Юлия Р. Белова
ЭТОТ ПРЕКРАСНЫЙ СВОБОДНЫЙ МИР...
(роман-антиутопия)
Глава 63
К беседе с бывшим доктором Томпсоном Элис готовилась так же серьезно, как и к дебатам по важному законопроекту. Еще раз просмотрела собранные материалы, стребовала с Лонгвуда аналитические справки профессора Таненбаума, изучила все ролики и фотографии, найденные в сети... Старые и новые документы лишь усилили недоумение сенатора. В облике Роберта Томпсона не было ничего, характерного для бойцов Арены. Уверенный и спокойный взгляд, увлеченность делом и полная самодостаточность. Элис так и хотелось вслед за Лонгвудом воскликнуть "Почему?!", но в отличие от директора Службы адаптации она удивлялась не тому, что Роберт Томпсон пожелал оказаться на Арене, а тому, что он до сих пор не стал алиеном и гражданином. Это было еще более абсурдно, чем включение попаданца в программу "перезагрузки личности". Стремление же этого человека попасть на Арену с каждым новым фактом удивляло Элис все меньше. Если бы ей пришлось столкнуться с таким количеством проблем, идиотских ограничений и мелочных придирок, ей бы тоже захотелось учудить нечто эдакое, признавала сенатор.
Запрос Элис Дженкинс на Арену ожидаемо не принес нужного результата. Элис получила формальный ответ одного из менеджеров Арены, разъясняющий, что в соответствии с Правилами внутреннего распорядка, разработанными консулами и утвержденными Сенатом Свободных 15 июля 2004 года, Арена не предоставляет информацию о бойцах до их первого боя, а также не разрешает бойцам осуществлять контакты с внешним миром до того же срока. В постскриптуме ответа содержалось стандартное предложение подписаться на рассылки Арены. Сенатор досадливо поморщилась, но подписалась, а потом еще целый день изучала правила Арены, все больше убеждаясь, что они нуждаются в существенной корректировке.
Первая программка боев пришла к Элис уже на следующий день. Крохотные фотографии дебютантов без имен и оглашения пар приводились лишь на последней странице программы и, строго говоря, не несли никакой полезной информации. Элис потратила почти час, чтобы рассмотреть безымянные снимки и убедиться, что Роберта Томпсона среди дебютантов нет. Не было возмутителя спокойствия и во второй программке, и в третьей.
В ожидании первого боя Томпсона Элис включила одну из записей с Арены и с потрясением осознала, что смотреть бои в обществе мужа или кого-либо из друзей было совсем не тем, что смотреть те же бои в одиночестве. Лицезрение такого же боя вживую ничуть не улучшило ситуацию — с не меньшим потрясением Элис убедилась, что это не только скучно, но еще и на редкость неприятно. И все-таки посмотреть хотя бы еще пару боев было необходимо, потому что последним открытием Элис стал тот факт, что на Арене характер каждого бойца виден как на ладони. Должно быть, именно это и делало представление особенно неприятным — любоваться бредом больных или, в лучшем случае, дураков, Элис не тянуло.
Когда в четвертой программке сенатор, наконец, обнаружила крохотную фотографию Роберта Томпсона, она почувствовала почти облегчение. После приобретения билета на представление новый запрос на Арену встретил совсем другой прием. Свободный Остин Кук готов был оказать всяческое содействие, очень много говорил о своем стремлении решить все возникающие проблемы и так старался, что Элис ощутила досаду и раздражение. Ей даже показалось, будто под проблемами свободный Кук подразумевает что-то совсем не то, что она. И это тоже провоцировало недовольство и вызывало желание как следует встряхнуть закостеневший мир Арены.
