Николай Мезин, пилот-исследователь, устало топал ногами и смотрел на небесно-голубую планету, очень похожую отсюда на Землю. Наконец пилот остановился, раскачиваясь по инерции на тяжах беговой дорожки. Бисеринки пота, сорвавшиеся с мокрого лица, повисли новыми спутниками плывущего в иллюминаторе Нептуна. Потом голубая планета исчезла за щербатым горбом Тритона. Пилот по привычке сделал приседание с выпрыгом и тут же впечатался макушкой в мягкий потолок. Нормальный гимнастический зал остался на "Лекселе-А", основном корабле. Здесь, на "Лекселе-Б", особо не попрыгаешь. А на "Лекселе-В-2" вообще будет не повернуться.
— Коль, тебе личное! — подплыл вниз головой командир Борис Голованов.
Борис на той неделе уже слетал на В-1, став первым человеком, побывавшим на трех небесных телах — Луне, Марсе и Тритоне. Нет, на четырех. Как обычно, забыл про Землю. Теперь очередь высаживаться ему, Мезину. Лишь бы не подвели криовулканы...
— Будешь смотреть?
Пилот отмахнулся, мол, не сейчас. Пять лет — большой срок для прежних знакомств. Родные, коллеги, друзья остались далеко-далеко на Земле, которую теперь не видно даже в корабельный телескоп, тоже оставшийся на основном корабле. Теперь с ними и словом не перекинешься из-за четырехчасовой задержки сигнала. А видеописьма — дежурные фразы и красивые картинки.
Пилот вытерся гигиенической салфеткой и двинулся к камбузу. Подсел-подлип к столу, выбрал тубу с соком.
— Николай! — устало начал командир обычный в последние дни разговор. — Ты еще раз подумай!
Командир проявлял беспокойство. Резерва по времени у них почти не осталось. Они могли задержаться у Нептуна еще не более чем на шесть суток (земных, не нептунианских). Значит, вторая высадка на Тритон должна состояться не позднее, чем послезавтра. Проблема в том, что экспедиция имела смысл лишь после криоизвержения. Главной целью Мезина на спутнике был поиск выброшенных на поверхность глубинных образцов, всё остальное сделал Голованов в первой высадке. Раньше и не думали, что в нужный момент возникнут проблемы с извержениями. Автоматический "Садко" в своё время регистрировал на Титане до пятидесяти ледяных вулканов одновременно. Но сейчас не действовало ни одного. Уже почти месяц. Видимо — не сезон.
— У штатовцев на Титане тоже не сразу получилось, — попробовал отшутиться Мезин.
Американцы были у Сатурна в прошлом году. Через два года до Урана долетят китайцы — будут высаживаться на Титании, Обероне и, может, Ариэле. Это небольшие спутники, крупных у Урана нет. Ну, а на Европу лететь, разумеется, европейцам, когда они, наконец, соберутся к Юпитеру. Если, конечно, соберутся. Юпитер, хотя и самый ближний из газовых гигантов, но и самый массивный и, значит, наиболее сложный для орбитального маневрирования. Так что, если и полетят туда европейцы, высаживаться будут, скорей всего, не на Европе, а на самой удаленной из больших лун Каллисто. А вот надо было думать, когда делили большие планеты! Наши выбрали Нептун. Он меньше Юпитера с Сатурном, но, как и они, с крупным, а значит и перспективным для исследования спутником — Тритоном. Это плюс. А минус... Нептун из планет самый дальний, лететь до него долго, запасов на корабле хватает только на минимальный экипаж и, для гарантии возвращения хотя бы одного, на Тритона возможны только одиночные высадки.
Голованов невесело улыбнулся:
— Ну, ты сравнил! Американцы на Титане как на курорте работали. Не то, что у нас — самое холодное место в Солнечной.
