Я не красна девица, но видом Алексея в парадном кителе залюбовался. Умом знал, что этот раздолбай и бабник вообще-то талантливый офицер и герой, но вот увидел его таким торжественным, со всем "иконостасом" — и проникся. Вышедший в холл Олег поразил не менее плотным рядом наград. Тихушник! А ведь никогда не говорил! Ревнивыми взглядами пилоты окинули грудь друг друга, посчитались орденами, а потом, совершенно неожиданно капитан Васин отдал рукой в белоснежной перчатке воинское приветствие майору Васину, а тот ответил точно по уставу. Видел, что прикалываются, но красиво же, черт побери!
Сашина планка была гораздо скромнее, зато он щеголял эполетами с майорскими звездочками — по итогам нашего похода ему присвоили следующее звание, а этим двоим всего лишь вернули прежние и все награды. Милославский поклялся, что Волковы никогда и никак не смогут связать майора Васина с майором Шалмановым, и думаю, ему можно в этом вопросе верить.
Я же один томился в парадном, но абсолютно гражданском костюме — гимназическая форма давно была не актуальна, а в военную медицинскую академию, поразмыслив, решил не спешить — успею перевестись после третьего курса. Отдал документы в Ванину, побуду еще немного свободным человеком.
Награждение было закрытым, кроме нас отмечали еще и тех, кто эту операцию готовил и курировал, зато произвел его самолично Константин II. Церемония шла строго по регламенту, но я к этому моменту уже имел в багаже целых две приватных беседы с монархом, так что кроме положенных слов благодарности сказать мне ему было нечего. Точнее было, но свои мысли по поводу высочайшей шутки, сотворенной со мной, высказывать в лицо императору все же не стоило.
— Благодарю за службу, граф, и жду от вас новых свершений, — произнес Константин, надевая мне на шею орден на ленте и протягивая ладонь для рукопожатия.
— Служу Отечеству! — заинструктированный церемониймейстером, отозвался я, сжимая кисть аккуратным выверенным движением. Смех смехом, а необходимость соблюдать предельную осторожность при пожатии императорской десницы распорядитель доносил до нас не менее часа, не забыв повторить это напутствие еще раз перед самым входом в зал.
Справа от меня еще звучали аналогичные отзывы пилотов и людей Милославского, а я вспоминал очень долгий и насыщенный месяц, который предшествовал этому событию.
В знакомой спецгостинице при ПГБ мне достался тот же номер, что и в прошлый раз. Дежавю, опять встречаю июль в этих стенах, как бы в традицию подобный отпуск не вошел! Утешало, что компания у меня в этот раз подобралась неплохая — пилотов тоже законопатили и, пока мы не написали тысячи рапортов и расписок о неразглашении, на свободу не выпустили. Лишь на один день удалось вырваться из заточения — сопровождал тело Павла семье. Тихон Сергеевич предлагал освободить меня от этой скорбной обязанности, но я посчитал это малодушным. В конце концов, именно мое любопытство привело к случившемуся итогу.
До родни положение дел уже довели, так что никакой речи о регентстве над наследником не шло. Петр Потемкин, еще не утвержденный, но ожидаемый глава клана принял меня, мягко скажем, неласково, а Полина Зиновьевна, ради которой я и пошел на эту миссию, так и не спустилась — лежала с сердечным приступом. Подозреваю, лишь присутствие служивых людей удержало будущего князя от попытки убийства, но в обратный путь до двери меня проводили очень многообещающим взглядом.
Впрочем, уже через пару недель, изучив доставленный образец энергоблока, Потемкины вспомнили о блудном родственнике, и бабуля вновь появилась в моей жизни, но теперь для меня эти встречи были приправлены ощутимым чувством вины, так что былого удовольствия не приносили. А смотреть, как натужно и приторно улыбаются мне дядя с женой, оказалось сомнительным развлечением. Первой, к моему удивлению, не выдержала дядина супруга: пережив три подобных визита, она затащила меня в тот самый памятный кабинет и без обиняков спросила:
— Чего тебе надо?
О! От торговли с этой мадам я получил истинное удовольствие! Кем бы ни значился официально Петр, но яйца в их чете достались не тому. И главой клана он будет только номинальным. В результате переговоров с Ксенией Аркадьевной мы оба охрипли, отбили ладони об стол, заработали по несколько десятков седых волос, но все же пришли к соглашению: десять процентов от стоимости каждого энергоблока, сделанного по бушаринской схеме, будут моими, а взамен я забываю дорогу в их дом, видясь с бабушкой, которая, оказывается, сама желала этих встреч, исключительно на нейтральной территории. А при случайных столкновениях мы демонстрируем свету вежливость и учтивость, не навязывая друг другу собственное общество. Как по мне — идеальные условия.
Первый выпуск энергоблоков по новой технологии профессора, которая позволяла сэкономить на каждом движке почти половину алексиума и золота, одновременно увеличив мощность, ожидался уже в сентябре. Учитывая, что Павла наградили посмертно, а под эту лавочку Потемкиным увеличили квоту на алексиум, уже к новому году финансовые проблемы клана должны были остаться позади. Так же, как и мои.