И дебют новичка подтвердил впечатления Элис о Роберте Томпсоне. Бывшему питомцу могли дать любое из принятых на Арене имен, но ничего хищного, злобного или тупого в этом человеке не было. Он не пялился восторженно на трибуны в ожидании щедрых подарков, не опьянялся боем и не выскакивал из себя в попытке продемонстрировать неимоверную круть. Он просто выполнял свою работу, и Элис даже решила, будто он испытывает чувства очень схожие с ее собственными: досаду, неодобрение и скуку. Когда бойцы дружно прокричали приветствие трибунам, на лице новичка появилось недовольство человека, которого оторвали от важных размышлений. А когда он великодушно вышвырнул противника из боевого круга, Элис окончательно убедилась, что никакой скрытой тяги к агрессии, о которой вдохновенно вещал консул Томпсон, у Роберта Томпсона нет. Смотреть дальнейшие бои было бессмысленно — необходимо было поговорить с самим героем, и Элис поспешила связаться со свободным Куком.
Администратор примчался на зов со скоростью агента Службы спасения, и от выражения энтузиазма и самодовольства на его лице Элис вновь накрыла волна раздражения. Остин Кук заливался соловьем, то и дело многозначительно повторял, что Зверь — очень милый парнишка, уверял, что уладит все наилучшим образом, и нес какую-то околесицу, в которой Элис не удавалось обнаружить ни малейшего смысла.
На особо замысловатом пассаже Элис не выдержала, резко остановилась посреди коридора и недовольно нацелила на администратора указательный палец:
— Свободный Кук, — проговорила она тем тоном, с которого обычно начинала сражения в комитетах или комиссиях Сената, — вам не кажется, что называть парнишкой и мальчиком победителя сенатского конкурса — это проявление неуважения не только к человеку, немало сделавшему для нашего мира, но и к самому Сенату?
Свободный Кук смешался, не понимая, чем вызвана гневная отповедь. А потом на его лице медленно проступило понимание, вот только застывшая на губах усмешка заставила Элис усомниться, что администратор все понял правильно.
— Ну, что вы, сенатор, — заговорил, наконец, Кук. — Я и все сотрудники Арены... мы уважаем и почитаем Сенат. А то, что я назвал Зверя парнишкой — это просто... проявление привязанности к воспитаннику, — после паузы нашелся Кук. — Я понимаю, каждый человек может совершить ошибку, но мы занимаемся с подопечными, направляем их и воспитываем, чтобы и на новой работе они оставались полезными членами общества, — вдохновенно вещал администратор. — И, конечно, служили ему... так, как это необходимо, — многозначительно добавил Остин Кук, и Элис поняла, что выговор оказался бесполезным. — Зверь прекрасно поддается... э-э... воспитанию, — продолжал администратор, — вы останетесь довольны...
Элис с минуту разглядывала работника Арены, но все же решила не тратить время на бессмысленные дискуссии. Ей необходимо было поговорить с Робертом Томпсоном, а остальные проблемы можно было решить и потом.
— Давайте поторопимся, — холодно ответила сенатор, и Кук с облегчением выдохнул.
— Мы уже почти дошли, — сообщил он и свернул в очередной коридор.
Когда Элис увидела кабинет Кука, ей не удалось сдержать удивленное восклицание. Сенатор хотела потребовать у администратора разъяснений, но Кук торопливо выскользнул за дверь, сообщив, что сейчас приведет Зверя.
Сенатор Дженкинс с недоумением разглядывала помещение и думала, что для кабинета оно выглядит излишне неформально. В этой комнате совершенно не думалось о работе, здесь стоило отдыхать, ни о чем и ни о ком не беспокоясь. Элис даже заподозрила, что Кук привел ее в собственную квартиру, и решила высказать ему все, что думает о подобной бестактности. Усердие усердием, но оно не отменяет правила приличий, элементарный здравый смысл и чувство меры, размышляла сенатор.
