Севернее же мы продолжали отходить. За 29е июня фронт резко откатился на целых 60 километров — от Волковыска к Слониму. Основная масса войск и артиллерии была уже выведена либо выходила с этих территорий, но их отход прикрывали подвижные засады и многометровые завалы на дорогах, а уж о сожженных или взорванных мостах можно было бы и не говорить — теперь от мостов тут оставались разве что взорванные или сгоревшие быки. Передовые отряды немецких пехотных дивизий еще как-то пытались преследовать отступающие советские войска, но постоянно попадали в засады, пытались атаковать, получали мощный отпор и откатывались в ожидании подкреплений. Наши же, оставив мелкие группы на автотранспорте — только чтобы пугнуть и сразу же отойти — оттягивали основные силы засад на новые рубежи — все-равно немцы либо прорвут оборону либо найдут брод, так что держаться за каждый рубеж смысла уже не было — кого смогли — тех вывели и вывезли. Так что через пару-тройку часов, подтянув силы, немцы били практически по пустым позициям, напрасно растрачивая снаряды, вылеты авиации и тратя драгоценное время — русские ускользали.
Основные же массы немецких пехотных дивизий, наступавших с запада, начинали понемногу вытягиваться вдоль основных дорог — лезть на проселки смысла не было, когда есть удобное шоссе, наконец-то предоставленное им, а не танковым дивизиям. Немцы, как и до этого, не отвлекались на зачистку местности, оставляя этот вопрос на потом — "все-равно никуда не денутся". Все их действия были подчинены одной цели — окружить и уничтожить как можно больше советских войск. А для этого надо было иметь как можно больше войск как можно восточнее. И немцы перли вперед, не распыляя свои силы на промежутки, оставляемые между своими дивизиями — сильных ударов оттуда не ожидалось, а с мелкими справятся наличными силами (РИ). Правда, с автотранспортом было не очень хорошо — много его погибло в передовых отрядах, раз за разом попадавших в засады, да и многочисленные танкетки на гусеничном ходу производства французской компании Женилетт, что широко использовались в истребительно-противотанковых ротах пехотных полков, часто выходили из строя. Но шагать по шоссе все-равно быстрее и приятнее, чем по песчаным дорогам, пролегавшим через леса. Огромную работу совершили немецкие саперы — за два-три-шесть часов они наводили понтонные переправы или даже возводили временные мосты взамен разрушенных отступавшей Красной армией — и немецкая пехота текла дальше на восток. Но все-равно скорость пехотных дивизий резко снизилась и наши войска сумели оторваться от их преследования.
Сложнее было с танковыми и мотопехотными дивизиями. К вечеру 29го июня они смогли ворваться в Слоним и перерезать шоссе. Правда, западнее города у нас оставалось от силы тридцать тысяч человек — арьергардные группы и те, кто еще выходил на восток, успев выскочить из белостокского котла. Проблемой было то, что с ними не было связи — командование все силы сосредоточило на выводе войск из новогрудского мешка и сдерживании немецких танков, наступавших в районе Барановичей и от Минска. Так что передовые отряды немецких танковых дивизий, резво рванув на север, 30го июня наконец соединились с пехотными дивизиями, наступавшими с севера — слонимский котел наконец-то замкнулся. Правда, еще дырявый — на пространстве в тридцать километров они смогли выделить всего двадцать танков и около тысячи пехотинцев — немцы все еще надеялись обогнать отходящие советские части, превратить новогрудский мешок в котел — уже третий по счету, поэтому все силы бросили именно на восток, к Барановичам.
