Игра вслепую. Фанфик по Гп. Глава 15.

Глава 15.

Затишье. Именно так меня тянет обозвать нынешнюю ситуацию. Очень беспокойное, тревожное затишье. Во вторник ЗОТС у нас вел Хмури, приехавший в школу выяснять что-то о смерти Тонкс. Интересно, что, а главное для кого он на самом деле выясняет? А кто будет настоящим преподавателем? Ремуса не допустят — не после нападения на Министерство, о котором газеты совершенно подозрительно молчат. Пока что молчат. Тогда кто? Еще одна Амбридж? Или очередной Локхарт? И это при том, что воевать-то, похоже, нам, мне и моим ровесникам. Во вторник я всё-таки пережил еще один урок окклюменции (с трудом правда пережил, но это мелочи). Время бежит быстро, поразительно быстро. У меня непонятно отчего ощущение, что времени осталось мало, что надо торопиться. Куда торопиться? Зачем? Хотел бы я знать.

В среду вместе с Хмури в школе появляется Кингсли Шеклболт. Не слишком ли много авроров для одной мирной школы? Раньше, насколько я помню, Кингсли был более веселым, а сейчас стал хмурым и явно чем-то озабоченным. Впрочем, это не мои проблемы. У меня своих хватает.

— Поттер. — окликает меня аврор в полупустом коридоре. По-моему, я поторопился с выводом, что меня это не касается.

— Здраствуйте. — говорю я вежливо. — Что вам от меня надо? — в моем тоне явно не хватает радушия.

— Здравствуй... Гарри. Я рад снова тебя видеть. — говорит он с улыбкой, но я молчу. — Мне надо поговорить с тобой, но не здесь. Где-нибудь, где никто не подслушает.

— Хорошо. — киваю я недоуменно. Я думал паранойя только у меня. — Где и когда?

— После этого урока. Я дольше здесь задержаться не могу, а ты, я так понимаю, сейчас торопишься. А где? По-моему, ты лучше знаешь эту школу.

— Хорошо. Сейчас я действительно тороплюсь. Давайте встретимся на третьем этаже, аудитория 305. Это заброшенный класс.

— Тогда до встречи. — кивает он. Именно в этом классе, совсем недавно, Рон и Симус обсуждали нападение на слизеринцев. Так что, думаю, для разговоров это место подойдет. Не тащить же мне Кингсли в Выручай-комнату? Интересно, что ему от меня нужно? В последнее время все мои разговоры заканчиваются если не ссорами, то серьезными разногласиями. Может именно поэтому я стал избегать любого общения.

— О чем вы хотели поговорить? — спрашиваю я без предисловий, облокачиваясь на немного пыльную парту. На урок я наверняка опоздаю, ну и ладно, всё равно Флитвик вряд ли будет дотошно выяснять где именно меня носило.

— Обо всем. — он смотрит на меня с легким удивлением. Видимо не ожидал, что я буду столь не приветлив. — Мне не нравится то, что здесь в последнее время происходит. Мне не нравиться смерть моей коллеги.

— И что?

— Мне надо знать, что здесь происходило перед смертью Тонкс. Ты ведь с ней общался? — говорит Кингсли почти утвердительно. — Не упоминала ли она случайно о чем-нибудь настораживающем? Не было ли каких-нибудь странностей? Не заметил ли ты чего-то.... неправильного.

