Игра вслепую. Фанфик по Гп. 11 глава.

Глава 11.

Утро этого дня. Я много бы отдал, чтобы это утро не наступало вовсе. Я всю ночь просидел, уставившись во тьму за окном, молясь, чтоб завтра всё это оказалось сном. День я благополучно проспал, вечером от отчаяния и боли спасала компания, а вот ночью спасать меня от себя самого было некому. Поэтому я смотрел в темноту, отчетливо осознавая, что ничего не изменится. Иногда осознание непоправимости догоняет не сразу. Наверное, сначала наступает шок. А вот теперь... За окнами наступает рассвет, едва заметный в пасмурный день осени. Наступает новый день. День похорон. Хочется закрыть глаза и ничего не видеть.

Похороны какие-то тихие, скромные, хотя проводить Тонкс пришло много учеников, кто-то из авроров и все преподаватели. Кладу на могилу белые цветы. Спи спокойно, Тонкс. Я беззвучно шепчу обещание, которое неизвестно смогу ли выполнить:

— Я найду. Те, кто убили тебя умрут. — мне вчера правильно сказали, что на войне не возможно без жертв. Я постараюсь пожертвовать её убийцами, хоть это ничего и не изменит. А потом шепчу второе обещание, уже про себя:

— Я смогу жить и не усложнять себе жизнь гореванием. И я буду бороться — по-крайней мере за себя. И постараюсь помнить чему ты учила. — я быстро отхожу подальше. Слез нет, хотя это сейчас не столь важно. Сегодня у меня есть право испытывать скорбь, а завтра уже не будет. Завтра надо будет жить. Я понимаю это — разумом, а в груди всё равно больно. Я ухожу, как только это возможно и быстрым шагом направляюсь в замок. Всё-таки это слишком больно. Уже в замке меня нагоняют чьи-то быстрые шаги. Я не оборачиваюсь, просто иду дальше. Мне всё равно. Рука положенная на мое плечо.

— Поттер. — оборачиваюсь. Снейп, еще более уставший, смотрит на меня. Смотрит с каким-то странным пониманием. Он тоже был на похоронах.

— Да, профессор? — спокойно говорю я.

— Идите за мной. Я хочу уберечь вас от очередных глупостей. — я молча пожимаю плечами и иду за ним. Мне всё равно. Мне абсолютно всё равно.

— Сядьте и успокойтесь. — это первые слова, что он произнес с тех пор, как встретил меня в коридоре. Затем звучит высушивающее заклинание. А я и не заметил, что успел попасть под начавшийся дождик и промокнуть. Потом мне в руки всунули чашку с чаем, сильно пахнушим успокоительным зельем и мятой. Снейп заботящийся обо мне и угощающий меня чаем — это нечто из области фантастики. Так могла сделать Тонкс, Ремус, может быть МакГонагалл или Дамблдор. Но уж точно не Снейп. Вот только почему он так поступает? Не верю, что просто так. Что ему-то от меня нужно? Я разучился верить в чужую бескорыстность.

— Почему вы это делаете? — иногда легче спросить напрямую, даже зная, что прямой ответ вряд ли получишь. Вот сейчас он скажет: "Делаю что, Поттер?"

— Может быть потому что мне легче напоить вас успокоительным и выслушать вашу истерику, чем потом вытаскивать вас из очередных неприятностей, которые вы в таком состоянии точно сумеете найти? — насмешливо говорит он, прислоняясь к краю стола. — Я не желаю бегать потом по всей школе (и школа, заметьте, это еще лучший случай) разыскивая куда мог запропаститься Золотой Мальчик и во что он додумался ввязаться. Я предпочитаю абсолютно точно знать, что вы в данный момент не собираетесь совершить очередную глупость.