Командир был не совсем прав. То есть, да, морозы на Тритоне действительно доходили до минус 235 по Цельсию, ниже чем даже на Плутоне. По сравнению с этим Титан с его минус 180 и вправду выглядел курортом. Если бы не плотность тамошней ледяной атмосферы, которая быстро вытягивала тепло из всего, что хоть чуть горячее среднего значения. Это как в арктический океан окунуться. Свои скафандры на Титане американцы снабжали несколькими слоями термоизоляции, поэтому работать в них было куда тяжелее, чем в наших, простых. Так что, по настоящему, курорт как раз на Тритоне, где атмосфера почти вакуум, который, как известно, лучший изолятор.
— Я к тому, Коль, что не надо лишний раз с Тритоном рисковать. Тяжелая ведь будет посадка, знаю, что говорю. Твой десант в программе идет как дополнительный пункт. Мы же "Вэшку-два" как резервную, в принципе, брали. А у тебя такой запаски не будет. Да и какой интерес второй раз на ту же нептунскую луну садится? Давай лучше к какому-нибудь малому спутнику слетаем. Хоть к Протею! Тоже ведь интересный объект. Самый крупный спутник неправильной формы. Меньшие по массе у Сатурна — сфероиды, а этот глыба глыбой. Загадка! Вот ты сам как хочешь войти в историю — как первый человек на Протее или второй на Тритоне? А высаживаться там намного легче, и я тебя в случае чего оттуда сумею вытащить. Есть такой вариант. Да и вообще, одним планетоидом, где побывал человек, в мире станет больше.
— Слушай, Борь! Я столько лет жизни в железную банку не для того засунул, чтобы где-то там на поверхность первым ступить. Мне криовулканические образцы нужны. А их только на Тритоне можно достать.
— И ты меня послушай! Американцы уже взяли аналогичные материалы на Титане, в Мохини флюктис, Сейчас везут на Землю, вернешься — будешь изучать, сколько захочешь!
— Не те эти образцы. Во-первых, они не свежие. Ородруин, может, тысячу лет назад извергался. А, во-вторых, на Тритоне всё совсем по-другому.
Об этом за полет меж ними говорилось не раз.
Тритон был особенным спутником, единственным из всех, кто кружил вокруг своей планеты в противоположную от ее вращения сторону. Это доказывало, что когда-то Тритон был самостоятельным объектом, малой планетой, вроде Плутона, и только потом его притянул к себе Нептун. Захваченный гравитацией гиганта, Тритон то приближался к Нептуну, то удалялся от него в течении сотен миллионов или даже миллиардов лет. Эти сближения и расхождения вызывали на Тритоне мощнейшие приливы, движения коры и мантии, которые разогрели спутник. Покрывавший его слой льда и замерзших газов растаял, превратился в океаны и атмосферу. Тогда на Тритоне были все условия для зарождения и развития жизни! Потом его околонептунная орбита стабилизировалась, став почти круговой. Спутник вновь остыл, покрылся льдом. Однако в глубине, судя по всему, сохранились еще озера с жидкой водой, в которых, возможно, уцелели остатки прежних жизненных форм. Их-то и надеялись найти после извержения.
Чего Мезин хотел сейчас — спокойно обмозговать проблему, очень желательно, в одиночестве. С этим сейчас тоже было сложно. "Лексель-Б" просматривался насквозь, от люка переходного отсека до стенки агрегатного. Всё на виду — пульт управления с демонтированным после выхода на орбиту креслами, задвинутая наверх консоль информатория, портативные кухонный блок и санузел, раздвижная душевая кабина, сложенные тренажеры, два спальных места на боковых стенках. По размеру модуль был не больше первых пилотируемых станций, причем "Салютов" и "Алмазов", а не просторного "Скайлэба". Нет, конечно, им нечего жаловаться. В 20 веке в таких же объемах космонавты проводили до года, тогда как на "Бэшке" куковать лишь несколько недель. Однако и дальний космос — не околоземная орбита! Всё на недавно расконсервированном модуле смотрелось красивым и новым, но Мезин с ностальгией вспоминал порядком замызганные, но зато многочисленные и просторные отсеки основного корабля, с которыми успел сродниться за годы полета.
