Туда-то днем 27го и ринулись 7я и 22я танковые дивизии в надежде пошире разомкнуть его челюсти.
22я танковая, в которой оставалось меньше двадцати танков, заняла оборону по реке Щара и включилась в отражение атак с запада. А 7я пошла по шоссе на юго-восток — к Тартакам. Там действовали части немецких 4й танковой, 10й моторизованной и 10й танковой дивизий. Причем 10я танковая присутствовала в виде боевой группы "Полковник Томас", состоявшей из 7-го танкового полка (порядка 80 танков) 10-й дивизии, двух батальонов 69-го стрелкового полка этой же дивизии (в РИ — 71го полка 31й дивизии), инженерных, зенитных и противотанковых частей (в РИ ей еще были приданы три дивизиона артиллерии, два из них — тяжелых; но это было 29го, когда 10я танковая взаимодействовала с пехотными дивизиями 12го армейского корпуса; в АИ эта пехота наступала под Волковыском и усилить 10ю танковую не могла).
Советская 7я танковая генерал-майора танковых войск С.В. Борзилова представляла собой еще грозную силу. Колонна дивизии растянулась по шоссе более чем на двадцать километров, причем шла в два ряда (в РИ она была такой длины 29го, только в один ряд, но перед этим она два дня пыталась прорваться через немецкую оборону, да еще под налетами авиации). Впереди в качестве разведки и передового охранения шли части 4го мотоциклетного полка того же, что и танковая, 6го мехкорпуса. А мотоциклетные полки мехкорпусов представляли собой тоже немалую силу — там были не только 434 мотоцикла, но еще 30 танков и бронемашин, 45 орудий и 24 миномета. Конечно, на восьмой день войны от этого не осталось и половины, но то, что осталось, уже вполне владело навыками маневренной войны.
К тому же наши знали, что в Тартаке находятся немцы — сеть конных дозоров и авиаразведка докладывали в штаб о передвижении войск — после стабилизации фронта командарм-10 Голубев смог наладить службу разведки, подключив к этому и остатки авиаэскадрилий, находившихся в каждом из мехкорпусов. Голубев свел их в один авиаотряд и юркие и малозаметные У-2 постоянно сновали по-над самыми верхушками деревьев, чтобы поменьше попадаться на глаза немецкой авиации. Самолеты разыскивали воинские части, выясняли, что за колонны движутся по дорогам, передавали сообщения. Так что танкисты шли вперед настороже, поэтому, когда впереди завиделась колонна техники, наши мотоциклисты резко развернулись назад, а танки мотоциклетного полка подались в стороны от шоссе. Но и немцы не дремали.
Боевая группа "Томас" шла к Волковыску, чтобы ударить по нему с тыла — она надеялась сделать то, что не удалось 4й танковой днем ранее. Немецкая разведка тоже докладывала о наличии у русских большого количества танков, поэтому впереди шли танковые подразделения, за ними — противотанкисты, потом пехота, снова танки (в РИ в голове колонн боевой группы были пехотинцы с несколькими танками). Как отмечал сам полковник Томас, "В середине дня 27 июня произошло тяжелое столкновение с русской танковой колонной. Вражеская разведка на мотоциклах и бронеавтомобилях была немедленно атакована и частично рассеяна, бронеавтомобили подожжены. Основная колонна русских вступила в бой. В конце концов наши и вражеские машины перемешались. Благодаря быстроте атаки передовые части русской колонны были застигнуты врасплох и уничтожены, в то время как пехота при поддержке наших танков атаковала занятое крупными силами противника шоссе, проходившее через лес на юго-восток от Слонима. Из-за недостаточной разведки численность противника была неизвестна, так что наше наступление к двум часам дня захлебнулось. Русские при поддержке артиллерии перешли крупными силами в наступление, так что 7-й тп и оба батальона 69-го пп пришлось отвести на позиции к северу от шоссе к деревне Лохозва. Отсюда можно было держать под обстрелом дорогу Слоним-Тартаки, однако нельзя было помешать тому, что противник, под прикрытием леса, через который она проходила, прорывался на восток. Тартаки удержать не удалось, но артиллерийский полигон к северу от них остался за нами. Удалось ввести в строй три из находившихся там орудий, но наши артиллеристы могли стрелять только прямой наводкой либо без арткорректировки, так как леса были насыщены пехотой противника. Беспокоящий огонь практически не задержал русских. Прорваться обратно к шоссе нет возможности ввиду малого количества боеприпасов".
(в РИ доклад звучал так:
"В середине дня 29 июня произошло тяжелое столкновение с русской танковой колонной, когда 71-й пп, наступавший двумя колоннами с одним танковым подразделением в составе каждой, нанес удар в разрыв между отдыхавшим в Деречине вражеским авангардом и отдыхающей дальше к западу основной массой противника. Остановившиеся для отдыха на дороге Золоцеево — Деречин вражеские танки были немедленно атакованы и подожжены. В конце концов наши и вражеские машины перемешались. Благодаря быстроте атаки передовые части русской колонны были застигнуты врасплох и уничтожены, в то время как пехота при поддержке наших танков и развернувшихся на южной окраине Деречина частей 29-го артполка атаковала занятое крупными силами противника Золоцеево. Из-за недостаточной разведки численность противника была неизвестна, так что наше наступление захлебнулось с наступлением темноты. Русские при поддержке артиллерии перешли крупными силами в наступление, так что 7-й тп и 71-й пп пришлось отвести на позиции на высоту 131 западнее Деречина. Отсюда можно было держать под обстрелом дорогу Золоцеево — Деречин, однако нельзя было помешать тому, что противник, отклоняясь от нее к северу и к югу, прорывался на восток"
).
