Юлия Р. Белова
ЭТОТ ПРЕКРАСНЫЙ СВОБОДНЫЙ МИР...
(роман-антиутопия)
Глава 65
— Ты как?
Роберт терпеливо вздохнул. Этот вопрос ему задавали вновь и вновь. Первым с утра пораньше примчался Волк. Тогда Роберт еще не подозревал ничего страшного и искренне полагал, что быстренько осмотрев его, подлатав и обременив наставлениями, врачи потеряют к нему интерес и вернут в камеру. Однако на вопрос о выписке лечащий врач пару минут задумчиво изучал потолок, а потом задал встречный вопрос, куда именно торопится пациент. Внятного ответа на этот вопрос у Роберта не было, и потому его вернули в уютную палату с большим окном, экраном чуть ли не в половину стены и тенистым садом. Спать Роберту не хотелось, смотреть сериалы — тем более и он предпочел выйти в сад. Зеленый островок еще больше подчеркнул абсурдность ситуации — сколько-нибудь травмированным, раненным и вообще больным Роберт себя не чувствовал. Конечно, побаливал оставленный Акулой синяк, но во время тренировок Роберт во множестве получал точно такие же синяки и никакого события из этого никто не делал. Да и нанесенный психопатом порез был простой царапиной. Роберт чувствовал себя бодрым и полным сил и потому не мог понять, почему его оставили бездельничать.
— Ты как?
На вопросы положено отвечать, и Роберт честно отвечал — Волку, всем работавшим с ним тренерам, Дейлу (кто бы мог подумать!), Чипу, паре-тройке уборщиков-дежурных (которых он не помнил, но которые, почему-то, волновались за него), Кавендишу и Дайсону...
— Ты как?
— Нормально, — Роберт пожал плечами, и Лесли Дайсон нахмурился:
— Я не буду извиняться за пощечины, — начал глава тренерской группы, — ты сам виноват. Но ты понял, что вел себя как последний идиот?
Роберт вновь пожал плечами — вопрос был спорным.
Не дождавшись ответа, Дайсон швырнул на койку флеш-карту.
— Вот здесь записи твоего боя с разных точек. Комп у тебя есть, экран большой — сиди и изучай.
— Спасибо.
— Это моя работа, — недовольно возразил бывший гладиатор. — Когда тебя выпустят, мы вместе сядем и разберем допущенные тобой ошибки.
— А когда меня выпустят? — немедленно поинтересовался Роберт.
— Когда осознаешь глубину своего идиотизма, — буркнул Дайсон, и Роберт невольно улыбнулся:
— Свободный Дайсон, под идиотизмом вы подразумеваете поединок или что-то более глобальное?
Бывший управляющий несколько минут смотрел на Роберта, а потом почти с тоской вопросил:
— Ну, что тебя сюда занесло? Чем тебе не жилось у сенатора?
— Тем, что я не собираюсь жить ни "у сенатора", ни у кого-либо другого, какими бы милыми людьми они не были, — без тени улыбки проговорил Роберт. — Отвечать за собственную жизнь я предпочитаю сам.
Лесли Дайсон сокрушенно покачал головой.
— Временами, ты кажешься разумным человеком, — задумчиво сообщил он. — Но временами ты псих, хуже Акулы...
— И, кстати, об Акуле, — перебил Роберт, не желая ввязываться в спор. — Он как — уже потряс мир великой фотосессией?
Дайсон был умен и понял, что говорить о себе Зверь не желает. Осуждающе покачал головой, но все же сменил тему:
— Ну, что за чушь ты несешь? — с досадой поморщился Лесли. — Какая фотосессия у наказанного? Ну да, да, — кивнул он в ответ на удивленный взгляд Роберта. — Акула наказан. А ты как думал? Сигнал к голосованию был дан, он что — надеялся, что его выходку никто не заметит? Очень глупо, — Дайсон пожал плечами. — Хотя, ждать разумного поведения от психа тоже не слишком умно, — тут же оговорился он. — Его еще вчера выпороли.