Да, он больше тосковал не о полузабытой Земле, а о "Лекселе-А". Корабль вмещал в себя мощную энергоустановку, огромные баки с кислородом, водой, хранилища продовольствия, одежды, средств гигиены и запчастей, системы очистки и регенерации, оранжереи, бассейны, сауны, гимнастические залы, рабочие лаборатории и личные каюты — всё необходимое для комфортного рейса к окраинам Солнечной системы и обратно. Но как раз из-за своих размеров "Лексель-А" не мог задержаться у Нептуна. Слишком много топлива ушло бы на торможение огромного корабля и, не меньше — на последующий разгон с орбиты. Поэтому основной корабль пролетал мимо Нептуна, используя его тяготение для гравитационного маневра — разворота с ускорением к Земле. Перед тем, как "Лексель-А" начал огибать по гигантской дуге Нептун, от него отделился малый катер "Лексель-Б", который на тормозных бустерах вышел на орбиту Тритона. После двух недель орбитальных исследований и высадки на Тритон двух совсем уж крошечных экспедиционных шлюпок "Лексель-Б" должен был включить разгонные бустеры и устремиться за "Лекселем-А", чтобы догнать его на обратной траектории к Земле. Стоит чуть опоздать, хоть на пару суток, и основной корабль уйдет к Земле без тебя! Какая несправедливость! Потратить годы на полет туда и обратно, чтобы провести неполный месяц в окрестностях Нептуна и считанные часы — на поверхности Тритона.
Наконец, Мезин сообразил насчет уединенного места — посадочный модуль В-2. Сообщив Голованову, что хочет еще раз проверить аппаратуру "вэшки", Николай проскользнул из переходного отсека в тесную кабинку шлюпки, защелкал тумблерами. Что, если на Тритоне как-то вызвать, спровоцировать извержение? Что имеется у них для этого? Есть взлетная капсула первой шлюпки, на которой вернулся Голованов. По плану перед отлетом капсулу предполагалось свести с орбиты, чтобы она врезалась в Тритон поблизости от равнины Синапу, где садился В-1. Оставленные там сейсмографы должны зафиксировать распространение ударных волн, что даст сведения о внутреннем строении Тритона. Если сбросить капсулу не на Синапу, а куда-нибудь, в район прошлой активности криовулканов? Вызовет ли удар новое извержение? А если капсулу еще предварительно разогнать? Мезин стал просчитывать варианты на маленьком бортовом анализаторе, но тут в люке появилось печальное лицо командира, настроенного, похоже, на общение.
— Ты знаешь, Коль, может ты и прав, что не берешь в голову всю эту чушь о славе первых людей у Нептуна, самых дальних в космосе. Кому мы будем нужны, когда вернемся через десять лет? Кто через десять лет помнил тех первых с "Аполлонов"? Чёрт! Они к Луне хоть летали всего за две недели! Я вот в детстве любил старые книжки, фантастику о космических полетах. Дескать, будет очень тяжело провести в корабле несколько лет, чтобы добраться до других звезд. А возвращаться придется в будущее, ведь на Земле за это время минуют столетия. Да мы сейчас годы тратим, только чтобы до края собственной системы добраться! А будущее... На Земле, пока мы в космосе, тоже многое меняется. Я с Марса когда вернулся, не знал как такси вызвать, как свет в квартире включить. Ну а после Нептуна, через десять лет... Может, совсем другая эпоха будет. Может, они вообще летать перестанут. Как американцы не летали после "Аполлонов", да и после "Шаттлов", вроде. Или как наши... Но там потом всё же по новой начинали, на другой технике. А вдруг теперь совсем перестанут? Кончится космонавтика! Вернемся, а нам и не поверят, что мы у Нептуна были, на Тритон садились. Смеешься? А ведь и американцам с "Аполлонов" через десять лет не верили, что они по Луне ходили, мол, знаем, всё это в Голливуде снимали!
Мезину было не до смеха. У командира явно намечался нервный срыв. Так бывает, когда человек достигает долгожданной цели и не знает, что делать дальше. Пять долгих лет полета Голованов готовился к тому, чтобы стать первым на Тритоне, а теперь эта высадка, главное событие в его жизни, позади. А впереди годы и годы обратного пути к Земле. Бориса надо было бы хоть чем-то ободрить, но Мезину действительно требовалось срочно обдумать вопрос — как вызвать на спутнике извержение.