— А... Ясно... — ничего мне не ясно. Странно, что он вообще ответил. Вот Тонкс могла бы ответить не увиливая... Тонкс... Вечно меняющая собственную внешность под настроение, неуклюжая, смелая, но рассудительная... Старше меня на несколько лет, но всегда кажущаяся едва ли не ровесницей... Какая же она всё-таки была настоящая? Веселая или грустная? Удалось ли мне хоть чуть-чуть понять её, увидеть её настоящую? Черные волосы, карие, очень серьезные глаза, изящные черты лица... Я не воспринимал её такой, но это ведь её настоящая внешность. Черт, я так мало о ней знаю и так мало успел её узнать... Черт! Почему так рано? Почему она? Почему не я или кто-то другой? Хочется убить кого-нибудь... Просто бить кулаками, ногами до потери сил, только чтобы выпустить куда-нибудь скручивающую внутренности боль. Бить до боли... Дать выход своей боли, почувствовать боль... чужую или свою — не важно... лишь бы физическую, ту, которая никогда не достанет до души. Из моих рук с силой пытаются выдернуть что-то:

— Поттер, отпусти, а то сейчас разольешь. — я опускаю взгляд на стиснутую в моих ладонях чашку с чаем и усилием воли заставляю себя разжать пальцы. Беспомощно сжимаю кулаки. Хочется завыть или заплакать от боли, но до меня медленно доходит с кем я нахожусь в одном помещении. Я резко вскакиваю, чтобы уйти, чтобы никто не видел моей слабости. Точнее, я пытаюсь встать и уйти, потому что на плечи ложаться чужие руки, которые не позволяют убежать.

— Сиди смирно. — тихий, но непреклонный голос. Я обреченно вздыхаю и прячу лицо в ладонях. Слез нет. Ну, почти нет. Лучше бы были, может от этого стало бы легче. Пару раз тихо всхлипываю и замолкаю. — Успокоился? — тихо спрашивает позади меня Снейп.

— Да, кажется. Только...

— Только тебе вместо этого хочется сейчас нарыдаться от души, чтобы стало легче и не так больно.

— Откуда вы...

— Я знаю, что такое терять дорогих людей. — он так и не убирает рук с моих плечей и продолжает чуть глуховатым голосом. — Ты сейчас должен кое-что понять, Поттер. Ты можешь сколько угодно лелеять свою скорбь, можешь очень долго вспоминать её, грустить, и тебе спустя какое-то время станет легче, ты смиришься с тем, что она умерла. Но: жизнь идет дальше, ничего не изменится от твоей скорби, ты только потеряешь драгоценное время и силы впустую. Сейчас идет война, Поттер, думаю ты это понимаешь, несмотря на все усилия Дамблдора сделать из тебя ребенка. Время сейчас — это очень дорогая вещь, собственные силы — тем более, и любая смерть не стоит того, чтобы подвергать себя бессмысленному риску и опасности.

— Вы... Вы предлагаете просто забыть?! Просто забывать всех, кто умер?! Но это же... Что тогда останется, если никто не будет помнить?!

— Я не предлагаю забывать! — говорит он чуть раздраженно, обходя меня и останавливаясь напротив. — Я советую не заниматься самоистязанием. Помни, но живи дальше и борись! Ты ведь хочешь выжить, Поттер? — спрашивая, он чуть склоняется к моему лицу. Я молча киваю. — Тогда не смей распускать сопли! Сейчас всё меняется слишком быстро, стоит лишь на секунду выпустить всё из под контроля и ты уже будешь проигрывать.

— В смысле?

— В смысле, что сейчас не время скорбеть по умершим. Когда тебе больно ты становишься слишком невнимательным, не видишь очевидных вещей, упускаешь нужную информацию. А если ты чего-то не знаешь, то не можешь видеть истинную картину событий, а значит примешь неверное решение.

Он в принципе прав, я и сам знаю, как много значит информация. Если бы я не нашел несуразностей во всем, что со мной происходило, я бы до сих пор верил Дамблдору. Если бы я не перичитал все газеты и некоторые документы двадцатилетней давности, я бы до сих пор сомневался в своей правоте и был бы послушной марионеткой. Я сам сегодня обещал, что буду жить дальше, не теряя времени на скорбь. Но... легко сказать — не просто сделать. Если б можно было взять и не чувствовать, но ведь не получается... Я тихо вздыхаю. Постараться не погрязнуть в собственном горе. В конце концов, у меня еще много дел. Для начала — выяснить с чего это Снейп стал ко мне нормально относится, но это — задача минимум. А задача максимум — выяснить все планы Дамблдора на меня, разобраться в мотивах его поступков и решить что со всем этим делать. А еще надо разобраться как победить в этой войне и остаться живым и относительно целым.

— Вы правы, профессор. Но это так тяжело. — Снейп смотрит на меня так, будто у меня выросла вторая голова. Не ждал, что я с ним соглашусь.