А еще через полчаса дверь вновь открылась, и Элис обернулась на звук шагов. Высокий мужчина вошел в комнату и остановился в нескольких метрах от нее. Элис Дженкинс с удивлением поняла, что краснеет. Это было странно и непривычно, но никогда еще взгляд другого человека не смущал ее так сильно. А потом она поняла, что ей нравится взгляд вошедшего, и это вызвало еще большее смущение. Щеки горели, и сенатор разозлилась на себя за непонятную чувствительность. С вызовом вскинула голову, спросила:
— Как тебя зовут? — и сразу же ужаснулась глупости собственного вопроса. Она ведь собиралась говорить о другом!
Должно быть, Роберт Томпсон не расслышал вопрос, потому что его взгляд стал вопросительным, а Элис, сгорая от стыда из-за странной неспособности справиться с наваждением, не нашла ничего лучшего, как повторить:
— Как тебя зовут?
— Роберт Шеннон, — ответил боец, и от звука его голоса Элис окончательно забыла, зачем пришла.
Роберт — Томпсон? Шеннон? (Элис было уже все равно) — шагнул вперед, и сенатор уставилась на него, чувствуя себя непривычно маленькой и очень юной. Ей пришлось задрать голову, да и мысли в эту голову лезли совсем не те, и потому Элис в смятении отступила на шаг, пробормотала, что еще обязательно придет, а потом выбежала из комнаты.
— Что-то случилось, сенатор? — обеспокоенный Остин Кук почти подскочил к ней. — Вы чем-то недовольны?
Элис опомнилась:
— Нет-нет, все хорошо, — проговорила она, чувствуя, что ведет себя до ужаса глупо. — Все просто замечательно...
— У вас есть какие-нибудь распоряжения? — поинтересовался Кук. — Относительно Зверя, я имею в виду...
— Нет-нет, — заторопилась сенатор. — Никаких распоряжений... зачем? Все хорошо.
Элис чувствовала, что ее речь и поведение ниже всякой критики, и даже в чем-то понимала недоумение во взгляде Кука, но ничего поделать с этим не могла. Необходимо было привести в порядок мысли и чувства и только тогда возвращаться назад. Она так и не задала свой вопрос, и эту проблему необходимо было решить как можно скорее. Сейчас она понимала это лучше чем еще час назад.
* * *
— ...а какие глазища! — Роберт восхищенно покачал головой, и Ричард нахмурился. Настроение родственника казалось ему вопиюще неуместным. Еще недавно идея Роберта отправиться на Арену, чтобы добыть себе свободу, казалась Ричарду безумной, и все же в этом безумии он видел некое благородное величие — что-то похожее на античные трагедии оставленного мира. И вдруг, забыв о достойной цели, о благородстве и высоком накале страстей, родственник начал думать и действовать как самый обыкновенный человек. Это обескураживало, разочаровывало и даже немного злило. Самое неприятное заключалось в том, что "дядюшка" прекрасно видел его недовольство, но не считал нужным с ним считаться. Первый бой и первые восторги зрителей оказали на родственника отвратительное воздействие.
— Тебе не кажется, что сейчас ты говоришь о чем-то не о том? — с прохладой проговорил Ричард. — Сенатор Дженкинс очень влиятельна, и тебе следовало расположить ее к себе. Она вполне может обратиться к кому-нибудь из консулов и добиться для тебя свободы. Да ей проще уступить, чем с ней спорить, — сенатор сам не заметил, как начал горячиться. — Хоть раз ты мог бы подумать о будущем! — подвел итог он.
— Вот как раз о будущем я и думаю, — спокойно ответил Роберт. — Знаешь, это мужчины должны спасать женщин, а не женщины мужчин, — заметил он. — И вот как раз потому, что она женщина, а я мужчина, я не хочу лишать себя возможности в будущем с полным правом услышать от нее "да".
— Вот ведь дерьмо! — выдохнул Ричард и почти с жалостью уставился на родственника. — Ты соображаешь, что говоришь? Ну, что ты в ней нашел? Зад и сиськи?!
Роберт окинул сенатора изучающим взглядом, и Ричарду показалось, будто его запихали под ледяной душ. Он невольно поежился.