— Послушайте... Она была неплохим человеком и очень хорошим преподавателем, а для ЗОТС это странно, потому что за шесть лет моей учебы здесь на этой должности был только один нормальный преподаватель и тот оборотень. Один из них был носителем Вольдеморта, другой самовлюбленным идиотом с манией величия, еще один был сторонником Вольдеморта, принявшим Оборотное зелье, а до Тонкс этот предмет вела садистка из Министерства. Но ничего более странного, а тем более настораживающего, я точно не видел. Ничего особенного. Обычные уроки, обычная школьная жизнь. И я с ней толком не общался. Не больше чем ученик с преподавателем. — я не знаю, где я научился холодному тону и суховатым фразам, но... Но что мне делать?! Рассказать ему о том разговоре на озере? О своих личных и её собственных подозрениях? О том, что тут происходило в конце сентября? О том, как она меня предупреждала? Я бы рассказал ему всё это, если бы был уверен, что он действительно хочет узнать, как погибла Тонкс, действительно хочет найти её убийц, если бы знал, что у него тоже зародились совершенно определенные, очень нехорошие подозрения, весьма схожие с моими. Я даже не знаю не провоцирует ли он меня на какие-то опрометчивые действия, не пытается ли выведать моё истинное отношение ко всему происходящему. Паранойя? Пусть так. Лучше я буду параноиком, чем марионеткой. В последнее время я научился предполагать и худшее и невозможное. И потом — даже если он просто хочет узнать что-то о причинах гибели Тонкс, но не имеет никаких сомнений в том какая из воюющих сторон желала ей смерти — что я могу ему сказать?! Если озвучить подозрения Тонкс и мои собственные мысли нормальному человеку, то он просто посоветует обратиться к психиатру. Да и доказательств у меня никаких, кроме слов Тонкс и страха в её глазах. Но разве может кто-то опасаться гибели от рук "своих"? Особенно, если "свои" — это Орден Феникса, во главе с Дамблдором. Только я сейчас больше верю её страху и её словам, чем тому, что мне говорили в течение пяти лет.

— Вы общались. — говорит Кингсли утвердительно. — Вы даже вместе проводили выходные.

— Если вы так много знаете, зачем тогда спрашивать меня?!

— Потому что мне больше не у кого спросить, Мордред тебя побери! Потому что её гибель для меня подозрительна! Потому что я нутром чую, что всё началось здесь, в этой проклятой школе! — Кингсли почти что кричит (хорошо что додумались наложить на дверь заглушающие чары) и мне хочется ему верить, хочется верить в его искренность. Может быть потому что мне тоже нужен человек, которому я смогу верить в хоть каких-то пределах.

— А что-нибудь более... логичное, чем "нутром чую" у вас есть? — усмехаюсь я. Интонации выходят безразличными. — Её убили в Лондоне! Не здесь. И я совершенно не понимаю, что вам от меня надо.

— Мне нужно твоё мнение, твои впечатления. Любые сведения, которыми ты располагаешь. Гарри, ты можешь пролить свет на то, что здесь происходило. Из всех учеников ты наиболее трезвый наблюдатель. Мне кажется, что ты видишь ее смерть совсем в другом свете.

— Тоже "нутром чуеете"? — фыркаю я. Мне неприятен этот разговор, слишком много боли он причиняет.

— Ты что-то знаешь. Или, по крайней мере, у тебя есть какие-то предположения. Я прошу тебя поделиться со мной своими мыслями.

— Ничего я не знаю. — выдыхаю я устало.

— Ты мне не веришь? — удивленно. Я лишь пожимаю плечами:

— По-вашему в такое время на моем месте стоит кому-то верить?

— Неужели ты не хочешь найти её убийц? — недоуменно и очень... проникновенно, можно даже сказать драматично. В лице Кингсли удивление пополам с просьбой. Хочу. Только это уже вопрос веры. А я вам больше не верю. Никому. Хватит с меня предательств и манипуляторства.

— Хочу. Но я не уверен, что вы этого хотите. К тому же, мне кажется, сейчас немного не время для мести. Для меня по крайней мере.

— Почему? — искренний вопрос или провокация? Попытка что-то выведать?

— Тонкс этим с того света не вернешь. Надо жить. Надо выживать. А там, — я киваю на окно, — вроде как война начинается.

— Что мне надо сделать, чтобы ты мне поверил? — говорит он уже обреченно.

— Не знаю. Вряд ли тут вообще можно что-то сделать. У меня нет причин верить вам. Хотите расследовать её гибель — расследуйте. Но без моего участия. Я вам не противник, но и не помощник. У меня без вас приключений и обязанностей на всю жизнь уже хватит. — я говорю это твердо, и надеюсь холодно, хотя мне хочется ему помочь. И хочется поймать того ублюдка, из-за которого Тонкс больше нет. Но... видимо пора становиться более... благоразумным. У меня нет даже права ему сейчас верить.

