Стражник

Пролог

Довольно сложно придумать, с чего начать рассказ, когда берешься за перо для написания текста, отличного по размеру и форме от привычного шаблона.

Первый свой пергамент я замарал, записывая формальный документ, переписывая его по образцу, выданному моим сержантом, когда составлял протокол изъятия имущества одного крестьянина. Тот убил управляющего поместьем своего сеньора.

Мне было всего лет шестнадцать. И я только-только стал прилично писать.

Мое имя Данко Новак. Я не великий полководец, не герой и даже не именитый вояка, а лишь стареющий стражник.

Родился я в достаточно крепкой крестьянской семье в деревне, принадлежащей барону Магьяру. Был младшим из семи детей. Потому, когда я вошел в возраст, во время очередного рекрутского набора я с согласия семьи и своего собственно был выкуплен бароном для обмена меня и еще девяти парней из нашего воеводства на пятилетнее освобождение младшего сына барона от воинской службы.

Я совсем не был обижен на барона и семью, ни тогда, ни теперь, как могло бы показаться из моего кривого повествования. Моя семья не могла обеспечить землей и жильем сразу трех сыновей, а приданным — четырех дочерей. А младшего сына барона — пусть традиция и обязала его пойти по пути воинской службы, — но природа совсем к этому не приспособила, потому его отец из раза в раз пользовался лазейкой, позволявшей ему отмазывать отпрыска.

Будет подлостью не упомянуть, что каждому из нас десяти барон помог пристроиться. Одного, бывшего сыном кухарки, порекомендовал в повара, другого, башковитого, через армейские квоты сумел протолкнуть в академию для обучения военной инженерии, еще одному, бывшему так же, как и я, самым младшим сыном, правда, кузнеца, подсобил продолжить дело отца и деда в рядах пехоты. Мне и остальным не повезло так с навыками, и нас барон не без труда сплавил в городскую стражу.

Только спустя много лет я понял, каких затрат и нервов это ему, должно быть, стоило.

В год моего набора подходила очередная война с нашим южным соседом. Тогда в то, что нам удастся вскорости разбить противника, верили немногие. Я ожидал и боялся, что меня бросят в пехоту. Даже подумывал отрезать себе палец на правой руке или разрубить ногу, чтобы не подойти под требования строевой службы.

Что тоже важно, я не умел ни читать, ни писать.

Потому мое попадание в городскую стражу, да еще и на правах новичка, было большой удачей.

Как и многие другие мальчишки, я думал, что меня будут в первую очередь учить фехтованию и стрельбе, а уже во вторую "чему-нибудь еще".

Теперь вспоминаю и про себя посмеиваюсь.

Первые месяцы нас только и учили ходить строем на короткие и длинные расстояния, из любого положения быстро собираться в строй и часами стоять по стойке смирно в тяжеленном доспехе.

Также специально для олухов вроде меня к моему полку был приписан священник, который помимо очевидных обязанностей занимался просвещением неграмотных. Профессорами никто из нас не стал, но писать и читать научились все. При всех недостатках этого злобного фанатичного хрыча в одном ему не откажешь — он был убедителен. Чуть не так, как ему хотелось бы, напишешь слово или составишь предложение — тут же шарахнет деревянным посохом по хребтине.

Лишь спустя где-то полгода нас начали учить стоять со щитом и копьем. Позже — стрелять из арбалета. Еще позже — работать с мечом.

Как же это было изнурительно.

Я никогда не жаловался на свою силу, но случалось, даже я падал после очередного марш-броска от казармы до поля, тренировки и возвращения обратно. Не говоря уж о заморышах-городских.

Еще хуже было то, что требовалось заучивать гребаный устав и конституцию. Честно сказать, по первости я даже не понимал смысла слов в этих кирпичах, а просто выучил их практически наизусть и воспроизводил нужное по требованию вышестоящих по званию.

Смешно, но этот подход мне сыграл на пользу. В то время как некоторые — в основном городские — пытались разбираться, как эта байда вообще работает, я тупо заучил то, что чаще всего спрашивали.

Мой сержант по фамилии Фаркас за это называл меня самым умным из взвода и спустя год, когда один из капралов умер, свалившись в колодец, поставил меня на его место.

Фаркас. Мужик с железной глоткой и золотой головой, как мне тогда казалось. Несмотря на внешность типичного крикливого биндюжника, зачем-то отрастившего бакенбарды, сержант был на редкость вертлявым мужиком, способным сориентироваться почти в любой ситуации. За три года службы я не только вырос до капрала, но и вошел в круг его приближенных, как говорят в таких случаях в высшем свете.

Вот с этого места можно считать, что моя жизнь пошла в гору. Помимо разрешения носить усы, я удостоился права ходить в увольнительные в одиночку или в компании по своему выбору, получать жалование, позволявшее мне хоть иногда посещать бордели и вообще больше изучать город со всех сторон.

Если вы думаете, что жизнь городского стражника состоит из погонь, драк и задержаний, то вы вообще не правы. Все это присутствует, но тонет под слоем бесконечных охранений в обнимку с копьем, чуть менее унылых патрулей и постоянной писанины.