— Ну, не сложилось у тебя с женщиной — бывает, — задумчиво проговорил Роберт. — Но это не основание говорить о женщине гадости. Неужели для того, чтобы научить тебя вежливости, мне придется дать тебе в челюсть? — продолжил гладиатор. — Только ведь на этот раз я врежу по-настоящему, а не так, как в прошлый раз...
Не дожидаясь ответа, Роберт невозмутимо отвернулся от родственника и хлопнул по кнопке вызова конвоя. Ошеломленный Ричард молча следил за "дядюшкой", так же молча наблюдал явление конвойных, и его не оставляло ощущение, будто он попал в какой-то нелепый и бессвязный сон.
— Я закончил, — с прежним спокойствием сообщил конвоирам Роберт, а потом деловито обратился к старшему дежурному: — И, кстати, пометьте для охраны — в ближайшие пять недель я не желаю видеть сенатора Томпсона.
— Как скажешь, Зверь, — немедленно отозвался дежурный.
— Но ты же не можешь! — опомнился, наконец, и Ричард, но его протест не произвел на родственника ни малейшего впечатления.
— Могу, сенатор, как раз могу, — Роберт говорил с обычной при публичном общении почтительностью, но если раньше она не вызывала сомнений, то сейчас Ричард уловил в ней нечто похожее на насмешку. Судя по ухмылкам конвойных, они тоже ее уловили. — Эту возможность мне дают Правила внутреннего распорядка Арены, — сообщил гладиатор. — Если я ничего не путаю, эти правила были утверждены Сенатом и, следовательно, вами, сенатор, — с этими словами Роберт небрежно кивнул в знак прощания, а потом уверенно направился к охране.
Еще пару минут из-за закрывшейся двери до Ричарда доносились звуки шагов и непринужденная беседа родственника с конвойными, но вскоре все стихло. Недовольный, сбитый с толку, сенатор Томпсон вернулся к себе, но поклялся присматривать за "дядюшкой", если тот сам не понимает, в какое дерьмо вляпался. Никогда прежде не увлекавшийся Ареной и посещавший бои только по официальным праздником, когда по традиции на почетной трибуне собирались все консулы, кабинет и чуть ли не весь Сенат, Ричард подписался на рассылки Арены, а затем принялся штудировать упомянутые Робертом Правила. Привычная работа завершилась через несколько часов, и расстроенный сенатор понял, что в свое время зря доверился мнению специалистов — Правила внутреннего распорядка Арены явно нуждались в радикальной переделке. Ричард отметил несколько сомнительных моментов, быстро набросал комментарии к непонравившимся положениям, а потом задал работу помощникам по законодательству. А еще надо было решить, что лучше для Роберта — вернуть ему неотчуждаемые девайсы в качестве подарка при переходе в статус "ежика", передавать их постепенно по мере возникновения надобности или же придержать до того гипотетического момента, когда родственник станет свободным. К сожалению, специалистов в данном вопросе не было, а поговорить с Робертом сенатор смог бы только через пять недель. Так ничего и не решив, Ричард утешал себя напоминаниями, что находясь на карантине, Роберт вряд ли нуждается в подарках.
Да, подарки "дядюшке" были не нужны, но вот внимание — необходимо. Что бы ни думал Роберт, Ричард не собирался забывать о родственнике не только на пять недель, но даже и на день. Программки Арены прекрасно позволяли следить за достижениями Роберта. Первую программку сенатор открыл дома и с облегчением перевел дух. Никакой опасности для родственника она не сулила. Вторая настигла Ричарда в Сенате в конце рабочего дня пятницы. Сенатор привычно просмотрел раздел новичков, с удивлением не нашел там Роберта и принялся листать программу сначала. Найденная информация заставила его охнуть, судорожно сжать буклет и выскочить из кабинета.
* * *
Сенатор Элис Дженкинс закончила совещание с административным помощником, подписала несколько подготовленных им документов и как раз собиралась созвониться с лейтенантом комитета по трудовым отношениям, чтобы договориться о скорейшем проведении слушаний по новому законопроекту, когда дверь кабинета с грохотом распахнулась, и на пороге появился встрепанный и возмущенный Ричард Томпсон.