— Ясно. Жаль что ты не хочешь помочь. — в ответ я лишь пожимаю плечами и иду к выходу. На пороге всё-таки оборачиваюсь и говорю:

— Знаете... Возможно когда-нибудь... мы снова заговорим на эту тему... Или на похожую тему. Возможно. Если ничего не случится. Если и вы и я останемся в живых. И возможно тогда я буду вам верить. По крайней мере, я на это надеюсь. — большего сказать нельзя. Он кивает в ответ, не слишком-то дружелюбно, просто утвердительно. Ну, не могу я ему сейчас помочь! Не — мо — гу. Ухожу быстро, не оглядываясь. Думаю, поступил я всё-таки правильно, но неприятный осадок в душе всё-таки остался. Только уйдя достаточно далеко, я понимаю, что в его взгляде было именно осуждение. Кингсли не ждал такого от меня.

Когда оказывается, что третью пару нам заменили на ЗОТС (вот радость-то сегодня: сначала Зелья, потом Чары, а теперь еще и ЗОТС), я мысленно злорадно улыбаюсь. ЗОТС будет вести Хмури, видимо директор решил использовать любой шанс провести еще один урок. Почему бы тогда не задать Хмури несколько "невинных" вопросов? Тем более, что он не из тех, кто любит и умеет врать. Даже с учетом профессии. По идее профессия аврора должна предусматривать определенное лицемерие. Почему я раньше этого не понимал? Хмури сам по себе прямолинеен, а так... Аврорам так или иначе приходиться уживаться с бюрократией Министерства Магии и выполнять не самую чистую работу. И если они всё это выполняют, то не врать практически невозможно. Не так ли? А раньше авроры виделись мне этакими Рыцарями-Без-Страха-И-Упрека, воинами Света, как и мой отец. Честные, прямолинейные, храбрые. Защитнички, черт бы их подрал! Ладно, все мы в определенной степени мыслим штампами. До определенного момента, когда начинаем задаваться непростыми вопросами и замечать странные вещи.

— Профессор Хмури, — говорю я, чуть неловко улыбаясь, оставшись после урока, — можно задать вам пару вопросов?

— Ну, задавай уж. — говорит он.

— Я просто... Ну, в будущем хочу стать аврором. Эта профессия кажется мне очень важной. Так вот... мне интересна ваша точка зрения на это нападение на Министерство.

Хмури улыбается:

— Ну что ж, аврор профессия очень важная и нужная, хоть и нелегкая, скажу я тебе. Правда, благодарности в нашем деле ждать не приходится, одни жалобы только. Ну, а с нападением на Министерство — ясно ж, что это Пожиратели Смерти, то-то они тихие всё лето были. И этот ваш зельевар чокнутый ничего не предупреждал. Шпион! Да у меня таких шпионов целый Азкабан! Все с Черной Меткой! Тоже мне... раскаявшийся... Нет, зря Дамблдор ему верит. — машинально киваю. Слушать про то, что в Министерстве были Пожиратели мне неинтересно — я ведь об этом нападении узнал раньше, чем кто-либо из авроров. Меня, так сказать, заранее предупредили. — Рейды сейчас надо проводить, аресты, а мы из-за этих бюрократов на месте топчемся! Доказательств им видите ли нужно! Сначала арестуем, а потом уж будем разбираться, кто там в чем участвовал! — похоже Хмури оседлал любимую тему, очень уж воодушевленно говорит.

— Ну а если человек действительно не участвовал ни в чем подобном? — задаю я наводящий вопрос с максимально невинным выражением лица.

— По мне так однажды Пожиратель — всегда Пожиратель. Или их пособник, что тоже не лучше. Невиновный человек в поле зрение авроров вряд ли попадет.

— Ну, да. — киваю я, соглашаясь. — А вот как вы считаете... В общем плане, конечно, без конкретных примеров — может у них были и есть свои причины? У любых противостоящих установленному порядку?