Наверняка вы много раз видели стражника или еще кого-то в положении охранника, едва не спящим на посту. И ловили себя на мысли, что осуждаете этого лодыря. Поверьте, такой неподходящий для бдящего за порядком и безопасностью видок, входящий в привычку у стражников, отнюдь не от хорошей жизни. Попробуй изо дня в день стоять на месте, где происходит... Ничего.

Естественно, бывали и воры, и поджоги, и прочие нарушения правопорядка, но чаще всего наибольшее беспокойство мне приносили шалости детей. Оно и понятно. Что не говори, а нужно быть наглухо в соре со своей башкой, чтобы без веской причины лезть к двухметровому мужику с оружием и в кирасе.

Мой рост действительно серьезно помогал мне в службе. При том, что я не был выдающимся бойцом, зачастую мне удавалось пресечь драку или попытку проникнуть на охраняемую территорию одним своим появлением.

Это ни для кого не было тайной, поэтому, когда я набрался опыта, меня прикрепили к центральному району города, где обеспечивать порядок бескровно требовалось критически.

Спустя какое-то время Фаркас стал звать меня на "подработки". То есть на задания, оплачиваемые обеспеченными горожанами. Охранять дом хозяина и находящуюся в нем наследницу от молодых волокит, задержать до выяснения по анонимному доносу указанное в нем лицо, выбить дурь из малолетних хулиганов, досаждающих нанимателю, и прочие мелкие, но полезные дела.

Это стало приносить дополнительный доход. Признаюсь, чем больше я получал, тем сильнее росли мои аппетиты. Я даже хотел временно перевестись в пехоту в гренадерский полк добровольцем, когда в очередной раз вспыхнул конфликт с южной маркой. Естественно, не из чувства патриотизма, а ради обещанных государем увеличенного жалования, усиленного пайка, льгот, земель, внеочередного повышения и прочих радостей.

Фаркас меня отговорил. Наверное, оно и хорошо — когда замок неприятеля в очередной раз осаждали и принуждали к сдаче, в давке погибла куча ребят, переведшихся из нашего полка, — хотя мне думается, что Фаркас скорее не хотел, чтобы я обошел его по службе.

Сержант часто сетовал на то, что из-за низкого происхождения его год за годом прокатывают с повышением.

Я помню его пунцовое лицо, когда очередного сынка какого-то дворянина, года два "отслужившего" у нас лейтенантом, чьи обязанности, по сути, выполнял Фаркас, повысили до капитана и перевели на какую-то еще более привлекательную должность.

Похоже, это стало для сержанта последней каплей. Он стал чаще "брать подработки", и среди них появилась новая услуга, предоставляемая исключительно государственному банку-казначею "Анкастер", а именно поиск должников и "убеждение" расплатиться.

Фаркас по пьяни проговорился, что взялся за это дерьмо только с целью скопить денег и купить дворянство, потому как устал тратить свои способности ради бездельников высокого происхождения.

Так продолжалось еще где-то полгода. Внезапно Фаркас перестал "подрабатывать" и жаловаться на несправедливую судьбу, уготовившую ему жизнь сержанта городской стражи и сына простого плотника. Он почти перестал ходить со мной и другими стражниками в таверну и вообще редко общался с кем-либо не по службе.

Ходили слухи, что он приударил за какой-то богатой вдовушкой.

Через месяц я нашел Фаркаса с серпом в затылке в его собственном жилище на территории ставки.

Не сказать, что я прям считал Фаркаса своим лучшим другом, но его смерть меня печалит до сих пор, что бы о нем ни говорили.

Я пытался расталкивать очередного "лейтенанта" на расследование. На что юнец с ручонками как у барышни похвалил мое рвение, повысил меня до сержанта и разрешил вести расследование самому.

Я откровенно растерялся. Какое, мать вашу, расследование? Я был простым деревенским парнем, с горем пополам обученным строевой службе. И если с тем, чтобы выстроить в ряд и раздать разнарядку на день таким же, я еще справлялся, то как найти того, кто всадил серп в башку моего предшественника, я представлял слабо.

Помню, как с большой задержкой переехал в комнату сержанта со смежным к ней его же кабинетом, находящихся на вернем этаже казармы.

От него осталось довольно много вещей, забрать которые было некому. Я решил разобрать их, пока старшие не спохватились и не наложили на все лапу.

Помимо всего прочего в кабинете хранились материалы по делу самого сержанта. В том числе тот гребанный серп. Я рассмотрел его. У основания на лезвии был небольшой знак строения вроде форта.

В письмах сержанта я обнаружил активную, но бестолковую переписку то о погоде, то о скоте, то о вообще какой-то ерунде. На пергаменте была со сломанная печать на сургуче с таким же, как на серпе, фортом. В этих письмах регулярно упоминалась мельница в разных не связанных друг с другом фразах.

Я присмотрелся и, воспользовавшись архивами Фаркаса, выяснил, что форт с серпа и печатей — это герб разорившейся фамилии Фабиан.

Я не придумал ничего лучше, как взять пару ребят, проехаться по землям Фабианов и поискать мельницу.