— Пойду почту посмотрю! — буркнул Николай, протиснулся в люк мимо командира и направился к информаторию. Сразу открыл папку личной переписки, и Голованов тут же деликатно отстал и занялся осмотром добытых им на Тритоне образцов — через окошки в боксах-криостатах. В отличие от лунных или марсианских камешков, тритонийские минералы на Земле едва ли будут выставлять для публики, по крайней мере — при плюсовой температуре. Горные породы на Тритоне состоят в основном из водяного льда. А снег там вообще азотный и метановый, его везут на Землю в низкотемпературном морозильнике. Полностью отвернув экран к себе, Мезин вернулся к проработке варианта со сбросом на спящие вулканы капсулы первой шлюпки. Скоро он понял, что не справляется один, и связался с основным кораблем.
— Борис! — позвал Мезин через час командира. — Посмотри, что мы с Андреем придумали!
Голованов прицепился у терминала и погрузился в чтение. Спросил после долгого молчания:
— Так кто это выдумал — ты или Андрей?
— Я поставил задачу вызвать извержение при наличных средствах. Андрей рассчитал наилучший вариант. Вернее, единственный, имеющий шанс на успех.
— Ошибки нет?
— Ты сам знаешь, обычно Андрей не ошибается.
Андрей был псевдоличностью электронного мозга их корабля, названного в честь русского астронома Лекселя. В 1783 году на основе расчетов орбиты Урана действительный член Петербургской академии наук Андрей Иванович Лексель первым предсказал существование еще одной планеты, которую откроют только через полвека и назовут Нептуном. Также академик Лексель был одним из великих математиков своего времени, и его электронный тезка вполне соответствовал славному имени. Но сейчас предложенный им способ разбудить на Тритоне вулканы не казался таким уж оптимальным. Андрей отверг бомбардировку Тритона взлетной капсулой. При действенности такой методики выбросы вулканов происходили бы на спутнике при каждом серьезном метеоритном ударе, однако прошлые наблюдения этого не подтверждали. В своих расчетах Андрей исходил из признанной большинством исследователей соляристичной теории тритонийского криовулканизма. Его причиной, согласно этой теории, было продолжительное солнечное облучении высокоширотных областей Тритона во время полярного дня, длящегося в развернутом к Солнцу полушарии спутника более половины земного столетия. Солнце даже с расстояния четырех с половиной миллиардов километров постепенно прогревало Тритон, в его подледных озерах поднималась температура, а затем под нарастающим давлением жидкость прорывалась на поверхность и, превращаясь в лед, уходила в вертикальный многокилометровый выброс. Затухание криовулканизма в данный момент Андрей связывал со снижением солнечной активности в последние годы.
Недостаток теплового излучения Солнца электронный мозг считал возможным компенсировать высотным термоядерным взрывом над плюмом Хили в южном полушарии Тритона. В качестве взрывного устройства предлагалось применить стартовые бустеры "Лекселя-Б". Сам катер в момент взрыва должен был находиться на орбите на противоположной стороне Тритона. Вместо бустеров для ухода от Нептуна "Лексель-Б" должен будет использовать неприкосновенный запас топлива, предназначенный для выхода на околоземную орбиту. По расчетам Андрея, это позволяло катеру догнать основной корабль. Правда, поскольку тяга двигателей катера была значительно меньше тяги бустеров, на это потребуется порядка четырехсот земных суток, а не пять дней, как при бустерном разгоне.
— Если это сработает, — хрипло сказал командир, — если получится... Ты представляешь, что нас ждет? Год с лишним в этой тесноте! В невесомости, без центрифуг! Без радиационной защиты! На одних консервах! На восстановленной из мочи воде! Каждый глоток кислорода на счету! Каждый ватт-час энергии! Целый год!
— Зато мы сделаем то, зачем летели сюда пять лет.