— Значит, Арена будет платить неустойку? — не унимался Роберт.
— Зачем? — искренне удивился Дайсон и взглянул на собеседника как на последнего болвана. — Акула сам виноват, вот пусть и платит агентству. Может продать любую из своих машин — у него три дня. Не заплатит, получит еще одну порку. С ним иначе нельзя — обнаглеет, — Дайсон говорил спокойно, как о давно всем известном и совершенно очевидном факте. — Дейл сопляк, что повелся на его капризы.
Роберт в очередной раз понял, что устал удивляться. Сюрпризы, сюрпризы, сюрпризы... И все же кое-что полезное из этого можно было извлечь.
— Ладно, — подвел итог Дайсон и встал. — Записи у тебя есть, голова, вроде бы, тоже. Смотри и размышляй. И, кстати, — Лесли остановился уже в дверях, — раз ты выжил после боя с волосатиком, ты теперь "ёжик", можешь радоваться...
Новоявленный "ёж" попытался понять, радуется он или нет. Чувства были неопределенными, зато от мыслей гудела голова. Интересно, а старший племянник понимает, во что может превратиться фотосессия?..
— Ты как...
Роберт стремительно обернулся, не веря своим ушам.
— ... себя чувствуешь?
Элис Дженкинс входила в палату, и Роберт вдруг понял, что улыбается.
— Хорошо.
— Врач говорит, у тебя сильный ушиб и...
— Чепуха! — беззаботно отмахнулся Роберт.
— ... и тебе нужны положительные эмоции, — договорила сенатор. — Ты ведь играешь в теннис?
— Я не буду играть с тобой в теннис, — возразил Роберт, и раньше, чем на лице Элис появилось огорчение, добавил: — Но я хочу написать твой портрет.
— И все? — горькое разочарование на лице молодой женщины заставило Роберта улыбнуться:
— Но я не каждому это предлагаю, — сообщил он. — К тому же, если я захочу большего, на тебя будут показывать пальцем.
— На меня показывают пальцами с того дня, как я попала в Сенат, — довольно парировала Элис. — Пусть показывают, если им нечего делать!
— Но... — Роберт почувствовал, что его несет, и ему совершенно не хочется останавливаться, хотя это и необходимо было сделать, причем — немедленно. — Я не хочу, чтобы из-за меня ты потеряла место в Сенате...
— Чепуха! — на этот раз отмахнулась Элис. — Свою работу я выполняю, а моя жизнь никого не касается. Я свободный человек...
— А разве здесь есть свободные люди? — немедленно возразил Роберт.
Элис Дженкинс густо покраснела.
— Я говорила с сенатором Томпсоном, — после паузы призналась она. — Он был неправ. Он не должен был так с тобой поступать.
— Строго говоря, я не оставил ему выбора, — Роберт счел возможным проявить великодушие.
— Все равно! Я обращусь к консулам...
— Нет.
— Но почему?! — Элис подняла на Роберта взгляд, и на мгновение он ощутил головокружение.
— Потому что ты женщина, а я мужчина, — негромко проговорил попаданец. — И потому что не дело мужчины взваливать свои проблемы на плечи женщины. А еще потому, что я не желаю, чтобы какие-нибудь бездельники полоскали твое имя. Просто не хочу и все!
Элис помолчала, сосредоточенно подыскивая ответ:
— Я еще приду, можно? — так и не найдя аргументов, спросила она.
— Да, — ответил Роберт раньше, чем успел осознать свои слова. — Можно.
