Великий город горел. Все вокруг было затянуто черным дымом. Не помогли ему мощные стены и доблестные граждане, готовые отдать свои жизни за свободу. Путь к цитадели после прорыва через пристань занял почти шесть суток. Вся прилегающая местность была застроена четырехэтажными домами. Из каждого окна стреляли из луков, метали дротики и бросали камни. Осаждающие вынуждены были брать дома штурмом по очереди. В узких переулках шла непрерывная резня. Отряды жителей появлялись из малозаметных дверей и кривых переулков и убивали воинов.
Озлобленные сопротивлением воины стали ломать стены домов, обрушивая их и поджигать. Пока огонь расчищал дорогу вперед, сносились уже захваченные здания. Одни погибали в рукопашном бою, другие падали с крыш. Тысячи гибли при падении зданий. В таких случаях не помогали и тайники. Раненые, искалеченные и обожженные, добивались, не взирая на пол и возраст. Страшный крик убиваемых, умирающих и убийц стоял над городом. Казалось, что кричит умирающий город.
На седьмой день к переполненной беженцами цитадели подошла двойная тысяча отборных воинов. Брать крепость штурмом было бы проблематично. Она была построена на отвесной скале, и внутри находилось почти 50 тысяч жителей, готовых дорого отдать свою жизнь. В начале штурма в городе проживало почти пол миллиона. Огромный город протянул свои щупальца по всему цивилизованному миру. Рано или поздно два развивающихся цента должны были столкнуться. Немного осталось от первоначальной численности населения.
Потери штурмующей армии и так были огромны, поэтому Остроглаз получил разрешение даровать жизнь сдавшимся. Естественно, кроме перебежчиков. Этим ничего хорошего не светило. Остальных ждало рабство. Смерть или жизнь. Умереть свободным или жить рабом. Выбор достаточно серьезный. И дело даже не в том, что жители нередко поджигали сами свои дома, чтобы их имущество не досталось врагу, а в цитадели были очень богатые храмы. В одном только святилище Асклепия ниша, где стояла его позолоченная статуя, была покрыта золотыми пластинами, весом в тысячу талантов. А уж, сколько накопилось драгоценностей в подвалах только жрецы и знали! Но сейчас дело было вовсе не в добыче, хотя она и требуется, чтобы вознаградить воинов. У него был другой приказ. Глупо было терять огромные знания, накопленные Храмом за столетия. Слава врачевателей Асклепия и Верховного жреца Храма гремела по всему Средиземноморью.
Остроглаз молча ждал. Со стен было прекрасно видно и его, и значок, который держал его телохранитель тоже. Он приглашал на переговоры и не просто так, а под знаком Эскулапа. Сам. Не дожидаясь униженных просьб от осажденных, которым уже нечего есть.
Парламентер был очень стар. Полностью седой, болезненно худой и шел, осторожно ставя ноги. Чувствовалось, что ходить ему тяжело. На груди старика висел большой медальон из золота с изображением змеи и посоха. Тут уж сомнений никаких. Старший жрец храма. Остроглаз подобрался, отдал честь, как положено хорошему солдату перед лицом вышестоящего. Уважение надо проявлять даже к проигравшим.
— Приветствую тебя Великий жрец Асклепия, — сказал он. Дождался пока тот сядет напротив, и продолжил, — я Остроглаз Юний, центурион и второй консул Армии, избранный всенародным голосованием. Мои слова — это последнее предложение. После этого только смерть для всех.
— Я слышал твое имя, — негромко сказал старик, на хорошем ромском языке, с еле уловимым акцентом. — Мудрено было пропустить мимо ушей весть о славе, покрывшей тебя, когда ты взял на себя командование пехотой и остановил прорыв нашей армии в битве. И имя первого консула из плебейского семейства тоже дошло до меня очень быстро. Странные времена настали. Он хмыкнул. — Мы теперь командуем людьми и даем им указания.
— А разве ты не занимался всю жизнь именно этим?