Большую роль в отражении немецкой атаки сыграли пять танков КВ, что оставались у Борзилова. И он не стал останавливаться на достигнутом. Пробив путь по шоссе восточнее Слонима и выставив заслоны против Томаса, Борзилов двинул части своей 7й танковой дальше на восток и через три часа отбросил немцев и от мостов через Щару (ее второе пересечение с шоссе). В итоге наши войска, оттеснив передовые группы 4й, 20й танковых и 10й мотопехотной от шоссе к северу, получили прямой путь на восток (в РИ севернее Минска 7я тд вермахта была отрезана от своих тылов ударом стрелковых дивизий и два дня воевала фактически в окружении; здесь — в АИ — против немцев действуют в том числе и танковые дивизии, в которых есть КВ и Т-34).
А в это время западнее Щары шли бои.
К югу от Слонима между Зельвянкой и Щарой наши заняли протянувшиеся с запада на восток на тидцать километров позиции на холмах и под прикрытием речушек и болот. При плотности в пятьсот человек на километр, пять противотанковых пушек и два-три танка оборона получилась бетонной — немцы раз за разом шли на приступ и раз за разом откатывались. Порой доходило и до рукопашных схваток, но в итоге контратаками мы выкидывали фашистов с наших позиций. Очень помогали немногочисленные КВ, которые до поры до времени ожидали в укрытиях, а потом выходили на одну из позиций, подбивали два-три немецких танка, меняли позицию, снова подбивали — немецкие танки буквально усеивали своими чадящими тушками поля. Немецкая авиация была бессильна — лишь однажды взрыв бомбы повредил ходовую часть, танк так и остался на позиции, но еще сутки не давал немцам пройти дальше, так как помимо прочего был прикрыт пехотой и артилерией. Всего пять КВ, размещенных на танкодоступных направлениях, создали южнее Слонима непроходимый монолит. А если кто-то и прорывался к нашим окопам, то там их встречали группы истребителей танков — гранатами под гусеницы и бутылками с бензином на крышу моторного отделения.
Южнее этого отрезка оборона шла с севера на юг, по Булянке, Руднянке и Гривде, протекавших к западу параллельно Щаре или впадавших в нее, но там больше действовала немецкая пехота — заболоченные и заросшие лесом пространства не позволяли немецким танкам совершать необходимые маневры. Ну и еще южнее — повторялась оборона Щары (это ее первое пересечение с шоссе).
Командование бросало в эти бои все боеспособные подразделения, чтобы только еще хоть сколько-то продержаться. Наши окапывались со страшной силой. Нормативы окапывания были перекрыты с запасом — погонный метр окопа полного профиля отрывался не за час, как по нормативам, а в два раза быстрее — наши отказались от рытья сначала вынесенных ячеек, затем отходящих назад противотанковых щелей, которые уже затем соединялись ходом сообщения — они стали рыть ячейки и потом сразу их соединять ходом сообщения — благо в уставе был прописан и такой вариант, когда ячейка встроена непосредственно в стену хода сообщения. Только за счет отказа от рытья противотанковых щелей скорость оборудования позиций увеличилась в три раза — просто за счет того, что народ меньше уставал, когда оборудовал индивидуальный окоп, предусматривавший еще и щель — с тех пор у тех, кто вышел из Белоруссии, и повелось рыть такие окопы, ну а глядя на них и остальная армия понемногу начала делать именно так. А в глубоких окопах потери гораздо ниже — когда параллельно идут несколько рядов траншей, их все надо разбомбить и разрыхлить артиллерией. А количество самолето-вылетов ограничено, как и количество снарядов для артиллерии — транспортные возможности фрицев не безграничны — и машин не так чтобы много, и дороги далеки от идеала, и по ним ведь надо проводить не только колонны грузовиков со снарядами, но и пехотные части, и тылы танковых дивизий. А восстанавливать окопы мы могли быстро, и выкурить нас оттуда было сложно. Правда, все сильнее чувствовалась нехватка боеприпасов, поэтому все чаще мы применяли шквальный огонь практически в упор и затем штыковую контратаку — главное — по максимуму выбить танки.
Голубев понимал, что с тяжелой артиллерией ему не выйти, поэтому перестал ее беречь и тратить на нее силы, поставил на позиции и садил из всех стволов до раскаленного металла — все-равно бросать. Немецкая пехота от такого плотного заградительного огня несла тяжелые потери, не выдерживала и залегала, а то и откатывалась. Так что контратаки были еще и продуктивны, особенно если удавалось отодвинуть цепь взрывов и тем самым отсечь передовые подразделения фрицев — тогда они оставались один на один с нашими бойцами, а после такого мало кто выживал, зато наши разживались трофеями — к вечеру 27го почти все пулеметы и почти половина винтовок, что стреляли по немцам, были немецкими же.