— Вы действительно изменились, Поттер. Не зря директор стал так беспокоится по этому поводу. — он ухмыляется, теперь уже я смотрю на него удивленно. Он хоть понял, что только что меня предупредил? И, кстати, я не знал, что изменения во мне стали так заметны. Надо быть осторожней. — Да, я сказал именно то, что вы подумали. У вас все мысли на лице написаны. — это уже чуть презрительно. Мерлин, ну почему он всё время знает, что я думаю?! При том, что он не пользовался легиллименцией. На лице всё написано... Угу, только другие почему-то не читают по-моему лицу с такой пугающей легкостью.

— Поттер... — тихое чуть ли не шипение, — прекратите гипнозитировать меня взглядом, всё равно у вас не получится.

— Кхм... Извините, сэр. — это ж надо было так задуматься, чтобы с минуту смотреть на него не сводя глаз. — Задумался. — в ответ Снейп насмешливо смотрит на меня слегка изогнув одну бровь, явно спрашивая: "А есть чем?" Главное не краснеть и не злиться.

— Профессор, я могу идти?

— Можете, но сначала вы пообещаете мне, что не будете совершать необдуманных поступков и искать себе приключений, а спокойно дойдете до комнат вашего факультета. — ну, в принципе я так и собирался сделать, так что пообещать мне не сложно.

— Хорошо, я обещаю. Я вообще-то так и собирался сделать.

— Плохо в это верится, Поттер. Идите уже. — он хмурится. А ведь действительно, полчаса назад я бы неизвестно что натворил, потому что мне было плевать на всё и на себя в том числе. А от любимых однокурсников понимания и сочувствия ждать не приходится.

— Со мной правда всё в порядке и я не собираюсь совершать никаких глупостей. — мне не хочется уходить на такой вот мрачной ноте. — И... Спасибо... — я пересекаю кабинет и выхожу за дверь. Вряд ли я смог бы облечь в слова то, за что я его благодарил. За чай? За то, что попытался меня успокоить? Или за то, что попытался меня понять? За предупреждение или за то, что он объяснял мне то, что я уже сам понял? Наверное, можно сказать, что я благодарен ему за заботу. Это действительно можно назвать заботой. Только я не верю, что Снейп бескорыстен в своей заботе. Ему что-то нужно вот он и стал ко мне нормально относится. А может как и Дамблдор бережет оружие против Вольдеморта, то есть меня. Больше я не буду верить в чью-то доброту. У всего должны быть причины. Я постараюсь перестать быть доверчивым. Почему всё так сложно? Так хочется полностью верить хоть кому-то.

В гостиной пусто. Не удивительно — я ушел одним из первых. Кто-то может уже и вернулся, но решил сидеть не здесь. А мне, как в старые добрые времена, комната в красно-золотых тонах кажется домом. Я так давно не чувствовал себя здесь уютно и в безопасности. Как назло, когда я удобно устраиваюсь на диванчике поближе к камину, приходит Гермиона. Я кидаю на неё неприязненый взгляд и продолжаю смотреть на пламя. Не хочу я сейчас с ней ругаться. Она подходит и садится рядом.

— Тебе грустно, Гарри?

— А тебе нет? — спрашиваю в ответ.

— Грустно. Мне жаль, что она... что она умерла. — её голос звучит так жалобно, что я невольно оборачиваюсь к ней. Гермиона сидит забравшись с ногами на диван и кутаясь в школьную мантию, а взгляд у неё... Как у ребенка, на чьих глазах убили любимого щенка. Неужели эта девушка совсем недавно кричала на меня в коридоре, пыталась мной руководить, участвовала в этом нападении на слизеринцев? Сейчас её хочется пожалеть — вот такую, промокшую под дождем, с намокшими каштановыми кудрями, рассыпавшимися по плечам и темно-карими глазами полными слез. И сейчас она красива, красива без этой своей поучительности и серьезности, без вечно сжатых губ и упрямо вздернутого подбородка. Я вспоминаю как она на меня кричала, как даже не желала меня слушать, как после нашего последнего разговора обдавала меня обиженным безразличием и заставляю себя не жалеть её.

— Мне тоже жаль.

— Почему мы так легко перестали быть друзьями? — она спрашивает, хотя сама должна знать ответ.

— Потому что вы не можете принять меня как есть, а я не люблю когда мне указывают как жить.

— Знаю. — говорит она тихо. — Как тебе удается жить со всеми этими смертями?

