Юлия Р. Белова
ЭТОТ ПРЕКРАСНЫЙ СВОБОДНЫЙ МИР...
(роман-антиутопия)
Глава 67
Роберт просил ее не приходить, но Элис сочла, что в этом он был неправ. Хотя программка и не сулила никакого экстрима, а Роберт уверял, будто основательно продвинулся в искусстве фехтования, Элис верила, что ее присутствие может поддержать его в трудной ситуации. Наверное, умники-психологи осудили бы ее и даже стали уверять, будто она стала жертвой самых диких суеверий, но Элис их мнение было глубоко безразлично. Пусть ее убеждение не подкреплялось опытами и научными данными, сенатор была уверена, что одно ее присутствие сможет дать Роберту сил.
На трибунах царила атмосфера нездорового оживления, а сражение Роберта с "ежиком" и правда никакой опасности для Роберта не представляло. Молоденький "ежик" напоминал шумного и энергичного щенка, который носится вокруг большого взрослого пса и упорно пытается его укусить — и даже не по злобе, а просто от избытка молодых сил. Все это выглядело на редкость смешно и невинно, а потом Элис даже вздрогнула от неожиданного вопроса, а что этот парнишка делает на Арене?
Роберт в очередной раз пропустил противника мимо себя и укоризненно погрозил ему пальцем. Трибуны зашлись от хохота. Элис невольно улыбнулась, а потом встревоженно вскочила с места, указующе вытянув руку. Слов не было, и все же Элис через силу прохрипела "Там, там...".
Акула перешагнул через тело парнишки-"ежика". Зрители повскакали со своих мест. На сигнал прекратить бой никто не обращал внимания.
— Прикончи его! Прикончи!.. — раздалось совсем рядом, и Элис в ужасе оглянулась. Сидящий рядом зритель, еще минуту назад веселый и довольный, сейчас буквально трясся от ярости. Он кричал и при этом брызгал слюной, и его вопль стал повторяться другими зрителями, словно все они разом лишились рассудка.
— Прикончи его!..
— Выпусти кишки!
Элис в отчаянии оглянулась в поисках хотя бы одного человеческого лица, но все было тщетно. Лиц не было, и она видела лишь разинутые в вопле рты. А потом Элис с ужасом поняла, что сам генеральный менеджер не справится с разгулявшейся стихией. Шантаж и подтасовки были бессмысленны. Трибуны жаждали крови...
Сенатор закрыла глаза. Она бы с удовольствием заткнула еще и уши, но не могла разжать пальцы, судорожно вцепившиеся в подлокотники кресла.
— Так его! Давай! — надрывался сосед слева, и Элис почувствовала, как по щекам заструились слезы.
— Руби его! В куски-и-и! — не отставал сосед справа.
А потом раздался ликующий многотысячный вопль "А-а-а-а!!", и Элис испуганно открыла глаза. Отчаянно уставилась на арену, на экран, вновь на арену и только тогда сообразила, что Роберт жив. Он стоял очень прямо, хотя и слегка пошатывался, а Акула... Акула лежал на песке... неподвижный... мертвый... без головы...
Зрители скакали и плясали у своих кресел, размахивали руками, что-то восторженно кричали и в исступлении швыряли на Арену пластиковые карты. Элис торопливо вытерла мокрое лицо.
— Так его! Так! Молодец! — ликовал сосед.
Сенатор Дженкинс поднялась с места и побрела к выходу. На лестнице ее качнуло, и дежурный бросился вперед, чтобы поддержать и подать руку. Сенатор мягко отстранила питомца и вышла в холл. Звук с арены стал глуше, но и здесь до нее доносились отдельные слова.
Они не желали смерти Роберту, теперь она это поняла, и все же не могла забыть искаженные злобой лица. И не могла представить, что когда-нибудь ей вновь придется пережить этот кошмар и, возможно, потерять...
Элис оборвала свою мысль и вскинула голову. Она не могла обратиться к консулам, значит, стоило поискать того, кто может и хочет. И одного такого человека сенатор Дженкинс знала. Ну, а если консулы не захотят прислушаться к его словам, она придумает что-нибудь еще. Дело Лесли Дайсона ей поможет.