— Нет, — резко ответил жрец, — Не только рабочие руки и секретари, записывающие и читающие тексты. Мы работаем вместе, в постоянной связке. Мы дополняем друг друга. Диагноз, лечение травами, запах больной плоти и хирургия, которая остается на людях. Симбиоз.
— О да, — оскалился в улыбке Остроглаз, — хорошее слово. Глубокий философский смысл. Прости, но я очень практичный тип и глубокие материи навевают на меня скуку. Абстрактные понятия вообще до таких как я, доходят плохо. Селекция под присмотром жрецов, — он оскалил зубы, — определяющих кто даст лучшее потомство, продолжается уже давно, мы не глупее людей, но правильно использовать разные термины могут немногие. Именно поэтому нас с детства и делят на воинов и жрецов. Кому-то сидеть и думать, а кому-то убивать. Очень практичное занятие. Впрочем, далеко не все люди способны понять твои слова.
Симбиоз бывает разный, — помолчав, продолжил центурион, — взаимовыгодный, когда он увеличивают шансы обоих партнёров на выживание. И паразитический, когда выгоден одному и вреден другому. Где там тонкая грань проходит каждый решает для себя. Нет, — увидев, как шевельнулся жрец, сразу сказал Остроглаз, — конечно, я не думаю, что мы паразитируем на людях. Польза для них огромна. Интуиция и намного превосходящие органы чувств Говорящего, способного по запаху поставить диагноз на ранней стадии плюс знания человека-врача... равно невообразимое развитие медицины у обоих видов. Работа лекаря стала исключительно совместной. У человека мысли не возникнет ставить диагноз и выбирать наиболее безопасное лечение без напарника. И он прав, достаточно посмотреть на племена, в которых мы не живем. Там, — он мотнул головой, — на юге и на востоке, гораздо выше смертность и с медициной страшные проблемы. Зато вокруг Средиземного моря мы (как люди, работающие с нами, так и Говорящие) стали элитой. Пока только духовной, но я пробью путь, по которому пойдут и другие, и со временем станем и светской. В симбиозе, — показав зубы в усмешке, пояснил он. — Семья — это святое. Вот только почему глава семьи должен быть человек?
"Варвар, — подумал жрец, рассматривая могучее тело собеседника, одетое в кольчугу. — Могучий и совсем не глупый варвар. Дошедший своим умом, до того, о чем не первое столетие говорят в узком кругу. Проблема в его слишком практичном направлении мыслей. Он смотрит в сегодня, не понимая, что будет еще и завтра"
— Ты же не думаешь, — с насмешкой сказал он, — что первым об этом задумался? К сожалению, все дело в численности. Если нас станет слишком много, начнутся проблемы с питанием. Вот здесь и вылезет на свет паразитизм. Мы не заинтересованы в сельском хозяйстве, исключительно животноводство. А вот людям на одном мясе не прожить. Столкновение интересов. При этом людей всегда будет больше и можно получить очень неприятные последствия. А очень большая стая Говорящих не возможна. Обязательно передерутся и расколются. Иерархию стаи у нас не вытравить никакой селекцией. Инстинкт. Можно как в степях делают, стада пасти, но мы живем совсем в других условиях. Кочевать с места на место не получится, да и тупик это. Оседлые племена всегда будут многочисленнее и сильнее, чем номады. За счет ремесленников и дополнительного источника питания. Недаром, даже захватив территорию, кочевники очень быстро переходят к оседлому образу жизни. Комфортнее и сытнее. Поэтому оптимальное развитие именно в совместном существовании. Только баланс интересов, иначе никак. Элита светская? Возможно. Но не когда мы правим, а люди подчиняются. Это путь к резне. Когда мы одни из многих правящих — это не так бросается в глаза. Не стоит восстанавливать против себя людей. Но ведь честолюбца не остановишь. Он будет лезть вверх по головам, при малейшей возможности. С кровью и нарушая законы чести. Ты Платона читал? — неожиданно спросил он.
