М.И. Зильберман
ГНЕВ ЭНЛИЛЯ
ИСТОРИЧЕСКИЙ РОМАН
Глава 1
ВЕЩИЙ СОН
Предрассветная белёсая дымка, заволакивающая небо, рассеялась и бездонное, ярко-голубое, всевидящее око Ана, воззрилось на землю. В венце позолоченных утренним солнцем туч, курился вулкан — обитель царственного Энлиля. Ничто в горах не нарушало прозрачной тишины нарождающегося дня. Все вокруг было наполнено первозданным покоем и умиротворением четвертого тысячелетия до нашей эры.
Укрываясь в густом кустарнике, переползая в высокой траве
от валуна к валуну, бесшумно ступая сандалиями по россыпи
крупных камней, юноша-охотник осторожно подкрадывался к
добыче. Когда коза взобралась на невысокую скалу, осмотрелась
и спокойно легла, охотник, прячась за грудой валунов, достал из
сумки-колчана длинный дротик с медным наконечником и вставил
его в копьеметалку. Выпрямившись во весь рост, он плавно
размахнулся. "Да свершится воля твоя, огненноокий Энлиль!"
Нависший над ним каменный выступ не позволил сделать точный
прицельный бросок, и, следя за каждым движением животного,
охотник, пятясь, принялся быстро обходить валуны. Неожиданно
его бедро ударилось обо что-то мягкое и упругое. Свирепый рев
сотряс воздух. От неожиданности охотник выронил оружие.
Огромный медведь, оторвавшись от падали, в ярости бросился
на юношу.
Увернувшись и петляя между валунами, сбросив колчан, охотник
понесся вниз по пологому склону узкой горной долины. Медведь
длинными размашистыми скачками мчался следом, хрипло и
прерывисто дыша ему в затылок. Ужас охватил юношу: еще
мгновение — и медведь настигнет его. "О Энки, отец мой. Владыка,
продлевающий дни жизни, спаси меня, — взмолился юноша богу. — Да пребудет со мной благословение твое, о Господи".
На бегу он круто свернул в сторону, и грузный медведь пронесся
мимо. Острый глаз охотника разглядел карниз, нависший над
пропастью. Собрав все силы, в отчаянном рывке юноша
устремился к отвесному обрыву и, прижавшись спиной к каменной
стене, встал на карниз. Под ним, далеко внизу, бурлила и пенилась
неширокая горная река, несшая свои воды в долину.
Рыча, медведь взобрался на карниз, широкий в начале, но
быстро сужающийся. Топчась, скребя когтями и сбрасывая камни,
зверь пытался дотянуться до юноши. Опасность свалиться в
пропасть удерживала его от резких движений. Камни падали в реку,
поднимая фонтаны брызг, радугой высвечиваемых на солнце. Шум
пугал зверя. Свирепые, маленькие глазки жадно смотрели на
добычу, из пасти капала слюна. Медведь обдавал его смрадным
дыханием. После многочисленных попыток схватить охотника
зубами, медведь отступил и лег у края карниза.
Юноша поспешно переместился на широкую часть и,
переминаясь, расслабил затекшие ноги. Он немного успокоился и
внимательно посмотрел на своего преследователя. Издревле
медведи, сильные и опасные животные, почитались священными,
и их убийство являлось тяжким грехом.
— О Могучий, почему ты так негостеприимен? Разве ты живешь
не здесь, и эти горы и лес — не твой дом? Может быть, ты думаешь,
что я таю зло в сердце своем? Шумеры никогда не враждовали с
твоим племенем, и не было случая, чтобы мы обидели кого-нибудь
из вашего народа. Смилуйся, о Господин, прости прегрешение мое
пред тобой, содеянное по неведенью. Я искуплю раскаянием и
постом вину свою.
Я — Аннипад, первородный сын вождя, эна, нашего племени,
любимого слуги Энки, бога и господина твоего, приглашаю тебя к
нам в Город, и если ты соизволишь пожаловать в наш дом, разве
так мы тебя встретим? Мы поднесем тебе корзину ароматного
горного меда и одного, нет, трех козлят! А ты? Ты сам хочешь
съесть меня! По-божески ли это, о Многосильный?