* * *
Мыться Роберт не мог. Сил почему-то не было, словно в тот миг, когда он срубил голову Акуле, он вложил в удар столько энергии, что на него самого ничего не осталось. Питомцы сноровисто стаскивали с него ставшую склизкой рубашку, и Роберт вяло попытался сказать, что сделает все сам, но его только бережно похлопали по плечу, успокаивающе проговорили: "Ничего-ничего, Зверь, с непривычки бывает", — и принялись мыть. Попытка самостоятельно взять губку закончилась ничем — пальцы Роберта сами собой разжались, и губка выпала из рук. "Все хорошо", — сказали ему, и суета продолжилась почти без заминки, как будто ничего особенного не случилось. Роберт со стыдом прикрыл глаза, чувствуя себя пьяным бездельником с большой виллы, а питомцы упорно трудились — терли, мыли, поворачивали его и поливали водой, бережно вытирали, а потом еще одевали, обували и, стоя перед ним на коленях, старательно завязывали шнурки...
Запах нашатыря вновь ударил в нос, и Роберт открыл глаза.
— Ну, как Зверь — тебе понравилось? — Дайсон сурово смотрел сверху вниз и явно ждал немедленного ответа. — Твои идеи стоят человеческих жизней?
— Прекратите, Лесли! — возмущенный голос Чипа достигал слуха Роберта как будто издалека. — Нашли время читать мораль...
— Он должен понять...
— Прежде всего, он должен лечь, — отрезал Чип. — Значит, так, Зверь, — Роберт не понял как, но неожиданно вместо лица Лесли Дайсона над ним склонилось лицо Эрнста Тёрнера, — сейчас тебя отведут в твою комнату и ты, как хороший мальчик, сразу же ляжешь в постельку, договорились? А завтра ты почувствуешь себя молодцом. Ребята, помогите ему встать.
Чьи-то руки бережно подхватили Роберта и почти понесли прочь. Он вяло переставлял ноги, а когда спотыкался, то вновь слышал те же слова: "Ничего-ничего, Зверь, все хорошо, ты привыкнешь".
— С тобой хотят поговорить, — буркнул Дайсон и сунул в руки коммуникатор. И сразу же сжал его пальцы вокруг устройства, словно опасался, что он уронит коммуникатор на пол.
— Ты как? — в голосе Элис Дженкинс слышалось страдание. — Приезжай!
— Элис, я же стриженный, — пробормотал Роберт.
— И что?!.
— Мне нельзя покидать Арену...
Резкий звук заставил его отодвинуть коммуникатор от уха. Судя по всему, Элис швырнула трубку.
Дайсон забрал устройство из его рук и пару минут молча разглядывал Роберта, словно видел в первый раз.
— Иди ложись, — наконец-то распорядился он. — Ужин тебе принесут в комнату.
Роберт тяжело оперся на дверь, пошатнулся, когда она неожиданно поддалась, но все же удержался на ногах и ввалился внутрь. Сделал пару шагов, но потом вспомнил, что надо бы закрыть за собой. Медленно вернулся, а потом понял, что силы закончились. До кровати оставалось всего несколько шагов, вот только эти шаги казались невозможными, словно ему предстояло пройти не один десяток километров. Роберт привалился к стене, немного постоял, а потом тихо сполз на пол. Отдохнуть можно было и здесь, а потом, когда ему станет лучше, добраться до постели.
Роберт не знал, сколько просидел у стены. На него навалился сон не сон, забытье не забытье, а потом он скорее почувствовал, чем услышал, как дверь распахнулась, и родной голос испуганно произнес:
— Почему он сидит на полу?! — Голос Элис явственно дрожал.
— Да не заставлял его никто, — кажется, это был Кавендиш. — Сам захотел, сам сел... Мы здесь не причем.
— Уйдите, — скомандовала Элис Дженкинс, и дверь захлопнулась.
Роберт услышал шаги, а потом голос Элис просительно произнес: — Роберт, пожалуйста... Тебе надо встать...
Поднять голову, попытаться сфокусировать взгляд, встать. Ноги не слушались. Руки утратили силу.
И тогда Элис сама попыталась его поднять. Ужаснувшись, что она может надорваться, Роберт удвоил усилия, но, в конце концов, вновь оказался на полу. Выбившаяся из сил, растрепанная и заплаканная, Элис села рядом и в отчаянии прижалась к нему всем телом.
— Ты не должна, — прошептал Роберт. — Я же убийца...
— Нет! — Элис Дженкинс встрепенулась и протестующе замотала головой. — Акула заслужил. Ты не убийца, Роберт... Ты — защитник...
Роберт инстинктивно прижал Элис к себе. Угрозы безумца зазвучали как наяву, и это воспоминание заставляло его держать молодую женщину в объятиях, словно только они могли уберечь ее от опасности.