Милая шуточка императора с графским титулом железобетонно оградила меня от попыток наездов, показала всем, кто мой покровитель, но... потянула за собой кабалу похлеще. Родовые земли, которые полагались в придачу к данному титулу были чертовски обширными, занимали целый остров и находились... значительно севернее полярного круга. В подданных у меня были разве что гагары, гнездившиеся летом в этих неуютных скалах, а извлечь выгоду я мог бы исключительно из продажи веками копившегося птичьего помета. Зато налоги! Налоги с родовых земель взимались по высшей ставке! И избежать их можно было, только находясь даже не на государственной, а на прямой императорской службе. Очешуительная перспектива!
В качестве "разумной просьбы" Константин вполне мог принять мою личную клятву, и, скорее всего, он ее ожидал, но... я такой власти над собой дать был не готов. Трудно объяснить, но есть разница между понятиями: служить империи и служить императору. Для меня, по крайней мере. Я полюбил эту родину, принял ее всем сердцем со всеми достоинствами и недостатками, но некоторые понятия для меня остались неизменными.
Мое решение приняли. С иронией, присущей императору, но приняли. Он, по-моему, вовсю забавлялся, видя мое трепыхание, но, пожалуй, именно тогда его легкая необидная насмешка заставила меня уважать его и как первое лицо государства, и просто как человека.
— Князь, княгиня. — Поклонился я шедшему навстречу Кириллу Александровичу с семьей. Торжества по случаю очередного дня империи подходили к концу, и княжеское семейство спешило на церемонию открытого награждения, чье начало было вскоре после только что состоявшегося нашего.
— Граф... — слегка заторможено откликнулся Задунайский, в лучших традициях Земели заламывая бровь.
Герб на рукаве много мог сказать знающему человеку. Мой же теперь украсился крупной голубой четырехлучевой звездой. В сочетании с тремя красными пятилучевыми звездочками, выбранными ранее, смотрелось это, может быть, и не особо красиво, но я менять ничего не собирался. В конце концов, знак солнца, обозначающий княжеское достоинство, тоже не слишком сочетался с символикой Задунайских.
— Вас не было видно на торжествах, — отметил князь, окидывая взглядом мой эскорт. Учитывая, что у двоих пилотов наград было больше, чем у князя с наследником вместе взятых, зрелище было внушительным. Вениамин, сопровождавший родителей, прикипел взглядом к Шаману, а вот Михаил и Мария — к ордену на моей шее.
— Сожалею, но дела... — учтиво отозвался я.
— Завтра мы даем прием, может быть навестите нас? Ваших спутников мы тоже будем рады видеть.
— С удовольствием, — не стал я упорствовать. Пусть "дружба" с Задунайскими не стала дружбой в нормальном смысле этого слова, но они по-прежнему находились в ТОП-100 империи. И если полученный графский титул давал мне право на равных общаться с ними, то по степени влияния я очень незначительно отошел от своего предыдущего уровня. Есть еще, к чему стремиться.
— Князь, княгиня. — Раскланялся я с идущими следом за Задунайскими Потемкиными.
— Граф. — Поприветствовали меня несостоявшиеся родственники. Кирилл Александрович отметил эту сцену внимательным взглядом. Точки над и, поставленные в отношениях с Потемкиными, пошли нам всем на пользу: они успокоились на мой счет, а я — на их. Петр Александрович пока еще слишком неуверенно сидел своим тощим задом в троноподобном кресле главы клана, чтобы что-то планировать против меня, а, даже замыслив, — наткнется на активное противодействие со стороны жены и матери. Ксения Аркадьевна настолько явно наслаждалась своим нынешним статусом, что просто не даст мужу возможности вляпаться в противостояние с властями. По крайней мере, в ближайшие годы. А Полина Зиновьевна... Женщин мне не понять — она просто любила меня. Возможно, как память о Павле — все-таки я остался единственным кровным сыном ее обожаемого старшенького, или вообще просто так. Не буду вникать, в конце концов, любит же меня мать, несмотря на обстоятельства моего появления на свет.
— Тогда, до завтра? — напомнил князь.
— Несомненно. Честь имею. — Попрощался я, продолжив спуск по лестнице.
Выйдя на площадь, вдохнул сырой Питерский воздух полной грудью. Чего я там хотел когда-то? Свобода, независимость, сильная родина и небо.
Свобода? Абсолютной свободы не бывает, но прятаться мне больше не от кого. Я — уважаемый член общества. Орденоносец. Граф. Граф Васин — звучит дебильно, но только для меня, а в Северном океане бесхозных островов еще много, могу и князем стать, какие мои годы?
Независимость? Та же фигня. Но, пожалуй, в рамках того смысла, что я вкладываю в это понятие — я независим. А то, что с моей судьбой связаны несколько судеб дорогих мне людей, так разве я хочу от этого избавиться?