Наши же, оказавшиеся в окружении, выискивали неприкрытые места и просто просачивались дальше. Правда, везло не всем — кто-то натыкался на засады или попадал под обстрелы авиации, но только за 30е июня на восток вышло еще двадцать тысяч наших бойцов и командиров, при этом один из стрелковых полков уничтожил мотопехотную роту немцев, хотя бы и усиленную батареей противотанковых орудий — наши просто смахнули фрицев с лесистого пригорка, атаковав его с фронта и одновременно зайдя батальоном с севера — первый час немцы сдерживали нашу атаку, а потом у них стали заканчиваться патроны и наши, залегшие было под огнем на поле и в перелеске, рванули вперед. Из немцев не выжил никто, а в их заслоне образовалась прореха в семь километров — шедшие параллельно подразделения оттеснили к югу еще один опорный пункт. Остальные заслоны были еще меньше — они походя, за час-полтора, сбивались или оттеснялись с пути, некоторые попадали под раздачу не по одному разу. (в РИ немцам поначалу редко когда удавалось поставить прочные заслоны, наши их сбивали или оттесняли и шли дальше)
Немцы же 30го июня пытались пробиться на восток через Щару к северу от Слонима, но леса представляли слишком уж хорошую преграду для их наступления — наши уже вполне хорошо освоили тактику засад, так что передовые отряды немцев постоянно огребали в своих попытках нащупать проход в нашей обороне. А таковых и не оказалось — везде их встречали группы бойцов с гранатами, бутылками с зажигательной смесью, порой даже с сорокопятками, а то и танками — такие группы собирались вокруг инициативных командиров и некоторое время еще держали свои позиции, чтобы с первыми снарядами крупнокалиберной артиллерии начать отход на следующий рубеж — оборудованных окопов тут сделать уже не успевали, максимум — стрелковые ячейки, и то не всегда в полный рост, так что оборона была ненадежной — без возможности маневра в укреплениях.
К вечеру 30го июня немцы уже пропихнули в Барановичи достаточно боеприпасов и пехоты, чтобы ударом на север еще раз подрубить пути отхода — они надрезали очередной ломоть шириной в сорок километров, чтобы поймать в свои сети хоть кого-то. Правда, прорубить территорию насквозь им не удалось — оставалась прореха километров в тридцать. Теперь в полуокружении оказались и части, отброшенные предыдущим вечером к северу от Слонима. К счастью, немцы двигались на север по шоссе, а не вдоль Мышанки, на которой стояли Барановичи, или Молчади, начинавшей свой путь на север к Неману в 20 км к северу от Барановичей. Да и местность тут была уже не такой болотистой, как западнее — все-таки Новогрудская возвышенность. Она же давала и множество удобных мест как для обороны, так и для просачивания дальше на восток. Но наши далеко не всегда просачивались — к северу у немцев ушел максимум батальон при трех десятках танков, поэтому через его позиции то тут, то там происходили прорывы наших подразделений. Да и сам батальон понес ощутимые потери — и пока прорывал нашу оборону к северу от Барановичей, и пока шел дальше — на дороге он столкнулся с несколькими группами, выходившими из окружения, поэтому, хотя поле боя оставалось за ним, но потери и повышенный расход боеприпасов не позволил ему вести интенсивный огонь по отходящим советским войскам. Все, что он смог — это занять населенные пункты до Городище и еще на пяток километров севернее, перехватив удобные дороги. Ну а русским дороги не особо-то и нужны, так что в промежутках в два-три километра между этими населенными пунктами наши выходили на восток 30го июня и 1го июля чуть ли не в полный рост.
Наступление же немцев от Барановичей на восток наткнулось на подготовленные позиции, так что в ту сторону они больше пока не ходили, стараясь нарастить свои войска прежде всего южнее — на Слуцком направлении — на два наступления сразу у них уже не хватало ни танков, ни пропускной способности дорог, тем более что наши подразделения, хотя и отброшенные от шоссе, также порой выходили на него и постреливали в проходящие колонны, а потом снова уходили в леса и шли по проселкам дальше на восток, чтобы снова выйти на шоссе километрах в двадцати — вдруг там уже свои. Ну а если немцы, то снова — пострелять, и обратно в лес.
Так что, несмотря на прорыв на шоссе, захват Слонима, попытки перерезать пути отхода, натиск немцев с запада нам пока удавалось сдерживать. Сложнее было с наступлением от Минска.
