Вотъ Вамъ молотъ 30

Алексей Николаевич не мог поверить своим глазам. Причём знания и опыт подсказывали ему, что всё увиденное — вполне реально, но реальность эта выглядела настолько сказочно…

— Сколько, вы говорите? — переспросил он у Сергея Сергеевича Березина.

— Восемнадцать. То есть будет восемнадцать, готовы лишь одиннадцать, даже, можно сказать, уже двенадцать стапелей. Правда, пока суда строятся лишь на половине: людей не хватает. Но Волков обещает, что уже к следующему году люди будут.

— И на всех стапелях вы собираетесь строить такие же суда?

— Исключительно такие. На самом деле весь смысл завода в том, что он строится только под один тип судов. Благодаря этому скорость строительства увеличивается почти втрое, а время, потребное на каждое судно, вдвое снижается. Вы видели нашу Ростовскую верфь?

— Нет, не имел удовольствия…

— Там, правда, стапелей поменьше, как раз дюжина, и на всех строятся суда тоже совершенно одинаковые. Поэтому одинаковые работы на каждом стапеле выполняет одна и та же бригада, просто переходя по мере ее завершения на следующий. Люди делают одну и ту же работу, и им нет необходимости даже думать, как выполнить ту или иную операцию: они её уже десятки раз делали. Поэтому судно — правда, гораздо меньше этого — с момента закладки до спуска на воду занимает стапель двадцать четыре недели, но верфь выпускает по два судна в месяц силами всего лишь полутора тысяч человек. Правда, на заводе еще чуть больше двух тысяч народу, но ведь и суда спускаются уже полностью достроенные: прямо с завода их отправляют в порт на погрузку.

— Не лучше ли было держать судно на стапеле меньше? Ведь достраивать можно и на плаву…

— Можно, но это будет дороже и займет больше времени. Простой пример: на стапеле вся надстройка ставится за неделю, просто потому, что всё необходимое для этого доставляется машинами: к ним имеется и рельсовый путь от завода, и краны подъемные, чтобы готовые части на борт поднять. Если же достраивать на воде, то собирать готовую рубку на заводе просто нельзя: её будет невозможно на борт поднять целиком. А ведь на заводе под рубки тоже стапель выстроен — и там её так же за неделю собирают. На плаву же её придется и везти по частям, и собирать без должной оснастки, а в результате получится дольше, дороже и хуже. Я уже не говорю про судовые машины: на стапеле для установки турбины требуется три часа…

— Очень интересно! Однако, как я понял, завод ваш заказ Военмора исполнить не сможет…

— Этот завод — точно нет. В Ростове, правда, есть два так называемых "пробных" стапеля, для постройки судов несерийных или опытовых. Но насчет того, примут ли там ваш заказ, уверенности у меня нет: сварщиков с должными умениями там вряд ли найти можно. Сварщики есть в Царицыне — но ведь и корабли эти в Царицыне и делались — так что лучше уж вы сами с Волковым поговорите. Но сначала я посоветую судно осмотреть: боюсь, что после осмотра Вы своё мнение о нём измените.

— Признаться, временем на поездку в Порт-Артур я как-то не располагаю…

— И не надо: у нас тут такой же кораблик есть. Сегодня он в Ростове, профилактику машины делает, а завтра с утра уже будет тут. А сегодня… Вы как относитесь к опере? У нас на этой неделе гастроль Мариинского театра.

— С удовольствием! А когда Александр Владимирович, Вы говорите, приедет?

— Тоже завтра. А пока не желаете ли отобедать?

Видать, никуда мне от Крыма не деться. Ростов — это, конечно, для судостроения хорошо, но на реке можно построить морское судно грузоподъемностью тысячи в три тонн, а мне хотелось большего. Сильно большего, так что пришлось строить еще один завод. Хорошо, что Генри существенно помог со строительством. Не деньгами, конечно, а поставками станков: сильно подозреваю, что без его протекции большую часть станков мне просто не продали бы, а так мои заказы шли практически вне очереди. И тут очень хорошо то, что сам Генри был очень большим специалистом в бизнесе, но вот инженером он был вообще никаким — иначе я и с его помощью половины делаемого не получил бы...