Ехать далеко не пришлось. Мельница, когда-то принадлежавшая Фабианам, была прямо через реку от ворот городской стражи, которыми пользовались только мы.

На мельнице я обнаружил какого-то бездельника, который валялся в теньке и курил трубку. В моей деревне в это время года и при такой погоде для мельника была самая работа. А этот, как мне тогда показалось, то ли славу криворукого получил, то ли еще что-то, но явно не собирался использовать мельницу по назначению.

Я спросил его про Фаркаса, про письма, серп и гербы на печатях. Он утверждал, что ничего не знает. Я уже собирался уходить, но заметил стоящую в сторонке косу с таким же гербом Фабианов. Тут уже я применил умения, полученные в ходе "подработок" от банка.

Мужичок признался, что никакой он не мельник, письма видел и относил сержанту, но никогда не читал. И что-то гнусавил про банк, точнее про то, что сержант общался с неким неместным типом по поводу банка. Тогда я ничего не понял и решил, что будет лучшим решением притащить этого лжемельника прямо в банк "Анкастер", так как лейтенант явно не горел желанием маяться с расследованием самостоятельно.

Я скрутил лжемельника, связал и, перебросив через седло, довез прямо до дверей банка.

Вести его через парадный вход было плохой идеей. Я хорошо его обработал. Мужик еле шел, и из носа у него капала кровь прямо на мраморный пол древнего и уважаемого учреждения. Мои ребята вели его под руки, что еще больше привлекало внимание людей вокруг.

Мы сделали шагов пять от входа, когда нас ненавязчиво увела в свое помещение внутренняя стража банка, появившаяся словно из воздуха...

Взлет

Меня провели в кабинет с какой-то диковинной резной мебелью и со шкафами с кучей книг.

— Ваше имя и звание? — оторвавшись от кресла за столом, спросил меня лысый хрен с аккуратно подстриженными усами и бородой.

— Сержант Данко Новак, — тут же ответил я.

К этому моменту я успел рассмотреть, что на плаще этого мужика имелись знаки различия стражи банка.

Стражи банка, пусть на бумажках и считались городской стражей, но по сути были сами по себе. Попасть к ним было за счастье, но сама работа и требования при приеме на службу были значительно серьезнее, чем у нас, простых городских.

— Сержант, при обращении к старшему по званию следует добавлять это самое звание в качестве обращения, — словно между делом сказал мне он.

— Я вашего звания не знаю, господин... Господин... Офицер? — чуть задумавшись, произнес я.

— Я ношу звание капитана, и моя фамилия Мольнар, сержант Новак. Вас не учили отличать знаки различия? А ведь мы с вами почти в одной лодке, — устыдил меня капитан. — Ладно, опустим формальности. Зачем вы привели в банк этого человека, да еще и в таком виде?

— Я вел расследование, капитан Мольнар. Мой предшественник был убит, и лейтенант дал мне разрешение заняться поисками убийцы.

— Опрометчиво, — сказал он.

— Чего? — не понял его я.

— Ничего. Но поручать расследовать убийство простому сержанту городской стражи, да еще и молодому — решение так себе, — пояснил Мольнар. — Так зачем вы пришли сюда в обществе всех этих господ, Новак?

— Я разбирал почту и нашел там печать с гербом Фабианов, на серпе был такой же знак, и в письмах упоминалась мельница. Потому я собрал людей и решил объехать мельницы Фабианов, посмотреть. На ближайшей, у Ворот Стражей, нашел этого. Он упирался, я разговорил его, и он начал что-то плести про ваш банк, капитан. Ну я и подумал...

— Знаете, Новак, я по-прежнему не уверен, что доверить вам расследование не было выдающимся идиотизмом, но в этом вы меня приятно удивили, — сказал мне Мольнар. — Я побеседую с этим мельником. А вас прошу подождать какое-то время. Можете со своими людьми воспользоваться нашей столовой.

Столовая стражи банка. Как бы Мольнар меня ни выбесил в тот день поведением надутого индюка, она окупила все. Чистые столы, корзинки со свежим хлебом на них, повар, подвозящий тележку с четырьмя кастрюлями, в которых было по два вида первых и вторых на выбор. Вкуснейший гуляш и не идущие в сравнение с нашими мясо с картошкой.

— Черт, что бы эти менялы ни хотели от своих стражников, одна жрачка все окупает, — озвучил мои мысли младший из моих людей по фамилии Мориц.

— Ты посмотри, как выряжены эти... Красавчики. Уверен, что прям все окупает? — спросил рядовой Балинт, явно назвав местных стражей не так, как хотел бы, глядя на их яркую форму. — Хотя с одним согласен. Еда прям королевская.

Мы отобедали, но не спешили вставать из-за стола, решив перекинуться в картишки, дабы скоротать время. Местная стража смотрела на нас так, будто мы в собственном дерьме на их глазах копались. Уже позже я узнал, что эти ребята большие чистоплюи и играть за обеденным столом в столовой у них не принято.

Кону на четвертом к нам подвалил ординарец Мольнара и махнул мне рукой, давая знать, что капитан меня ждет. Я проследовал за ним.