На северном фасе новогрудского мешка наши быстро откатывались под прикрытием арьергардов, завалов на дорогах и сожженных мостов. 1го июля Гот начал разворачивать 19ю танковую обратно на север, оставив для давления на нас только 18ю моторизованную — с запада подходили передовые отряды пехотных дивизий, поэтому он уже не опасался, что советские войска прорвутся на север, хотя между южным и северным фасом прорыва немецких войск в районе Молодечно 28го июля и было-то километров пятьдесят, поэтому Гот и двинул на юг 19ю танковую, чтобы не позволить нашим войскам ни пробиться на север, ни перебросить резервы на юг или восток, против своих же 12й и 20й танковых. Но Готу все-таки надо было вести наступление дальше, поэтому он старался как можно быстрее высвободить хотя бы одну танковую дивизию в помощь 7й танковой, что осталась к северу от Минска.
А оставшиеся танковые дивизии пытались сдавить мешок. С северо-востока наступала 12я танковая, под ее ударами 24я и части 64й стрелковых дивизий быстро откатывались на юго-запад — хлипкие оборонительные рубежи быстро проламывались немецкими танками, мы могли задерживать лишь передовые отряды, да и то не всегда. Уже несколько наших рот и батальонов попали в окружение, прорвали его, чтобы снова угодить, уже в следующее, или соединиться с другой окруженной частью. Немного помогала изрезанная, заболоченная и заросшая лесами местность — из-за нее немецкие танки не рисковали сильно выбегать вперед и постоянно останавливались, чтобы их могла догнать пехота. Но, пусть и на бронетранспортерах или грузовиках, она была более уязвима для внезапных обстрелов из стрелкового оружия, поэтому ей постоянно приходилось спешиваться, разворачиваться в цепь и отгонять советские подразделения от дорог. Но и немцы несли потери — в самом начале своего забега их передовой батальон попал в артиллерийскую засаду, был серьезно потрепан, и смог продвинуться дальше, только когда наших начали обходить с севера. Затем, уже тридцатого, немцы три часа штурмовали позиции под Буцьковичами, в 50 км к западу от Минска, где наши успели оборудовать на высотах артиллерийские позиции. Немцы смогли сбить наших оттуда только после двух авианалетов пикировщиками, да и то — это не они прорвали оборону, а мы, выведя основные силы дальше на юг, снялись с позиций, причем незаметно — немцы еще полчаса утюжили их, прежде чем ворваться в оставленные окопы. На радостях они ломанулись в преследование, попали в засаду и, оставив четыре горящих танка, откатились обратно, тем более что наступала ночь, когда немцы старались особо по окрестностям не шариться, а наши, наоборот, развивали бурную деятельность, пропихивая колонны все дальше на юг, пока немецкая авиация их не беспокоила — понемногу советские воины становились ночными существами, хотя и днем поспать особо не доводилось — надо было либо шагать дальше, либо оборудовать оборону, либо отражать немецкие атаки. Дел хватало.
Так что, по сути, 12я танковая лишь гнала перед собой волну отступающих советских войск. Гораздо опаснее были действия 20й танковой дивизии вермахта, которая наступала вдоль железной дороги Минск-Барановичи — именно ее продвижение на юго-запад, к Барановичам, навстречу 2й танковой группе, могло бы отрезать хотя бы часть наших войск в новогрудском мешке. Ее передовые отряды шли вперед широкой загонной сетью, стараясь нащупать слабое место в обороне наших войск. Как таковой обороны не было — лишь наспех сооруженные окопы, зачастую для стрельбы с колена. Основой обороны были не они, а артиллерийские и танковые засады. К этому времени в район Дзержинска уже вышли подразделения танковых дивизий 6го и 11го мехкорпуса — из тех, что не участвовали в боях под Слонимом. Они-то и стали теми палочками-выручалочками, что встречали немецкие разведотряды неожиданными выстрелами почти в упор — наши танкисты, повоевавшие под Гродно, были уже "стреляными воробьями", поэтому не рвались сразу в атаку по открытой местности, а, уничтожив несколько единиц немецкой техники, отправляли танки по опушкам и прикрытым местам вперед и в стороны, чтобы отследить, что будет делать дальше немецкий командир. Вновь начнет атаку — ясно — рядом большие силы. Значит, надо срочно слать гонца к пункту связи, откуда уже по рации пойдет сообщение командованию. Ну а если начнет искать обход — тогда можно и поохотиться. Но гонца все-равно отправить. Даже трех — соседям и на пункт связи. Командование должно знать, где появился враг — может, что-то и увидит в этих проявлениях небольших количеств фрицев — они ведь как тараканы, везде снуют, и только отвернись — сразу же набежит толпа. Так что маневренной обороной первое время поползновения фрицев удавалось сдерживать. На оборудование мощных позиций не было ни времени, ни сил — того и гляди, челюсти 2й и 3й танковых групп все-таи сомкнутся где-то между Минском и Барановичами. К сожалению, амбразуры большинства сооружений минского УРа, что проходил здесь с севера на юг, смотрели в западных направлениях, да и находились на западных склонах и к западу от населенных пунктов — к отражению атак с востока они практически не были приспособлены. Даже пушки, если они ее есть, в полевом бою было не использовать, так как они были в тумбовом исполнении — ну куда бегать с этой тумбой ? Так что из ДОТов брали снаряды, ну еще снимали пулеметы, что тоже немало. Так что приходилось побегать, и хорошо если только гусеницами.
