз на чистом антраците (изначально), но производительность у них была раза в два ниже коксовых. Однако Пётр Сергеевич и тут что-то придумал — для чего сначала съездил в Петербург, к Михаилу Александровичу Павлову. "Молодой, но вполне толковый" — таков был вердикт Кузьмина в отношении сорокалетнего металлурга и преподавателя института, наладившего пятью годами ранее выплавку чугуна на антраците у Пастухова на Сулимском заводе. И это было тем более смешно, что ко мне он никогда эпитет "молодой" не применял — то ли словом этим он подчёркивал отношение человека к металлургии, то ли еще что…