— Про равные права для всех граждан? — спросил центурион, пожав плечами. — Этого не будет никогда. Граждане рождаются равными, но один умнее, другой сильнее, третий, — он опять оскалился, демонстрируя клыки, — получит лучшее образование и воспитание. Масса... она тупая... Как бы это помягче сказать... желает набить брюхо и получить интересное зрелище. Богатый всегда сможет купить необходимое количество голосов. Что у нас, что у вас. Правит не народ. Правит олигархия. Поэтому и должны плебеи выдвигать своих кандидатов на государственные должности. Равноправие может обеспечить только представительство у власти. Только тот, кто сделал для города что-то полезное, имеет право участвовать в приеме новых законов. Построить водопровод для всех нуждающихся, к примеру.
— Это ведь тоже подкуп!
— Да, — спокойно подтвердил центурион. — Не прямая, но взятка. Но я умру, а водопровод в моем квартале останется. И термы бесплатные тоже. Я сделал их для города. И скорее даже для моей трибы. Из собственного кармана. Для будущих поколений тоже. Ага, награбив деньги во взятых городах. А что делать, если Юнии не имеют своих рабов, а только пять югеров земли? С голоду не сдохнешь, особенно если трое мужчин погибли в войнах с вами и уже ни в чем не нуждаются, но есть еще и другие члены семьи и тоже кушать хотят. Поэтому желающий получить государственную должность непременно обязан отслужить в армии. Это единственное место, где богатый и бедный имеют общие интересы и испытывают одинаковые трудности. На своей шкуре должны проверить, что такое отдавать жизнь за свой город и государство, и о чем думает народ. Он замолчал и задумался.
— Так говоришь пропорциональное представительство, — после паузы пробормотал центурион. — Интересная мысль, надо хорошо обдумать. Жрец удивленно покачал головой, пытаясь разобраться, что именно в его словах натолкнуло на эту странную мысль. — Говорящие есть в семьях и у патрициев, и у плебеев, — размышлял вслух Остроглаз. Не будут они блокироваться, у каждого свои интересы. Мы давно уже не одно племя, а просто граждане, с различными побуждениями. Ну, — встрепенувшись, сказал он громко, — это все дело грядущих времен. Пора бы нам обсудить сегодняшнюю сдачу.
— Сдавшиеся люди станут рабами, — равнодушно сказал жрец, — но сохранят жизнь. А вот что с нами?
— Из Говорящих рабов не сделать, — хихикнул центурион. — На поле нас не загонишь и в шахту тоже.
— Ты не прав. Раба можно сделать из любого. Даже раба-воина. Воспитать преданность с детства или сломать побоями. Будешь сидеть на цепи, и охранять имущество хозяина.
— Я скорее сдохну, — возмутился центурион.
— Ты, наверное, да. Но есть и другие. Не зарекайся.
— Этого не будет. Показывать такое людям? Ну, нет! Говорящий родится свободным и умрет таковым. Во всяком случае, там где ступит ногам гражданина Рома. Вот только побежденным придется умереть.
— Всем? — вкрадчиво поинтересовался жрец.
— А? Сбил ты меня, — с возмущением заявил Остроглаз. — Все-таки не привык я к таким дискуссиям. Не эллин какой-нибудь.
— Ты очень практичный...
— Вот именно. Он помолчал и продолжил:
— Способных рожать женщин, мы не убиваем никогда, сам прекрасно знаешь. У каждой будет муж из моих воинов. Даже будет время осмотреться и выбрать.
— Свежая кровь, — согласился жрец. — А что цвет не такой, не волнует?
— Такая хуй...я! — со смехом, ответил Остроглаз. — Даже простые парни вроде меня прекрасно знают, что все мы происходим от трех праотцов и пяти праматерей. Расцветка получается в результате определенного отбора. В замкнутых племенах все друг на друга со временем становятся похожи. Все кем-то приходятся соседу. Короче, не трогает. Главное прекрасные дети будут. Проверено. Я вот тоже в предках числю одну вашу леди, захваченную в очередном взятом штурмом городе, лет сто назад. Уж родословные мы свои знаем наизусть до двенадцатого колена и происхождения не стесняемся. Были бы стати и формы хороши, а остальное приложится. Выкуп платить родственникам не надо, тоже немаловажное дело и все пойдут в разные семьи. Близкородственные связей здесь тоже быть не может. Не скажу, что все мои парни великое счастье, но это лучше, чем насилие или смерть. Сам понимаешь, что бывает, когда дорвутся до добычи и женской плоти в павшем городе. Три дня на разграбление, а потом останется кусок мяса. Если останется. Лучше уж из милосердия потом добить.