Но, несмотря на все усилия наших войск, к концу 30го июня 20я танковая уже прорвала нашу оборону, подошла вплотную к Дзержинску и напоролась на "бетонную стенку" из десятка КВ (В РИ — в итоговом донесении группы армий за 30 июня говорилось: "Использование 55-тонных танков и продвижение их друг за другом в 8 — 10 рядов показывает, что противник через Слоним намерен выйти из окружения по наилучшим дорогам в направлении на юго-восток"; в АИ эти танки не шарахались вправо-влево в поисках выхода из окружения, а прямым ходом шли на восток, к Минску). 20я танковая, и так сильно потрепанная в боях за Минск (в РИ — потеря 300 единиц техники; в АИ чуть больше из-за того, что к северу были переброшены подразделения и 108й сд в помощь 64й), потом — в попытках прорваться на юг на Слуцк, где она столкнулась с 20м мехкорпусом, и на юго-запад на Дзержинск, где она воевала с частями 108й и 64й стрелковых дивизий, а также подразделениями, выходившими из белостокского выступа, на этом "сломалась" — потеря за три часа еще трех десятков танков, пытавшихся вступить в перестрелку с русскими монстрами, доконала ударную мощь дивизии. Она встала, даже не пытаясь нащупать слабые места, и начала "подтягивать тылы".
Особо немецких танкистов деморализовала стрельба трех КВ-2 — их 152-мм снаряды оставляли от чешских 38-рок большую воронку с рассыпанными вокруг мелкими стальными ошметками, а ведь это были основные танки в 20й тд — в начале войны их было в дивизии 121 штука. Да и четверки разносились 15-см снарядами в невнятные слюни — шасси с кусками корпуса еще может оставалось на месте, а вот все остальное лежало рядышком живописными обломками. Причем четверок изначально было немного — 31 штука. Сейчас стало еще меньше. Единички в количестве 44 штук были хлипче даже "чешек" — воевать против русских монстров было нечем. Попытка немцев вывести на прямую наводку батарею ахт-ахтов закончилась накрытием батареи — сначала сосредоточенным огнем нескольких танков — ну не любили наши танкисты эти орудия — а затем подлетела еще советская бомбардировочная авиация — она гналась за колонной бронетехники, но не нашла ее, поэтому высыпала груз на передовые позиции немцев — тоже хлеб, особенно учитывая, что те готовились или уже шли в атаку, поэтому были так называемыми открытыми целями — для бомбардировки самое оно. Так что Гот разрешил двадцатке временно встать в оборону для подтягивания тылов, тем более что дивизия самостоятельно влезла в оперативное окружение — с трех сторон были советские войска — с запада — те, кто выходил из белостокского котла, с востока — отошедший из-под Минска 2й стрелковый корпус, и с юга — 20й мехкорпус. Так ведь можно и под раздачу попасть. Хотя наши в атаку тоже не рвались — имея в танках два-три-семь выстрелов, уже не до атак — отбиться бы — и то хорошо.