Керчь в качестве места расположения завода "выбралась" сама. В городе уже стоял небольшой металлургический завод, причем последние два года он именно стоял: две холодные полуразваленные домны и пяток разнообразных не менее полуразваленных вспомогательных строений. Желающих завод запустить снова кроме меня не оказалось, и всего за сто пятьдесят тысяч рублей промышленный гигант (вместе с двумя неработающими рудниками) попал в мои загребущие ручки.

Восстанавливать домны смысла особого не имело, поскольку, несмотря на относительную новизну (всего пять лет как поставлены) были они морально устаревшими, да и простой не способствовал их физическим кондициям. Поэтому за зиму домны просто снесли, а в начале марта на их месте началось возведение четырёх новых, причем строительством занимались два знакомых мне по прошлой жизни Джона Смита. В Штатах сейчас жизнь практически наладилась, от безработицы там почти не страдали — но предложенная сумма вознаграждения и обрисованные перспективы дальнейшего "творческого роста" принудили их переместиться на мою сторону Атлантики. Тем более, что еще в процессе к переезду они заработали себе на безбедную старость: узнав о том, что за каждого реферала тысяча долларов попадает в карман вообще без дальнейших хлопот, они с собой прихватили пятерых специалистов и составили список еще из двух десятков мастеров. Которым предстояло поставить мартены, два прокатных стана (листовой и балочный) а заодно уж и обогатительный завод.

Это удовольствие по предварительным прикидкам должно было обойтись в пять с лишним миллионов долларов, но деваться было некуда: сталь была нужна. Спроектированный Березиным новый балкер на восемнадцать тысяч тонн груза сам по себе весил без малого семь тысяч тонн, а в год я собирался их строить штук по пятьдесят. Потому что без них ни нефть не привезти из Нигерии, ни руду из Австралии. Генри бы мне с радостью сталь для судов продал в любом количестве, но самому её делать — вдвое дешевле выйдет. Так что буду с ним на отечественном рынке потихонечку конкурировать…

Только чтобы эту сталь получить, нужно руду привезти. Её, впрочем, и рядом накопать можно, затем обогатительная фабрика и поднималась. Но ещё нужно было привезти уголь — именно из-за отсутствия топлива завод и прежних владельцев и остановился. Однако чтобы уголь привезли, его нужно было где-то взять — а вот где? В принципе, я знал где: про Кузбасс в России (моей старой будущей России) не слышал разве что глухой — да и тот о нём читал. Только пока нормальной дороги — способной перевезти угля столько, сколько мне нужно, туда не было. А то, что мне самому удавалось накопать в своих шахтах, полностью уходило папаше Мюллеру, на Воронежский завод и многочисленные электростанции. Оставалось возить с Сахалина или той же Австралии — но для этого нужны корабли, эти самые будущие трампы. Для постройки которых нет стали…

Все это я высказал за обедом, когда Камилла поинтересовалась, почему я третий день не могу ответить на её простой вопрос.

— Какой вопрос? Ты извини, сама видишь — мозги себе ломаю в попытке придумать выход из положения.

— Да простой вопрос — мне можно взять три миллиона долларов? А то мне срочно нужно почти шесть миллионов рублей, а Мария Иннокентьевна говорит, что денег на счетах нет совсем. У тебя же в Америке, я знаю, деньги есть — и они мне нужны. Можно их мне получить?

— Можно, а тебе зачем? И когда тебе деньги потребуются?