— Это из-за тебя! — даже не поздоровавшись, выкрикнул сенатор.
— Извините, сенатор, — секретарь Элис виновато высунулась из-под локтя гостя, и тогда выяснилось, что она мертвой хваткой вцепилась в пиджак Томпсона в тщетной попытке его остановить. — Я говорила, что вы заняты, но сенатор...
— Вам не удастся выставить меня за дверь! — продолжал бушевать Ричард.
Общаться с Ричардом не хотелось, но Элис поняла, что может до бесконечности указывать Томпсону на дверь — выставить его из кабинета удастся только при помощи подъемного крана.
— Тони, отпустите сенатора, — распорядилась Элис. — И... спасибо, — все же поблагодарила она. — Вы можете идти.
— Но, может, стоит вызвать...
— Нет-нет, все в порядке, — успокоила Элис. — Не волнуйтесь.
Когда за молодой женщиной закрылась дверь, сенатор Дженкинс подняла взгляд на Ричарда и поинтересовалась:
— И что же случилось на этот раз... из-за меня? — против воли в тоне Элис послышался сарказм.
— Ну, конечно, на тебя не так посмотрели, что-то не то сказали про глаза!.. — Элис Дженкинс нахмурилась. Бессвязные обвинения Ричарда не проясняли ситуацию. — Ну, так радуйся! — со злостью выкрикнул Томпсон. — Роберта поставили в пару к Акуле! — с этими словами сенатор бросил буклет на стол. Не веря собственным ушам, Элис схватила мятую программку и принялась ее листать. Да они что — с ума все посходили?!
Ричард что-то говорил и говорил, но Элис не слушала — нашла нужную страницу, дважды перечитала, принялась лихорадочно соображать, что можно сделать...
— Если с Робертом что-нибудь случится, я тебе никогда этого не прощу! — выдал, наконец, Ричард.
— Ну, хватит! — гневно оборвала сенатора Элис и с силой швырнула буклет обратно на стол. — Не смей перекладывать свою вину на других! Это ты отправил человека на Арену... И из-за чего?! — проговорила Элис в каком-то тягостном недоумении. — Из-за какого-то синяка... Из-за чепухи...
— Он сам захотел! — огрызнулся Томпсон.
— Ты еще повтори сказку про доктора Джекилла и мистера Хайда, — съязвила сенатор. — Так вот — Роберт не психопат, — объявила она. — Я наблюдала за ним, я с ним разговаривала... Но тебя заело самолюбие, — Элис с ожесточением ткнула пальцем в сенатора, и этот жест чем-то напомнил выстрел. — Я хорошо помню, как ты злился на "непонятливого попаданца", и как ты из-за этого кидался на людей. Если ты так разговаривал с сенаторами, представляю, как ты разговаривал с ним, — добавила Элис. — Сколько он терпел, пока не дал тебе по физиономии? — вопросила она.
Ричард ошеломленно уставился на Элис:
— Да ты что... Ты все не так поняла... — уже другим тоном попытался оправдаться он.
— Все я поняла правильно, — отрезала сенатор Дженкинс. — И мне тоже хочется тебе врезать. Заплачу штраф и врежу дважды!
— Он просто хотел получить свободу, — принялся объяснять Ричард. — Волей Арены как Дайсон, раз уж иначе нельзя...
— Что? — Элис широко раскрыла глаза. — Ты что — смеешься что ли? — сенатор растерянно смотрела на Ричарда, силясь осознать смысл сказанного. — Какая воля Арены?! Конечно, об этом не принято говорить, но ты-то — ты знаешь, кто и как эту волю готовил.
Ричард хотел было возразить, но Элис Дженкинс не дала ему такой возможности.
— А раз ты знал обо всем заранее, — с прежним недоумении продолжала сенатор, — почему ты не сказал ему правду? Почему ты вообще не внес частный билль — сразу после победы Роберта на конкурсе?!