— Послушай, Роберт, ты должен мне помочь, — с неожиданным спокойствием проговорила сенатор. — У меня не хватит сил поднять тебя, а ты должен встать. Это необходимо. Пожалуйста, я очень тебя прошу. Помоги мне. У тебя получится.
Она продолжала тянуть его вверх, и Роберт понял, что должен совершить невозможное. Элис могла пострадать, и Роберт вцепился в стену, заставляя себя подняться.
— Ты можешь, можешь, — повторяла она. — Вот так, все хорошо, я рядом...
С помощью Элис Роберт добрался до постели, а потом почти повалился на покрывало.
— Я помогу тебе, — прошептала она, и Роберт опомнился:
— Нет, Элис, нет, ты не должна...
— Хорошо, если тебе неприятно, я не буду, — сразу же отозвалась она. — Все, как ты решишь. Я могу сесть рядом?
— Да...
Он протянул к ней руку и их пальцы встретились.
— Элис, ты будешь меня ждать? — спросил Роберт.
— Да, — ответила Элис. — Всегда.
* * *
Утром Роберт проснулся если и не полностью отдохнувшим, то, во всяком случае, посвежевшим, здравомыслящим и полным сил. О случившемся накануне напоминали лишь ноющие мышцы, валявшийся на полу плед и еле уловимый аромат духов Элис. Об Элис Дженкинс Роберт и размышлял, нещадно ругая себя за эгоизм — требовать от женщины ждать его, когда он сам не мог быть уверен в освобождении, было, в лучшем случае, самонадеянностью, а в худшем — свинством. И все же когда на тренировке Дайсон привычно сообщил, что "с ним хотят поговорить", а потом он услышал ставшее родным приветствие "Ты как?", благоразумие оставило Роберта, и он вновь почувствовал себя счастливым.
Нельзя сказать, будто Роберт не пытался вернуть себе здравый смысл, не вспоминал о необходимости беречь репутацию Элис и раз за разом не твердил, что она имеет право на нормальную человеческую жизнь, а не сомнительное счастье связи с рабом-гладиатором. Уговоры помогали слабо, к тому же режим тренировок не оставлял времени на посторонние размышления, а после учений и обязательного душа Роберта вызвал к себе Кавендиш.
И вновь у бойца возникло ощущение, будто он присутствует на совещании обычной фирмы оставленного мира. Кавендиш указал ему на кресло, Чип дружелюбно кивнул — и все это выглядело настолько невинно и привычно, что Роберт на всякий случай напомнил себе, что находится на Арене, а не в Строительном департаменте, и что дело наверняка касается расписания боев, а вовсе не очередного архитектурного проекта.
— Держи, это твоя доля, — сообщил Кавендиш и толкнул в сторону Роберта связку электронных платежных карт.
С изумлением Роберт обнаружил, что стал обладателем сразу семи тысяч долларов. Конечно, в качестве премии за победу в сенатском конкурсе он получил гораздо больше, но те деньги были результатом упорных трудов, поисков и созидания, а сейчас он получил премию не за служение обществу — за убийство. Жизнь в свободном мире явно стоила дешевле смерти, и ошеломленный буквальным подтверждением этого тезиса Роберт поднял на менеджера недоуменный взгляд.
— Ну, да, пока семь тысяч, — объявил Кавендиш, превратно истолковав удивление Роберта. — А ты что хотел — сразу состояние?! — администратор наклонился вперед, будто пытался боднуть Роберта. — В твоем нынешнем статусе даже Акула получал втрое меньше!
Роберт неопределенно кивнул, пытаясь осознать этот факт. Его настолько ценят? В условиях Арены это вряд ли можно было счесть причиной для гордости. В масштабах всего мира казалось извращением. Роберт чувствовал, как в душе поднимается глухое раздражение.
— Каталоги на складе, бланки заказов там же, — деловито перечислил Кавендиш. — Впрочем, тебя уже наверняка информировали.
— Конечно. Какие-то ограничения на траты у меня есть? — Роберт решил, что деловитый тон — лучшая политика.
— Никаких.
— Занятно, — задумчиво проговорил Роберт. — Добропорядочный питомец имеет множество ограничений, а боец с кучей диагнозов и, временами, реально поехавшей "крышей" — никаких. Не могу сказать, что быть нормальным человеком выгодно...
— Знаешь что, Зверь... — начал Кавендиш.