Медведь, подняв тяжелую голову, настороженно прислушивался
к звукам человеческой речи. Затем, коротко взревев, он встал на задние лапы, прижавшись животом к стене, влез на карниз и
потянулся к юноше, стараясь зацепить его кривыми желтыми
когтями. Юноша отступил от края насколько было возможно.
Придерживаясь одной лапой за скалу, медведь время от времени
осторожно взмахивал другой. Кончиками острых когтей зверь
распорол тунику на бедре юноши и терзал его ногу. Вскоре светло-
синяя туника стала бурой от крови. Лицо юноши при каждом ударе
искажалось от боли.
— О Могучий, что ты делаешь? Одумайся, остановись, прошу
тебя! — Медведь рыгнул и вновь взмахнул лапой.
"Да простят меня Великие боги", — не выдержал Аннипад и,
вытащив из ножен кинжал, подставил его под удар лапы. И острая
медь вонзилась в мякоть стопы. Медведь тонко взвизгнул, резко
отдернул лапу и нанес удар такой силы, что острие кинжала пробило
ее насквозь, а рукоятка так ударила юношу в бедро, что он
зашатался и, выпустив кинжал, ухватился обеими руками за стену.
Медведь заскулил от боли и страха и попятился с карниза. Когда
он опустился на передние лапы, медный кинжал хрустнул и
сломался, и рукоятка с остатками лезвия упала на камни. Медведь
еще раз громко взвизгнул и заковылял в сторону леса.
Прислушиваясь к затихающим шагам зверя, охотник выглянул
из-за скалы: навстречу медведю неторопливо двигалась горная коза.
Медведь угрожающе зарычал и встал на дыбы. У Аннипада
потемнело в глазах. "Если он утащит эту козу, мне не исполнить
воли Великой горы. Как же быть? Что делать?" Юноша
почувствовал слабость и, опустошенный, присел на край карниза
в безысходном раздумье. Донесшийся издали крик человека
вывел его из состояния оцепенения, и Аннипад выбрался на
цветущий луг. Местность, окружавшая юношу, показалась ему
необычайно мрачной и тоскливой. К нему по краю обрыва бежали
девушка и мальчик с шумерским копьем в руке.
— Кто вы и что делаете здесь? — устало спросил Аннипад и
поправил разорванную часть туники. Рана кровоточила.
Разгоряченный мальчик отдышался первым и, едва переведя дух,
произнес:
— Я — Гаур, о господин, а она — моя старшая сестра Пэаби. Наш отец, горшечник Мешда, остался у реки. Мы добываем там белую глину,
— Гаур подобрал обломок кинжала с золотыми заклепками на
рукоятке и почтительно подал Аннипаду. Юноша повертел его,
вздохнул и всунул в ножны.
— Как только мы поняли, что медведь сбросит тебя в пропасть,
господин мой, Гаур схватил копье и бросился на помощь, — пояснила
девушка.
— У тебя отважная душа, мальчик, — невесело сказал Аннипад.
— О Господин, — воскликнула Пэаби, — твоя нога в крови! Позволь,
я перевяжу тебя. И она повела его вдоль кустарника к широкой
выемке, наполненной чистой дождевой водой. Ветер, усилившийся
к полудню, морщил крупной рябью зеркальную гладь горного
озерца. Юноша напился, ополоснул лицо и, подставив его
освежающему дуновению ветра, опустился на зеленый травяной
ковер склона. Пэаби отыскала целебную траву и, оторвав край
своей накидки, наложила повязку.
— Гаур, мое оружие осталось в долине, отыщи его, пожалуйста,
— попросил охотник. Мальчик молча поклонился и, взяв копье,
скрылся за кустами. Примостившись рядом с Аннипадом,
девушка робко полюбопытствовала:
— О достопочтенный энси, почему медведь напал на тебя, чем
ты его прогневил?