— Не знаю. Наверное, ко всему привыкаешь. Кстати, где Рон?

— Не знаю. Мы разделились внизу. Я просто не могу там сейчас находиться. — в принципе Рона, я и не хочу видеть, слишком хорошо помню его тихое "Предатель!", которое он произносит каждый раз при виде меня. Я поднимаюсь, я не хочу здесь сидеть с девушкой, которую совсем недавно считал своей лучшей подругой.

— Гарри, не уходи, пожалуйста! — она чуть не плачет и вцепляется в меня холодными пальцами. Маленькая девочка, впервые увидевшая смерть.

— Гермиона, отпусти. Я хочу побыть один. — она качает головой, не отпуская меня.

— Посиди со мной немного. Мне страшно. — я сажусь рядом с ней, напоминая себе, что пять лет мы были друзьями. Правда, заодно я напоминаю себе, что завтра она будет вести себя как обычно. Гермиона так и не отпускает мою руку, сидит уставившись в камин и вытирает слезы свободной рукой. И что мне с ней делать? Как раз в этот момент в гостиную вваливается Рон. Надо же и нашего рыжика что-то подкосило, лицо вон слегка побледневшее да и общая угрюмость.

— Уизли! — говорю я в пол голоса. После его презрительного "Поттер!" у меня язык не поворачивается назвать его по имени. Ага, заметил Гермиону, весь покраснел. Прежде чем он скажет что-нибудь не то, я киваю в её сторону:

— Посиди с ней, ей плохо. — Гермиона так и не реагирует на звуки, просто тихо плачет. Отцепляю её пальцы от себя, а Рон, кивнув мне, садиться рядом с ней и обнимает. Я иду наверх, для этих двоих я явно лишний.

Вечером плетусь на ужин в Большой Зал, обед я благополучно пропустил. Да и ужинать, откровенно говоря не хочется, просто запихиваю в себя еду, помня, что завтра учебный день и мне нужны хоть какие-то силы. Слегка беспокоюсь за Гермиону — зря, она уже пришла в себя, хоть и выглядит чуть осунувшейся и повзрослевшей. Сегодня на ужин вообще мало народу пришло, вон и половины преподавателей тоже нет. Сталкиваюсь взглядом с Дамблдором, печально улыбаюсь и перевожу взгляд на тарелку с едой. Ненавижу лицемерить! Беспокоит его мое поведение, видите ли! Вспоминаю, что директор человек наблюдательный да и легиллименцией владеет, и поспешно перевожу мысли на что-нибудь безопасное. Например, на Гермиону. Вот сейчас её жалко. Хотя теперь я понимаю, что в ней нашел Рон — она умеет быть милой, жаль не со всеми. Что я сейчас должен чувствовать? Наверное, скорбь. А еще можно вспомнить Сириуса. Боль, чувство вины. Прошлогодние занятия со Снейпом не научили меня защищаться от проникновения в свои мысли (впрочем, я не хотел учиться, а он не хотел учить), но кое-чему я точно научился — проникновение в свои мысли я чувствую мгновенно, даже вот такое, без заклинания и зрительного контакта. Сириус... Мне надо чувствовать грусть и вину, а я злюсь на Дамблдора, влезшего в мои мысли. Поднимаю голову, глядя на преподавательский стол. Смотрю на директора. Сириус... Боль... Вина... Потеря... Учебник по Трансфигурации, тема номер семь, теория сложных превращений... Сложными превращениями называется серия последовательных превращений одного предмета... Зачет скоро... Еще и проклятые Высшие Зелья сдавать этому ублюдку... Хорошо хоть придираться меньше стал. Может на него так осень действует?... Чувствую, как прерывается мысленный контакт. Это МакГонагалл что-то возмущенно вещает Дамблдору. Благослови её Мерлин! Неизвестно сколько бы мне еще удалось показывать директору такие бессмысленные воспоминания. Хотя, нормальный набор для Гарри Поттера, взявшегося за ум и скорбящего по крестному. Главное, что мои остальные мысли остались Дамблдору неизвестны. Заставляю себя доесть ненавистный ужин, помня, что уходить сразу будет подозрительно. Через пятнадцать минут с облегчением покидаю Большой Зал. Придется всерьез браться за окклюменцию. Сон отменяется, надо поискать хоть какую-нибудь литературу на эту тему.