— Да, знаю, знаю, — в раздражении перебил Роберт. — Нормальный трудолюбивый питомец должен жить долго и, желательно, хорошо, — наставительно заговорил он, пародируя лекторов Стейтонвиля. От сарказма в его тоне Кавендиш сморщился. — Жить разрешается до старости и, значит, питомцу нужно копить деньги, — по-доброму разъяснил Роберт. — Правда, учить его думать о завтрашнем дне долго и сложно, проще ввести ограничения и на этом успокоиться!
— А вот боец до старости не доживет, — продолжал Роберт, — он вообще проживет мало, а деньги должны возвращаться обществу и, желательно, поскорей. Активный денежный оборот — это понятно.
Роберт пристально посмотрел сначала на менеджера, потом на куратора и Чип отвел взгляд. Кавендиш шумно выдохнул, а потом с досадой пробормотал:
— И что тебе не жилось у сенатора? Может быть, писал бы законы, раз такой умный...
Раздражение неожиданно улеглось, и Роберт молча засунул платежные карты в складку пледа. Действительно, нашел на ком срывать досаду и кому читать мораль. Это и с Ричардом никогда не проходило, а ведь от Ричарда в этом обществе кое-что зависело. Да и с законами Кавендиш попал в точку. Племянник вполне мог свалить на него и эту обязанность — находить недооцененные обществом проблемы, исправлять мелкие недочеты в законодательстве, улучшать положение питомцев... Изо всех сил латать этот мир, делать его крепче и долговечнее, а потом, возможно, гордиться тем, что благодаря его усилиям питомцы получат право самостоятельно выбирать пару и даже постоянные имя и фамилию!
Роберт представил эту картину и решил, что Арена еще не худшее место жизни.
— Ладно, — уже другим тоном проговорил менеджер бойцов. — Еще вопросы по деньгам есть?
— Как сделать благотворительный взнос? — спокойно и холодно осведомился Роберт.
— Через платежные терминалы. Раздел "Благотворительность" там есть, разберешься, — ответил Кавендиш. — Терминалы находятся на складе, в столовых и в гараже. Тёрнер покажет, но, вообще-то, я вызвал тебя не для этого.
Кавендиш сделал эффектную паузу, а потом, не скрывая удовольствия, принялся вещать:
— Завтра у тебя великий день — состоится твоя первая фотосессия. В лучшем фотоагентстве столицы, Зверь, цени. Послезавтра ты примешь участие в съемках рекламного ролика, — голос свободного Кавендиша крепчал, а сам он прямо-таки светился от гордости. — А еще мы успели протолкнуть тебя на участие в съемках для нового календаря. Это редкая удача для "ежика". Ну, а после календаря — готовься к интервью!
Менеджер бойцов победно улыбнулся и откинулся на спинку кресла.
— Ты понял, парень? Скоро ты станешь звездой! Конечно, после вчерашнего ты почти звезда, — уже обыденным тоном признал он, — но это временная слава, до следующего боя. Все же есть Волк, есть Сокол, Бык и еще парочка бойцов, опытнее тебя. Но зато ты лучше выглядишь, а фотогеничность стоит очень дорого. Мы создадим из тебя суперзвезду! — Кавендиш в воодушевлении взмахнул руками, чем-то напомнив Роберту дирижера. — Ты станешь первой суперзвездой Арены. Твои фото будут украшать наши города, войдут в каждый дом и в каждую семью. А потом в игру вступит твой блог. Да, Зверь, тебе повезло... И нам тоже, — добавил менеджер.
На губах Кавендиша появилась мечтательная улыбка, а Роберт понял, что нарисованное им будущее вполне подпадает под то, что дед называл "оперативным простором". "Бедный Стив, — подумал он, — ну как тебе работать с такими старательными и креативными людьми?!".
— Конечно, тебе придется много работать, но по большей части это будут на редкость приятные труды...
Менеджер бойцов красочно живописал открывавшиеся перспективы, а Роберт размышлял, какую изобретательность должен будет проявить уже он сам.
— Так какую тему для интервью вы выбрали? — перебил он откровения администратора.
— Господи, Зверь, ну, какая тут может быть тема! — Кавендиш укоризненно покачал головой. — Пойми, для обычных людей и журналистов, кстати, тоже ты — хищник, брутальный самец, который может одним махом снести голову безумцу. Надо предстать перед ними опасным и прекрасным зверем, загадкой природы, которая чарует своей непредсказуемостью...
— Банально и скучно, — безжалостно подвел итог Роберт. — Попросту пошло.