Сильная родина? Император не спешит объявлять о найденных запасах алексиума. Отсюда и подписки, и закрытое награждение. Да и не все там гладко с его добычей: сложившаяся за века флора и фауна успешно сопротивляется вторжению человека, регулярно "радуя" Милославского исчезновением его людей. А аномалия с излучением за несколько дней сводит с ума всю технику, независимо от того, используется в ней алексиум или нет. На людей, кстати, длительное пребывание тоже не очень хорошо действует, и с этим всем еще предстоит разбираться местным ученым. Так что нам просто повезло, что недолго пробыли там.
Но даже того количества, что удастся достать, хватит на пинок космической программе, которая здесь полностью зависит от этого экзотического материала. Подстегнется развитие незаселенных территорий. А это значит — оживится экономика, снизится социальная напряженность. Тех же лечебных артефактов появится больше, а значит еще и медицина шагнет вперед. Перечислять можно долго, плюсов будет много. И я даже рад, что клад достался государству, которое сможет обеспечить его сохранность и потратит это богатство на общее развитие, а не кланам, которые устроили бы грандиозную свару за его обладание. Хотя, ехидная жаба иногда напоминает, что 25% могли бы и отдать нашедшим.
А небо? Вон оно, надо мной. Все еще впереди.
Вместо эпилога.
Обычно по завершению торжеств император с семьей уезжал на побережье отдохнуть от суеты и набраться сил. Очень часто только мысль о предстоящих неделях на закрытой даче позволяла пережить всю тяжесть церемониала без нервных срывов. Но не в этот раз. Семья паковала багаж, а вот самому государю отдых не светил.
Поэтому тот, кто смог бы заглянуть этим вечером в кабинет первого лица, был бы очень удивлен открывшимся зрелищем: босой император в расстегнутом мундире и с ослабленным ремнем на брюках валялся на диване, задрав ноги на спинку. А рядом в кресле кляксой растекся Тихон Сергеевич. Вольностей в одежде, подобно боссу, он себе позволить не мог, но вот от возможности вытянуть ноги и откинуться на спинку даже этот несгибаемый человек сегодня не мог отказаться.
— Каждый год одно и то же! Вроде и присесть некогда, а набираю к концу три-четыре килограмма! — пожаловался император соратнику.
— Пара недель, и все вернется в норму, — отозвался Тихон Сергеевич, дипломатично не уточняя, что с возрастом часть наетых за праздники сантиметров все же оседала на августейшей талии.
— Эх! Мои уже завтра в море купаться будут! А мы с тобой, Тихон, так и останемся в этом году зелеными лягушками! Ладно! К отъезду все готово?
— Да. Самолет ждет, проверен. Экипаж готов. Ждем только приказа.
— Вот и хорошо! Провожу завтра своих и можно будет спокойно делами заняться. Что с перевозкой?
— На сегодняшний день перевезли около десяти тысяч тонн. Об условиях добычи я вам уже докладывал. Один самолет разбился, но груз уже собрали и отправили поездом.
— Диверсия?
— Нет, простая халатность и ошибка пилота. Люди работают на износ, государь.
— И все равно надо поторопиться. Слишком близко к границе. А уральские болота ничем не хуже. Надо же! Веками распространяли сказки про Карелию, считая, что казну увезли восточнее, а оно правдой оказалось!
— Неисповедимы пути господни, — пожал плечами безопасник.
— Аминь! Сколько, думаешь, еще осталось?
— Даже не знаю. Оценить трудно, он по-разному залегает. Но наш новоиспеченный граф уверенно говорил о 700-800 тысячах тонн. Не знаю, уж, откуда у него такие цифры взялись.
— Так уж и не знаешь?
— Расчеты он мне показывал, но почему именно пять процентов? Не один, не два, не три как у нас в хранилище? Я, конечно, мог бы его спросить со всем тщанием, но зачем?
— Да уж! Начинаю думать, что было что-то такое в этой потемкинской безумной евгенической программе. Хотя... Если учесть, что единственный ожидаемый результат у них получился случайно... Я бы даже сказал — вопреки всему... Как там, кстати, твой протеже поживает?
— Уехал со всей своей кодлой в Екатеринбург на завод к Потемкину. Налаживают там производство новых двигателей. Но к сентябрю должен вернуться — в академии занятия начнутся, а он, вроде, не собирался планы менять.
Константин встал и прошелся, наслаждаясь ощущением мягкого ковра под босыми ступнями. От попытки собеседника встать следом, он отмахнулся:
— Сиди! Тоже же устал! — благодарный советник не стал отказываться, — А, признайся, Тихон, была ведь у тебя мысль Потемкинский клан под себя с его помощью загнать? Наверняка та смятая бумажка с Пашкиным прошением где-то у тебя хранится, а?
— И мысль была. И бумажка хранится. — Не стал отрицать глава Приказа. — Но, теперь думаю, что именно вы были правы, государь, — не упустил возможности польстить боссу опытный царедворец, — Чем укоротить Петра и подобных ему, если начнут зарываться, мы знаем, а этот вольный и гордый птенец... А ваше решение с графским титулом было намного изящнее.
— Вольный и гордый птенец... Надо будет запомнить. Сдается мне, об этой птичке у нас еще не раз разговор зайдет, так что из виду его не упускай! И бумажку все же не выкидывай, мало ли...
Конец.