— Мне вообще не к спеху, можно даже в конце следующей недели. Помнишь, ты говорил, что можно сделать мыльный порошок из нефти, так у меня получилось. Только не из нефти, а из коксового газа, буроугольного, с Епифаньского завода. Но из нефти действительно проще получится, и дешевле. Саша Антоневич проект завода составил, но там половину оборудования придется в Германии заказывать. А я как раз собралась в Германию ехать, так что если ты мне денег дашь, то я его и закажу сразу.

— И большой завод собираешься строить?

— Большой. Даже два: один в Саратове, рядом с нефтезаводом, а второй — как раз в Епифани. То есть в Епифани первый и будет — там сейчас опытная установка уже работает, люди грамотные есть. А что из угля дороже чем из нефти выйдет, так это не страшно, все равно дешевле мыла хозяйственного втрое получается, а стирает куда как лучше. Заводы будут оба мощностью по сто тонн в сутки. Потом и в Кивде, наверное, нужно будет такой же строить, но уже действительно потом.

— Два миллиона я обещаю сразу: я их берегу для совместного дела с Генри, но он пока не придумал, как его оформить. А миллион ещё — ты договорись на отсрочку платежа на месяц, я с заводов Форда как раз вытащу. Вилли задумал два новых завода ставить, но пока заметного роста продаж автомобилей в Америке нет, с этим он подождет… Правда Роджерса нужно будет предупредить о том, что до лета я пай внести не смогу. И придётся это делать лично...

— Ты к нему сейчас же и поедешь? А возьми меня с собой, попроси его — пусть он меня с Марком Твеном познакомит!

— А в Германию успеешь?

— Попрошу Ольгу Александровну съездить, там больше по её вопросам… Тут все равно особо важных дел нет. Кстати, насчёт угля. Я спросить хотела: а разве уголь с Сахалина или из Австралии возить выгодно? Может, у англичан купить дешевле выйдет?

— Смотри сама: сейчас уголь купить можно копеек по четырнадцать-пятнадцать за пуд, это рублей по девять за тонну. Ну, десять для простоты. Трамп везет восемнадцать тысяч тонн, и на перевозку уходит угля не больше пятисот тонн, то есть пять тысяч рублей. Получается… вот, двадцать семь копеек за тонну, или четыре десятых за пуд. Это — если считать, что уголь мы покупаем для судна в портах. А у нас уголь на Сахалине получается по три копейки за пуд, австралийский пойдет по той же цене — так что если в топке тоже свой уголь жечь, то в Ростове сахалинский или австралийский уголь встанет не дороже четырех копеек. Все просто…

— А если возить на трехтысячнике — он же меньше топлива сжигает?

— Да, тонн двести за рейс. И по цене получается всяко около четырех копеек. Вот только Керченский завод строится на три четверти миллиона тонн стали, а это считай столько же угля нужно завезти, а еще нужен уголь для электростанции, зимой — город отапливать. То есть каждый день только в Керчи один трехтысячник будет нужен, а рейс туда-обратно занимает месяца четыре. И где я возьму сто двадцать угольщиков?

— Жалко…

— Что жалко?

— Я подумала, что если уголь водить дёшево, то будет хорошо с Кивды уголь возить — из него много хорошего получается. А не получается…

— Да ладно, денежек изыщем и у американцев пока сталь закупим. Привезу я тебе угля с Кивды. А теперь, раз ты уже доела, пойдем-ка вместе на почту, отправим Генри телеграмму: пусть к встрече готовится.

— "Жена очень просит познакомить её с мистером Клеменсом, выезжаем завтра утром" — зачитал мою телеграмму Генри Роджерс. — Сэм, как ты и просил, у меня в гостях, ждет. Ну а что же случилось?

— Ничего срочного, Генри, просто жене вдруг понадобились деньги, и я пока отдал ей свою заначку, отложенную на нигерийский проект. Так что я просто решил сообщить: раньше чем через месяц я буду не готов внести свою долю.