— Богам было угодно, чтобы я толкнул его, когда он ел.
— А зачем ты забрался так высоко в горы?
— Я охотился за белой козой. Зрачки нефритовых глаз девушки
расширились, она побледнела и отпрянула в сторону. С состра-
данием глядя на юношу, Пэаби прошептала дрожащим, срываю-
щимся голосом:
— Ведь это — святотатство! Как ты осмелился! Белые горные
козы — собственность Энлиля, Великой горы, дар самого Энки! — Произнеся имя бога, она молитвенно сложила руки. — Ты обрекаешь себя на верную гибель!
— Посмел бы я! — Аннипад грустно усмехнулся. — Наша жизнь в
руках Энлиля, а Огненноокий опять ярится. Мои уши до сих пор
полны его жутким грохочущим криком, от которого сердце
замирает. Разве можно забыть, как Великая гора, закрывшись
огненным облаком, потряс землю?
— Да, так страшно еще ни разу не было, — голос девушки немного
окреп, глаза заискрились, и она застенчиво улыбнулась. — У нас
все горшки тогда разбились, пропала работа отца за два месяца.
В тот вечер я долго не могла сомкнуть глаз, все вспоминала грехи
свои.
— А я и не заметил, как уснул. И посетило меня во сне видение.
Ниспославший его бог явил вот что: будто бы стою я, колено-
преклоненный, на вершине великой горы у алтаря капища Энлиля
и вдыхаю аромат благовонных курений. Вокруг, переливаясь и
сверкая, сияют облака и веет прохладный освежающий ветерок.
И тут в небо взметнулся огненный столб, озаривший все вокруг
ужасным ослепляющим блеском, и раздался громоподобный
грохочущий голос: "Я — Энлиль, царь богов, явился пред тобою.
Внемли мне, о сын благочестивого эна. Повелеваю тебе в день
седьмой от сего взять шкуру козы стада моего, умастить лучшим
маслом и возложить на алтарь ясноглазого Энки, брата моего,
могучего горного козла бездны Абзу. Повинуйся." Страшный
Огненный столб, превратившись в пылающий куст, от язычков
пламени которого исходил мягкий теплый свет, тихим, ласковым
голосом моей матери произнес: "Тебе, раб божий, будет подан знак,
дабы ты не ошибся в выборе". Потом все исчезло.
На лице Пэаби, слушавшей его, затаив дыхание, отражались то
удивление, то страх, то беспредельное почитание и восхищение.
— Скажи, о избранник божий, — заинтересованно спросила она, —
а мудрый толкователь божественных откровений раскрыл истинный
смысл сновидения?
— Я рассказал отцу сон лишь после утренней трапезы
Всевышнего, когда мы уже были дома. Отец повел меня к
святилищу храма, дабы там открылась ему истина. Он вошел в
святилище, а меня не впустил, и тогда я распростерся ниц у входа
под нещадно палящими лучами солнца. После долгой беседы с
богом он вышел из святилища хмурый и озабоченный, и высказал
следующее:
— В прежние времена блаженный праотец Зиусудра каждодневно
совершал воскурения на вершине великой горы, а мы забылись и
перестали почитать по достоинству грозного Владыку, капище его пришло в запустение, приношения оскудели. Энки, защитник и
попечитель шумеров, истинное семя великого дикого быка, старший
сын Ана, стал нашим главным богом. Пока не поздно, следует
умилостивить Великую гору, вымолить у него снисхождение, ибо
беспощаден и губителен гнев его.
— Ты же, сын мой, — молвил он мне, — выполняй волю божью,
благословляю тебя именем Владыки нашего. Аннипад глубоко
вздохнул и облизнул запекшиеся губы.