— Ты уверен, что это того стоит? Даже если тебе повезет за несколько часов найти эти образцы, которые при извержении раскидает на километры, может, на десятки километров или сотни? Бактерии, от которых, наверняка, уже ничего не осталось. Я помню, как мы искали их на Марсе — целой группой, почти два месяца. И ничего! Ничего! Тритон мертв, давно уже мертв. Как Марс и Луна. Пустые и скучные. Зачем только мы...
— Ты куда? — крикнул Мезин командиру, сорвавшемуся вдруг с места и полетевшему к пульту управления.
— Приготовлю к отделению разгонный блок, — отозвался командир изменившимся, бодрым голосом. — Но первым делом убавлю обогрев и освещение. Привыкай к экономии!
— Сообщим на Землю?
— Ждать ответа восемь часов? Хотя ты прав, сообщим. Чтобы не испугались вспышки, когда увидят в своих телескопах.
Тритон вблизи почти не отличался от Луны, насколько Мезин помнил ее по давней тренировочной высадке. Даже слабость совсем крошечного Солнца не создавала видимой разницы — на Луне тогда у всех были светофильтры, ненужные здесь. Такая же всхолмленная каменистая равнина с рябью мелких кратеров под ногами. Тот же серп голубой планеты, стоящий над горизонтом. Планета, правда, кажется побольше. Мезин поднял руку, пытаясь закрыть Нептун большим пальцем, как получалось тогда с Землей. Не закрывает. А сама Земля теперь где-то неотличимо близко от яркой звездочки Солнца. Разница, конечно, есть, надо только приглядеться. Хотя бы на тот сугробик розоватого метанового снега, что намело у кромки кратера. Да, тут иногда бывают свои метели. Вообще-то первое отличие Тритона от Луны он почувствовал еще при посадке. Она, как и говорил Голованов, оказалась тяжелой. На орбитальной скорости даже ничтожная атмосфера спутника давала о себе знать. Потрясло Мезина на траектории снижения изрядно, несмотря на аэродинамический экран. При пролете Николаю не удалось толком ничего увидеть, а ведь он собирался, пользуясь случаем, посмотреть на южную полярную шапку. Часть льда на ней, похоже, испарилась при взрыве, сгустив атмосферу над всем приполярьем. Это, конечно, добавило жесткости тряски. "Притритонился" же он, считай, вслепую, в облаке поднятых двигателем инея и пыли.
Потом уже было не до разглядывания окружающих красот — главным занятием стал поиск "осадков", выпавших из призрачных "облаков", протянувшихся едва заметными фиолетовыми полосами через угольно черное небо. "Облака" эти были шлейфами выбросов из проснувшихся вулканов. Когда и где осядут продукты извержения — не мог предсказать даже всезнающий электронный Андрей. При низкой гравитации Тритона вулканические "облака" могли дрейфовать над поверхностью долгие дни, вытягиваясь ветрами в стокилометровые "хвосты", хорошо видимые даже с орбиты. Столько ждать Николай не мог. Оставалось расставлять на линии движения "облаков" широкие полотнища тончайшей пленки, натянутой на раскладные рамы, — ловушки, в которые, как он надеялся, осядут выпавшие из шлейфа частицы. Работа, надо сказать, была адская. Сила тяжести здесь была меньше лунной, и на ровной местности можно было передвигаться впечатляющими прыжками. Но пеший способ переноски упаковок сложенных ловушек совершенно не годился при километровых маршрутах. К счастью, у Мезина было транспортное средство. Конечно, это был не колесный ровер, какими пользовались космонавты в давних лунных и в недавних марсианских экспедициях. Колесная техника не прошла бы через попадающиеся то и дело глубокие трещины и гребни зазубренных скал, больше всего похожих на увеличенные в несколько раз снежные заструги. Ховер, который Мезин собрал сразу после посадки, напоминал обычный квадроцикл, у которого вместо колес были дюзы двигателей холодной тяги. Поднимаясь над поверхностью, пилот мог передвигаться, не обращая внимания на трудности рельефа. Оставалось лишь разложить ловушки в выбранных местах. Но и такая работа в конце концов его вымотала. Мезин решил остановиться передохнуть и поесть-попить питательной смеси через трубку в шлеме скафандра. Тогда только первый раз он и огляделся вокруг.