— Ну, то что ты поспешил сообщить это, мне льстит. Но я пока еще не придумал, как уговорить англичан. Несколько раз пускал пробные шары, но желаемой реакции не увидел. Однако время еще есть, инженеры обещают подготовить буровую установку только к июню, а то и к июлю. Скажу честно: твоя идея насчет разборной стальной вышки их сначала сильно позабавила, а потом они посчитали выгоды… в общем, как ты и просил, вторую установку получишь тоже этим летом. Надеюсь, твоя супруга уже попудрила носик? Пойдем, представь ее Сэму…

— Добрый день, мистер Клеменс, позвольте представить мою жену Камиллу.

— Очень приятно, миссис, причем вдвойне приятно познакомиться с женщиной, придумавшей столь замечательные чернила. Я теперь пишу исключительно вашей фиолетовой "Радугой".

— Очень приятно познакомиться, мистер Клеменс, я рада что мое изобретение помогает вам в творчестве.

— Чернила — это пустяк, Сэм, — усмехаясь, добавил Генри, — эта прекрасная леди придумала и шины, на которых ездит твой автомобиль, и добавки к бензину, который горит в моторе, и масло, которое его смазывает. А еще — кучу лекарств и прочих вещей, без которых жизнь становится пресной.

— Ну что вы говорите, мистер Роджерс, это все Александр придумывает. А я лишь придумываю, как сделать то, что придумал он…

Камилла и пожилой писатель вскоре закончили обмен комплиментами и переключились на "производственные" вопросы: Марка Твена всерьез заинтересовало, как из обычного топлива вроде угля или дров можно изготовить фигову тучу всякого разного кой-чего. От отравы для тараканов и вшей до косметики, лекарств и продуктов. Причем больше всего его заинтересовал вопрос, а зачем вообще делать продукты из несъедобной природы и насколько это получается вкусно.

— Нет мистер Клеменс, вкусной ту же дрожжевую кашу назвать невозможно. Но когда есть просто нечего, уж лучше такая еда, чем голодная смерть.

— Так не проще ли вырастить обычные продукты? Ведь эта химия наверняка обойдется дороже?

— Что вы! Намного дешевле. Вот сейчас я делаю специальный порошок для стирки, вместо мыла. Простое мыло, хозяйственное, стоит около десяти центов за фунт. А если делать этот порошок, который к тому же лучше отстирывает грязь, то производство обходится чуть больше двух центов за фунт. Вдобавок, нет необходимости тратить животный жир, который даже если в пищу не годится, можно использовать для других целей.

— То есть скоро даже руки мыть мы будем углём и нефтью?

— Нет, за это можете быть спокойны. С материи грязь отстирывается лучше, но такие порошки очень сушат кожу. Так что для рук остаётся обычное мыло… — оба так увлеклись разговором, что уже перешли "на ты" (в "англоязычном" смысле, то есть обращались друг к другу просто по имени).

— Я гляжу, они нашли друг друга, — обратился ко мне Генри. — Так что, пока они заняты, я тебе расскажу, как идут дела в Африке. Сейчас в Англии больше шестидесяти тысяч автомобилей, и они уже поняли, что бензин — это будущее. Поэтому сам я в британскую Африку не лезу, чтобы не засветить свои интересы — но приятели из Госдепартамента некоторые справки навели. Продавать колонии островитяне не будут — по внутриполитическим мотивам, однако территорию, сравнимую — взято как бы для примера — с протекторатом побережья Нигера они в принципе готовы сдать в концессию какой-либо американской компании. Если не считать мелких подаяний чиновникам Форин Офиса, за миллион-другой долларов в год. Сейчас понятно окончательно, что возврата японских долгов в ближайшие лет десять-двадцать не приходится — спасибо вашему Игнатьеву, предложившего платить контрибуцию в рассрочку. А миллиард долларов невозвращаемых кредитов — это для Сити очень много, и их правительство ищет любые пути снижения недовольства банкиров.