— Поначалу все складывалось удачно. Я получил благословение
матери. Вознеся дорожную молитву, левой ногой переступил через
порог и утром, в благоприятный день, определенный жребием,
отправился в путь. Боги послали мне доброе знамение перед
дорогой: я увидел коршуна, летящего справа налево. Поднимаясь
в эту долину, я почувствовал, что именно здесь грозный Энлиль
ниспошлет мне белую козу. Дабы напиться и немного отдохнуть,
я подошел сюда, к озеру. И тут я встретил ее. Она, по внушению
бога, посмотрела на меня, подпрыгнула и, не спеша, побежала к
скалам. И я понял: это — знамение, вот коза, которую я должен
добыть.
Все шло хорошо до тех пор, пока я не помешал есть медведю и
не разрезал ему лапу, а это — грех немалый. Я сам видел, как Энлиль,
царь богов, утешая медведя, отдал ему козу. — Аннипад, закрыв
лицо ладонями, понуро опустил голову. — А мне-то сейчас что
делать? Куда идти? Теперь, когда я впал в немилость, выслеживать
здесь новую козу все равно, что искать рога на голове собаки,
Великая гора не дозволит. — Убитый горем юноша чуть не заплакал.
— Выходит, что я сделался причиной грядущих несчастий всех вас,
моего племени, ибо вместо прощения шумеров вновь постигнет
гнев Энлиля. О, если бы можно было хоть что-нибудь поправить.
Воистину, невыносимо тяжкий жребий послал мне Владыка судеб.
Пэаби в порыве сострадания обняла юношу и погладила по
спине, молясь за него, но он не заметил этого.
Вынырнув из зарослей кустарника, появился Гаур и положил у
камня колчан с оружием. Затем он протянул Аннипаду лезвие его
кинжала. Юноша вскочил и схватил мальчика за плечи.
— Откуда? Где ты нашел?
— Выбил камнем из лапы мертвого медведя, о господин мой.
Он лежит с той стороны кустарника, а вон там, за валуном у скалы,
— большая белая коза с переломанным позвоночником.
Аннипад схватил мальчика и подбросил его вверх.
— Пойдем туда, — позвал он и побежал. У кустарника, залитый
кровью, лежал медведь. Осмотрев зверя, Аннипад обнаружил, что
коза дважды воткнула ему в сердце свои прямые, острые, как
кинжалы, рога. Убив козу, медведь сам упал замертво, отойдя всего
лишь на несколько десятков гар.
Юноша вскинул козу на плечи и вприпрыжку понес ее к выемке.
Обломком кинжала Аннипад и Гаур освежевали ее. Пэаби
подобранным неподалеку плоским куском кремня выскоблила
шкуру, вытерла насухо травой и сложила. Останки козы захоронили
и тщательно забросали камнями, положив головой на заход солнца,
где мрак и холод, смерть и разрушение. Счастливый Аннипад с
благодарностью обнял Гаура и протянул ему свой колчан:
— Ты будешь хорошим воином, мальчик, и я дарю тебе это
славное оружие моего великого предка, эна Энмедуранны. Он, с
выбитым глазом, раненный насквозь в бедро и плечо, со щитом,
пробитым множеством ударов, все же не подпустил воинов
хаммури к воротам Города. Оружие героя свяжет тебя с нашим
древним родом энов. Будь достоин этой чести.
Спутники осторожно спускались к реке по осыпи крутого,
лишенного травы склона. Темные, тяжелые облака заслонили лик
солнца. От сильного порыва ветра протяжно застонали лес и горы,
со склона взметнулись вверх тучи коричневого песка. Молния
серебряным копьем Иштура, бога грома и дождя, пронзила полнеба
и где-то вдалеке расколола горы. Первые тяжелые капли упали на
землю. Едва путники успели укрыться в небольшой пещере, хлынул
ливень, превративший горный склон в водопад. Зеленовато-серая
водяная завеса прикрыла вход в их пещеру.
Аннипад выбрал место посуше, куда не долетали брызги, и
расстелил шкуру. Когда все уселись, в тесноте прижавшись друг к
другу, юноша неожиданно, всем своим существом ощутил горячее,
трепетное, волнующее прикосновение бархатистого плеча девушки, ее легкое ароматное дыхание на своем лице и, удивленный, не
совсем понимая, что произошло, слегка отодвинулся. Желая скрыть