— У Роберта мораторий на три года...
— И что? — не поняла Элис. — Взял бы в соспонсоры Данкана с Макфарленом, да и я бы присоединилась — и дело с концом!
— ...и Стив был бы против...
— Причем тут Стив?! — поразилась молодая женщина. — В данном случае решение принимал бы Сенат, а не консул. Или... — Элис на мгновение остановилась, а потом в ее глазах появилось печальное понимание: — ты просто не хотел? — тихо договорила она.
— Ты все не так поняла! — возмутился Ричард. — У этого билля по любому не было шансов. Да он бы даже слушания не прошел! Кандидат в алиены должен неукоснительно соблюдать законы, а Роберт...
— Те срывы были вполне законными, — перебила Элис. — Это даже Лонгвуд подтвердил...
— Я не про срывы, — отмахнулся Ричард и в волнении сделал несколько шагов по кабинету. Элис показалось, будто ему неловко говорить, словно придется признаться в чем-то постыдном, в чем-то, что, по мнению Ричарда, просто не могло существовать. — Я про закон о репродукции. Роберт не желал его выполнять — ну, ни в какую! — виновато сообщил сенатор. — И как бы это выглядело на слушаниях? Кандидат в алиены не желает соблюдать закон, — чуть ли не по складам проговорил он.
Элис поморщилась:
— А с чего он должен желать? Впрочем, об этом мы уже говорили, — холодно напомнила сенатор. — Но даже тут нет никаких проблем. Ты поручатель и опекун — ты мог сказать, что не считаешь возможным включить подопечного в программу. Ну, заплатил бы штраф — и все...
Сенатор Дженкинс остановилась. Пару мгновений рассматривала младшего Томпсона, словно впервые видела, и ее взгляд потяжелел.
— Знаешь что, — жестко произнесла она, — кажется, я заплачу штраф — на месяц вперед. И врежу тебе не один, не два и даже не три раза, а пока рука не устанет.
Томпсон невольно попятился. Элис не зря называли Свирепой, но все же подобного заявления он не ждал. Это было слишком даже для нее.
— Из-за какого-то штрафа, — с отвращением повторила Элис, — загнал человека на Арену — сражаться с психопатами... Достойный опекун...
— Ты все не так поняла, — в третий раз, уже почти с отчаянием, проговорил Ричард. — Роберт... он очень много для меня значит... — сообщил сенатор. — Ведь мы семья...
— Лучше помолчи, — Элис на мгновение прикрыла глаза. — Зачем ты пришел? — поинтересовалась она. — Ты должен быть у Стива, просить его вмешаться, хоть как-то исправить то, что натворил...
— Он не захочет, — потерянно признал Ричард.
— Тогда просто уйди, — голос Элис прозвучал глухо. — Я не хочу тебя видеть...
Ричард Томпсон еще несколько минут потоптался на месте, но потом все же развернулся и вышел вон. Элис молча сидела за столом и думала, как быть. Стивен Томпсон был не единственным консулом свободного мира, но вмешательство в дела Арены консулы должны были осуществлять лично. Вот почему?! — Элис стукнула кулаком по столу. Она читала все разъяснения и комментарии к соответствующему законодательству и даже признавала, что в них есть смысл, но сейчас положения закона казались ей чудовищно несправедливыми. Консул Стейтон был на континенте и собирался пробыть там не менее пяти дней — новый город и новый завод стоили консульского внимания. Консул Торнтон отправился в противоположный конец мира — открывать экспериментальный мост. Оба были слишком далеко, и никто из них не стал бы гонять туда-сюда тарелку ради спора с консулом Томпсоном.
Элис поняла, что не может сделать ничего. Нет, может, поправила она себя — явиться на Арену и смотреть бой от начала и до конца. Это было нечестно, несправедливо и больно, но хотя бы это для Роберта Шеннона она могла сделать.