Немецкие самолеты тоже уже не могли безнаказанно бомбить советские позиции — наши применяли по штурмовикам и истребителям, работавшим в качестве штурмовика, сосредоточенный огонь из всех стволов — не только немногочисленных зениток, но и ручных пулеметов и даже винтовок. Под сотню стволов на самолет, из них с десяток пулеметных, а то и один-два зенитных — 12,7 или даже 37 мм — огонь получался плотным. Сорок-семьдесят пуль в секунду давали результат — в среднем с начала войны таким образом удавалось сбивать два-три пикировщика, и еще столько же получали повреждения, требовавшие ремонта минимум один день. Количество сорванных атак тоже было существенным. Таким образом у немцев вдруг резко пошло на убыль количество пикировщиков. Двадцать два выбывших к этому времени пикировщика вырвали из расписания немцев более сотни налетов — оставалось максимум четыреста на весь южный фланг. Мало того что это существенно снизило нагрузки на транспортные пути, так основные силы в эти дни немцам приходилось тратить на штурмовку и бомбардировку нашей обороны под Слонимом и Волковыском (в РИ всерьез бомбить шоссе от Белостока до Слонима начали 28го).
Поэтому отходящие колонны могли продвигаться относительно спокойно — два-три налета истребителями в час — это ерунда. Отход от Слонима, прерванный вечером 26го прорывом 4й танковой и затем 10й танковой вермахта, снова возобновился. Наши выходили двумя маршрутами — непосредственно по шоссе от Слонима на восток, южнее Барановичей, и по грунтовым дорогам к востоку от Щары.
Существенную роль играли узкоколейки, проложенные вдоль шоссе. Первый участок длиной в 30 км начинался в 10 км к востоку от Щары, затем был десятикилометровый разрыв — дорога уходила на север, к Барановичам, и затем — еще участок в 40 километров в направлении Слуцка, до станции Филиповичи, где дорога заканчивалась — там до Слуцка оставалось 40 километров по шоссе или, как вариант — в десяти километрах на север была станция Тимковичи — конечная железнодорожной ветки, идущей от Слуцка — ее-то и использовали для переброски хотя бы раненных и больных, а также для доставки на запад топлива от Уречья — городка в 20 км на восток от Слуцка, где были топливные склады.
Колонны бойцов и техники потекли на восток. Голубев даже решил все-таки отводить артиллерию, что оставалась без боеприпасов или расчетов, да и бойцы, оставив себе лишь по десятку патронов, остальное отдавали тем, кто прикрывал их отход, а сами — пешком, по железной дороге, автотранспортными колоннами — двигались и двигались к старой границе.
Немцы все-таки стали пытаться мешать этому процессу — с пяти часов вечера 27го июня горизонтальные бомбардировщики начали проводить усиленные бомбежки шоссе на Слуцк и железных дорог, истребители на бреющем пытались обстреливать отходящие колонны, был даже налет двух групп пикировщиков по девять-двенадцать самолетов, которых немецкое командование оторвало от задач по штурмовке нашей обороны под Слонимом — фрицы уже просто не знали что делать — их силы расползались как тришкин кафтан. Надо было и задержать отходящие советские войска, которые практически в последний момент считай что вырвались из котла, и все-таки пробить советскую оборону, чтобы замкнуть-таки этот чертов котел. И сил ни на что не хватало — ни авиации, ни танков и артиллерии, ни пропускной способности дорог. Поэтому-то 27го они и заметались, стараясь решить обе задачи. И ни в одной не преуспели — давление с воздуха на нашу оборону ослабло, что, естественно, не способствовало ее прорыву, а налеты на коммуникации отходящих войск длиной в полторы сотни километров просто размазали усилия — бомбардировщики заранее отслеживались постами ВНОС и колонны укрывались в лесах, а налеты штурмовиков и истребителей чем дальше тем все эффективнее стали отражаться нашей уплотнявшейся ПВО — на запад потянулись зенитные дивизионы, что перед самой войной находились на учениях в Крупках, и теперь впервые с начала войны у нас появилась более-менее полноценная ПВО — расположенные через каждые пять-десять километров кусты крупно— и среднекалиберных зениток не позволяли как следует выйти над шоссе для бомбометания с высот, а крупнокалиберные пулеметы неплохо отгоняли более юрких истребителей. Дополнительных трудностей прибавляло немцам и то, что наши в массовом порядке цепляли на капоты машин и танков фашистские флаги со свастикой, так что пилотам было трудно определить, чья это колонна (РИ) — некоторые опасно снижались и попадали под обстрел, а некоторые шли искать другую цель, а потом еще и сообщали, что видели именно немецкие колонны. Так у командования вермахта появлялись еще и неверные разведданные о положении войск. Десятая армия, кажется, смогла выбраться из ловушки, пусть и с потерями. А ведь с запада накатывала и другая советская армия — Третья.