— Вот только умствовать не надо! — Кавендиш обвиняюще ткнул в Роберта пальцем. — Поверь, я лучше знаю, что надо публике. Брутальность и простота — вот секрет успеха.
— То есть, если я скажу, что хочу поиметь всех трех консулов одновременно, это будет нормально? — почти со злостью проговорил Роберт.
Чип поперхнулся:
— Но ты же победитель сенатского конкурса, — впервые подал он голос.
— Я — Зверь, — отрезал Роберт. — Так как, свободный Каверндиш, вам понравится такой уровень брутальности и простоты?
Кавендиш утомленно вздохнул.
— Это несколько... слишком, — осторожно заметил он. — Послушай, Зверь, ну можно же соблюсти баланс. Я знаю людей, и я достаточно за тобой наблюдал, чтобы понять, что такая задача тебе по плечу. Сыграй роль!
— Роли я предпочитаю выбирать сам, — парировал Роберт.
Менеджер бойцов досадливо поморщился.
— Не беспокойтесь, на первой фотосессии я дам фотографам проявить себя, — после некоторого раздумья сообщил Роберт, — если, конечно, они не впадут в пошлость. А потом — посмотрим...
Кавендиш не стал возражать, и боец понял, что его уверенность в успехе была столь сильна, что о мелочах он уже не беспокоился. Зато Роберт ощутил некоторую тревогу, когда Чип развернул бурную деятельность по подготовке к фотосессии. Рубашки и пледы всех цветов и оттенков... Когда Роберт язвительно поинтересовался, не собирается ли Тёрнер по такому же принципу подбирать набедренные повязки и обувь, тот хлопнул себя по лбу и сказал, что они должны немедленно вернуться на склад, а Роберт мысленно поклялся, что больше никогда не станет над ним подшучивать. Под лозунгом "Я решу все твои проблемы" Чип готов был носом взламывать бетон и голыми руками разбирать обломки. Роберт не мог понять, почему при такой энергии и трудолюбии Тёрнер пошел работать на Арену, а не отправился на континент.
Еще через полчаса Роберт убедился, что для работы с рекламщиками и фотографами на Арене было предусмотрено все. Передвижной контейнер с вешалками, полками, столиком, мягкими табуретами и большим зеркалом в качестве гардеробной и гримерной... Расторопные питомцы, которые быстро и аккуратно заполнили контейнер вещами, загнали его в кузов перевозки, а потом с энтузиазмом сообщили Роберту, что будут счастливы ему прислуживать... Роберт с некоторой опаской оглянулся, размышляя, нет ли на Арене еще и гримера, но, видимо, этого специалиста предоставляло фотоагентство.
А еще Роберт гадал, каким образом его повезут на фотосессию, но оказалось, что ничего общего с прежними способами перевозки питомцев ему не грозит. Никаких специальных кресел, никаких пятиточечных ремней и тем более клеток. Вместе с Чипом он поднялся в отделение перевозки, больше всего напоминавшее салон автомобиля киношного миллиардера — с удобными сидениями, роскошным баром и большим экраном компьютера. В реальной жизни подобные автомобильные салоны казались Роберту верхом непрактичности, но теперь он ехал как раз в таком и рассеянно внимал наставлениям Тёрнера.
Зато явление обитателей Арены в лучшее фотоагентство столицы напоминало явление голливудской звезды со свитой в киностудию. Охи и ахи неслись со всех сторон, и все это казалось Роберту излишне экспансивным, наигранным и попросту глупым. Гример уставился на него в таком остолбенении, что Роберту пришлось напомнить специалисту о необходимости работать, а когда Роберт с Чипом вошли в студию, вместо приветствия их встретило дружное восклицание "А-а-а-х!".
Тёрнер торжествующе кивнул Роберту, словно намекал, что ничего другого и не ждал, а фотограф мог только пробормотать пару бессвязных фраз:
— Черт, всегда знал, что Кавендиш стервец, но чтоб так... Шикарный сюрприз...
Фотограф медленно обошел Роберта, а потом возбужденно заговорил:
— Я знаю, как мы будем его снимать! Обнаженным, как античную статую... Аполлон, нет, Персей...
— Может, еще и в золотой краске? — разозлился Роберт. — И с отрубленной головой в руке?
Глаза фотографа загорелись.
— Правильно, надо золото! Много золота! — радостно повторил он. — Мы покрасим его в золотой цвет. Все оттенки золотого и голова чудовища в руках...
Роберт разочаровано скривился.
— Возможно, я расстрою вас, свободный.... э-э-э...