За этот ответ он ругал себя еще полтора часа. Привязанность женщины — эта была не та роскошь, которую он мог себе позволить. В Гамильтоне он расслабился, и его чувства обошлись Юнис очень дорого, а сейчас все могло закончиться еще хуже. Конечно, сенатор Дженкинс не походила на тихую девочку из маленького городка и, в отличие от Юнис, могла постоять за себя, но все же она была женщиной, а значит, беззащитной перед злыми языками, завистью и чужим уязвленным самолюбием. Несправедливые высказывания Ричарда, Мейми, Данкана и Эдлая подтверждали это лучше всего. И все же Роберт ничего не мог с собой поделать — ему хотелось видеть Элис, хотелось говорить с ней и когда-нибудь в будущем услышать от нее "да". Неожиданно он понял, что очень хочет дожить до этого дня, словно Элис Дженкинс заразила его своей неуемной жизненной силой, а потом в потрясении осознал, что его чувства к Юнис были бледной тенью того, что он испытывал сейчас. "Это просто реакция организма на обстановку", — попытался внушить себе Роберт. Слова звучали тускло и неубедительно, и совсем не помогали.
— Ты как?
Роберт резко обернулся:
— Что ты здесь делаешь?!
Билл испуганно съежился:
— Я здесь... работаю... с хозяином... Представляешь, он меня нашел! — бывший приятель робко улыбался, и от этой несмелой улыбки, так не похожей на прежние самодовольные ухмылки Билла Роберту стало тошно.
Водитель сделал пару шагов по палате и сел на краешек табурета. Роберт сокрушенно покачал головой. На апгрейде парень был еще прежним.
— Мы очень волновались за тебя, — сообщил водитель. — Хозяин места себе не находил... Он поверить не мог, что такое случилось. Ну... то, из-за чего ты сюда попал... Ведь ты... ты же не мог?.. — несмело проговорил бывший приятель.
— Да нет, мог, — возразил Роберт. — Я действительно дал по физиономии сенатору, это правда.
Лицо Билла вытянулось. Он задумался.
— Как мне? — наконец-то спросил он.
— Нет, ему я дал сильней, — ответил Роберт и сделал шаг к водителю. И сразу же остановился, когда тот непроизвольно втянул голову в плечи. — Тебе нечего бояться, Билл. Мы ведь друзья, — успокоил бывшего приятеля Роберт, но все же отошел от Билла подальше и сел на койку. — Если хочешь, приходи еще, поговорим. Но это приглашение касается только тебя — Тейлора я видеть не хочу.
— Почему? — удивился Билл и на мгновение стал почти прежним.
— Потому что есть решения, которые можно принять лишь однажды, — серьезно ответил Роберт. — Эти решения нельзя изменить, нельзя исправить. Поздно...
Билл слушал с потерянным видом, и на его лице Роберт читал непонимание.
— Ну, представь, что ты вдребезги разбил чашку, — попытался объяснить ситуацию Роберт. — Ты можешь собрать осколки, можешь даже попытаться склеить их, но чашка все равно будет битая, кривая, да еще и подтекать. Вот так и здесь. Тейлор побил все чашки и все тарелки. Обсуждать нечего.
Билл встал.
— Ты не прав, хозяин всегда заботился о нас и сейчас заботится.
Роберт молчал, не желая спорить.
— Он нашел меня, вернул домой. А еще он пошел работать сюда, чтобы заработать деньги и выкупить тебя. Ради тебя он подписал контракт на пять лет, а ты... — Билл всхлипнул. — Ты никогда его не любил, — проговорил он.
— Не любил, — согласился Роберт. — Я любил Мэри, Юнис и Бена. Я любил Гамильтон. Но теперь все это далеко.
Билл сделал шаг к двери:
— Я больше не приду.
Роберт кивнул. "Хорошо, что Мэри в Гамильтоне". Слух уловил еще несколько шагов — неуверенных, медленных, словно Билл не знал, как быть. Роберт ждал, не понимая головы. Билл должен был выбрать сам.
Дверь открылась и закрылась, и Роберт остался в одиночестве. Подобрал оставленную Дайсоном карту, поискал разъем у компьютера.
— Ты как?
Роберт обреченно прикрыл глаза. Еще и этот явился. День выдался длинным.