Николая не оставляло ощущение напрасности всего, что он делает. Шансы, что в расставленные им ловушки попадет хоть что-то, были не велики. И совсем ничтожен был шанс, что среди уловленных частиц окажутся следы тритонийской жизни. Подобраться поближе к извержению, к жерлу вулкана? Мезин повернулся туда, где из-за горизонта поднимались тонкие колонны ледяного пара, расходясь высоко наверху в плоские капители. Заманчиво, но нет, не стоит. Тут уж вовсе нет шансов вернуться. Перед тем, как залезть в шлюпку и отправиться на Тритон, Николай рассматривал съемку начавшихся извержений — черно-бурая кипящая каша, откуда во все стороны летят выброшенные вулканом обломки, поражая, как картечь, соседние кратеры. Поэтому и сажать шлюпку решили подальше, за прикрывающей от вулканической бомбардировки горной грядой. Нет, лететь к вулкану было бессмысленно. Да и, что говорить, очень страшно... Лететь, лететь... Мезин внимательно посмотрел на своего скакуна. Стандартной высотой его полета было три-пять метров над поверхностью. На такой высоте при местной гравитации авария с двигателями, да и просто выпадение пилота из седла ничем ему не угрожали. Но ничто не мешало ховеру подняться и повыше... Запаса сжатого газа в баках хватало на пять часов непрерывной тяги. Часа три он уже потратил. Пожалуй, стоит рискнуть!
Последние ловушки Мезин разложил и смонтировал на ховере, превратив его в подобие цветка с широко раскинутыми лепестками. Для прочности стянул конструкцию тросами из аварийного запаса.
— Эй, приятель, ты что это задумал?
Спрашивал, конечно, Борис с орбитального катера. Андрей с основного корабля вопросов не задавал, а до Земли, где до сих пор переваривали самонадеянное решение экипажа "Лекселя" о взрыве бустеров, картинка с подготовкой очередного грубого нарушения полетной инструкции дойдет еще не скоро. Мезин помахал в камеру перчаткой:
— Борь! Пожелай мне удачи!
Он дал вертикальную тягу — очень осторожно, чтобы не поломать рамы ловушек, и постепенно стал набирать высоту. Лететь ему предстояло долго, но он знал, что успеет. В восьми километрах над них (так показывал дальномер) простирался шлейф вулканического выброса. Если пройти на ховере прямо через "облако", ловушки соберут богатый урожай. А можно, ведь, пролететь и несколько раз! Мезин смотрел на Тритон внизу и видел, как спутник красив отсюда, с высоты "птичьего полета", когда подробно видишь все детали рельефа, неразличимые с орбиты и неохватываемые с поверхности. Тритон был так прекрасен разнообразной причудливостью своей форм и многоцветием красок! Не могло быть так, чтобы он был мертв! Жизнь, начавшую свою эволюцию, не остановят вставшие на ее пути трудности. Даже полная заморозка планеты! Ведь и Земля была восемьсот миллионов лет назад "снежком", целиком покрытой льдами. Но зародившаяся на ней жизнь не умерла и продолжала развиваться. Николай верил, что там, внизу, в глубине, продолжается история другой, тритонийской жизни. Пусть в этот раз ему не удастся обнаружить ее, следующие экспедиции обязательно найдут наших соседей по Солнечной системе.
Да, будут и новые экспедиции! Человечество теперь уже никогда не уйдет из космоса. Даже скептик Борис не верит в это, иначе бы не согласился потратить последний, околоземный резерв топлива. Ведь без него через десять лет "Лексель" пролетит мимо Земли — если только земляне не выйдут навстречу на другом межпланетном корабле. И если в будущем и забудут их имена, то лишь потому, что нынешние успехи будут ничтожны на фоне новых космических подвигов, как никто не помнит, кто первый переплыл реку на первом плоту, после плаваний Колумба и Магеллана. Но сегодня они — впереди всех на пути человечества к звездам!