— Атвуд... — ответил собеседник с такой небрежность, словно сам по себе Роберт не представлял какой-то интерес. Боец заметил, что фотограф ни разу не посмотрел ему в глаза.
— Так вот, свободный Атвуд, во-первых, это плагиат, — размеренно объявил Роберт. — Во-вторых, не думаю, что отрубленная голова, даже ненастоящая, понравится вашим клиентам. А в третьих, это просто безвкусно и пошло.
Свободный Атвуд растерянно оглянулся на Тёрнера, слово не мог поверить, что какой-то боец мог выговорить все эти слова, а потом, так и не дождавшись поддержки, впервые посмотрел Роберту в глаза. Два взгляда встретились, и боец понял, что на этот раз его узнали.
— Но... как же так, — растерянно пробормотал Атвуд. — Ведь это же... доктор Томпсон? — не веря самому себе, пролепетал он.
— Ну, да, — подтвердил Тёрнер. — Кавендиш ведь предупреждал, что вас ждет сюрприз.
— Как же так?.. — продолжал лепетать фотограф.
— В жизни случается всякое, — спокойно заметил Роберт. — И, может быть, мы все же вернемся к работе?
Атвуд напоминал человека, которого от души стукнули по голове, но постепенно в его взгляде появилась осмысленность.
— Я знаю, что надо делать, — объявил, наконец, он. — Мы все сделаем наоборот. Алая рубашка и белый плащ... Шкура дикого зверя у ног... И — ветер!
Питомцы Арены со всех ног бросились за вещами, но, едва взглянув на белый плед, Атвуд отрицательно замотал головой:
— Ну, и что вы принесли? Это все не то, не то... Шелк... нам нужен шелк...И побольше...
Теперь засуетились ассистенты Атвуда. Роберт с интересом наблюдал за творческими муками почти что коллеги, смотрел, как он выбирает фон и свет, а потом мечется между пятью красными рубашками... Наконец, выбор был сделан, и все же, когда Роберт переоделся, Атвуд почти в отчаянии схватился за голову.
— Нет, нет и нет! — вопил он. — Оттенок должен быть другим! Ребятки, подсветите тон — больше алого... И, в конце-то концов, где мой шелк?!
К моменту, когда белый шелк был явлен фотографу, Атвуд успел загонять и питомцев Арены, и своих ассистентов, и даже Тёрнера. А потом фотохудожник сообразил, что шелк еще надо как-то закрепить на плечах Зверя, и все началось сначала.
Роберт смотрел прямо перед собой и думал, что задумка Атвуда страдает излишним пафосом, хотя и предпочтительней золотого Аполлона или Персея. А еще он размышлял, что обязан взломать это следование канонам, разнести его на куски! Сейчас идея Атвуда ничем не отличалась от пафосных идей организаторов праздников Стейтонвилля, но что будет, если в следующий раз Атвуд впадет в сентиментализм? Ему придется фотографироваться с пушистым котенком на ладони?
— Воздух, подайте воздух! — распорядился Атвуд, и Роберт напрягся, чувствуя, как шелк вздувается за спиной.
— Да не так! — фотограф замахал руками, и ассистенты выключили рукотворный ветер. Плащ за спиной Роберта опал. — Ему нужен меч. Тот — посеребренный. "С мечом в руках мы жаждем мира...", — вдохновенно продекламировал он, и Роберт понял, что этот мир неисправим...
Когда через пять часов они возвращались на Арену, Тёрнер задумчиво проговорил:
— Знаешь, Зверь, такой красоты не получалось сделать ни с одним бойцом...
— Это не красота, это красивость, — недовольно ответил Роберт.
— А в чем разница? — пожал плечами Чип. — По-моему, здорово.
— Я покажу, обязательно покажу, — пообещал Роберт. — Но только в следующий раз. Это ведь наверняка не последняя фотосессия.
Тёрнер согласно кивнул. Подтверждать очевидное у него уже не было сил.
А потом была Арена, разминка и недовольная физиономия Дайсона: "С тобой хотят поговорить". Роберт поспешно забрал из рук наставника коммуникатор и улыбнулся на вопрос Элис "Ты как?".
— Вернулся с фотосессии — она была совершенно безумной. Кажется, из меня решили сделать символ вашего гимна...
Элис тихонько засмеялась.
— Расскажешь?
— Обязательно...
В устройстве послышался неприятный сигнал, и Элис вздохнула:
— Меня вызывают. Я перезвоню.
И не перезвонила.