— Да какие там причины! Причины! — саркастически повторяет Хмури. — У них причина одна — собственная дурная башка! Невиновных среди них нет! Причины, — фыркает он, — скажешь тоже! Причины! Отговорки-то все умеют находить! Там психов половина — как эта, Лестрейндж, например. — я вспоминаю Лестрейндж, кричающую "Crucio, crucio, crucio...", будто молитву. И её лицо, искаженное болью. Мне хочется её убить, но это личные счеты, к делу не относиться. Я вовремя прикусываю язык, не давая сорваться злой фразе, которая крутится в голове: "А Сириуса вы тоже все эти годы психом считали?! А он ведь невиновен был... Более того, ваш, так сказать коллега, по всем гнусностям, что творились тогда от имени закона." Подавляю еще и закономерный вопрос: "А если причиной агрессии было..." Это нельзя говорить. Нельзя ни в коем случае показывать, что я что-то знаю о событиях почти двадцатилетней давности. А сказать-то очень хочется. — Или подлецов и негодяев, как этот Малфой, например. Аристократ гребаный! Нет, их жалеть нельзя, ни свихнутых, ни слишком хитрых! — продожает Хмури. — На один удар надо отвечать двумя! Вот и вся моя позиция по отношению к ним! А то мы так еще двадцать лет с ними воевать будем! — я едва сдерживаюсь, чтобы не поморщиться. Заставляю себя мило, одобрительно улыбнуться.

— Возможно вы правы. — на более одобрительную реплику язык у меня просто не поворачивается.

— Странный ты стал какой-то, Поттер. — задумчиво говорит Хмури. Вот это очень плохо. Видимо, актер из меня всё-таки не очень.

— Разве? — улыбаюсь я.

— Вот твой отец помню был... — начинает он. К моему счастью, в кабинет вваливается несколько учеников, избавив меня от разговора о моем отце и о том, как я на него похож. Ну да, урок начался. Что у нас-то? История магии вроде.

— Ой, извините, я побегу уже. А то урок начался. До свиданья, профессор Хмури.

На урок я не сильно тороплюсь. Чтобы Биннс заметил чье-то отсутствие? Не верю. Для этого мир должен перевернуться. Ну, или Биннса надо оживить. Но хорошо, что перемена короткая. Я совсем не хочу слушать каким человеком был мой отец. "Мы совсем не похожи" — повторяю я как заклятье, потому что не хочу быть на него похожим. А странный? Попробуй не быть странным, когда получив ответ на один вопрос, в довесок получаешь еще три вопроса. К тому же на некоторые вопросы находиться несколько равноценных, равноправдивых ответов. Уже почти дойдя до кабинета Истории Магии, я сталкиваюсь с Трелони. А она здесь что делает? Уроки Прорицания наконец-то отменили? Я тихо здороваюсь и почти успеваю миновать её, когда она вцепляется в мою руку чересчур цепкими для её возвраста пальцами.

— Выбор будет сделан в неведеньи... — говорит она замогильным голосом, смотря куда-то за меня. — Выбор будет сделан в неведеньи...

— Что? Какой выбор?

— Решаться судьбы многих... Тот, на кого возлагали надежды уйдет... Обман раскроется... Он обрет союзников...

— Чей выбор? Выбор чего?

— Выбор будет сделан в неведеньи... — повторяет она и замолкает. Пару раз моргает и озадаченно смотрит на меня.

— Что я здесь делаю? Я же определенно шла куда-то не сюда... — задумчиво и скорее сама себе говорит Трелони.

— Вы шли в класс. — отвечаю я обреченно. — У вас наверное урок должен быть. — и еле сдерживаю желание запустить в нее чем-нибудь тяжелым.

— Ах, да! Конечно. Урок. Как же я сюда забрела? — говорит она направляясь мимо меня к лестнице. Я остаюсь один посреди коридора и поддаю ногой в воздух, желая хоть так выразить своё отношение к этому. Это ведь пророчество сейчас было? Как на третьем курсе? М-мать! Только идиотских предсказаний Трелони мне сейчас и не хватало! Хорошо хоть никого в коридоре не было. Но это предсказание — она ведь как и в прошлый раз не помнит о чем говорила. Черт. Да мне одного её предсказания на всю жизнь хватило! Самое плохое, что эти её предсказания, когда она говорит потусторонним голосом и ничего потом об этом не помнит, к сожалению, сбываются. На третьем курсе она ведь тогда тоже напророчила, и про Петтигрю и про Сириуса. Я тогда только не понял смысла. И сейчас снова не понимаю. Чей выбор? Какой выбор? Чьи судьбы? О чем вообще идет речь? На секунду закрыв глаза и проведя ладонями по лицу я всё-таки плетусь на урок. Ничего себе затишье. Чертова Трелони.