— А если у них есть уже дети?
— Зачем нам ваши потомки? Если он уже говорит, значит, и воспитание получил соответствующее. Из мужчин в живых останутся только полноправные жрецы-врачеватели. Причем каждого проверят потом. Знания нам нужны. Практические знания. В храмах найдется место для всех. Только не группой. По одиночке. И без указаний Верховного жреца, — не глядя собеседнику в глаза сказал Остроглаз. — Остальные... Центурион клацнул зубами. — Это был Великий город. Слава о нем гремела по всему Средиземноморью. Больше его не будет и жителей его тоже. Если бы случилось наоборот, вы поступили бы также. Нет в нашем мире места для двоих. Двум волкам в одной роще тесно, дичи не хватит.
— А если охолостить? — прервал его жрец. — Потомства уже не будет.
— По-моему, — с изумлением уставившись на него, сказал центурион, — это еще хуже. Взрослый будет помнить, и ненавидеть всю жизнь. Зачем нам такое... Ребенок? Нет! Он станет излишне послушным и без нормальной агрессивности. Куда его девать? В храм, прислуживать? Нет! Я сказал, ты услышал. Ждем до утра.
— Прощай, — вставая, сказал Великий жрец.
— Прощай, — эхом повторил Остроглаз. — Тело твое старо, но дух свободен. Желаю тебе правильно выбрать путь.
Гасдрубал с трудом спустился по ступенькам в свою личную лабораторию. Мало приятного, было в сцене произошедшей, после того, как он пересказал условия капитуляции. Только немногие готовы были и дальше сопротивляться. Помощи ждать неоткуда, война окончательно проиграна. Только Говорящие будут биться до конца, но у них и выбора нет. Впрочем, своих женщин они согласились выпустить. Тех, кто захочет.
Он давно уже не слышал своего личного имени, превратившись в символ — Верховного жреца. Уже лет пять он показывался на глаза горожан исключительно по большим праздникам, когда отвертеться от прямых обязанностей было нельзя. В остальное время он делал только то, что ему нравится, ставил опыты, изучал новые неожиданные направления. Казалось бы, какое отношение имеет математика или география к медицине, но он давно уже понял, что нельзя зацикливаться на узкой специализации.
Благодаря математике можно вычислить правильную форму линзы для исправления зрения, а переменная в формуле позволяет учитывать степень преломления света. В разных местах, стекло, увы, делают неодинаково прозрачным. А, зная географические особенности места гораздо проще выяснить возможные инфекционные заболевания и растения, способные помочь в лечении. Нередко травы и деревья из далеких краев могли помочь страдающим больным. Приходилось проталкивать и даже снаряжать за счет Храма дальние экспедиции. К сожалению, не только центурион страдал практичностью. Все хотели отдачи сразу и без долгих трудов.
Тяжело дыша, он остановился перед дверью, привалившись к стене. Тридцать лет — это возраст серьезный. Немногие Говорящие доживали до его лет. В последнее время он с холодным интересом вел дневник своего состояния. Что и как. В каком месте болит и почему заметно слабеет зрение. Может потом пригодиться, следующим поколениям. Храм непременно сожгут, но вот вывезти записи многих поколений врачевателей практичные ромляне догадаются без подсказки.
Дверь распахнулась и к нему торопливо кинулась человеческая женщина. Его последняя и самая талантливая ученица. Никогда не завидовал людям, но на старости лет начал задумываться всерьез, почему она в тридцать лет в самом расцвете сил, а его уже дожидаются с нетерпением черви в земле. Да, благодарно махнув ей хвостом за помощь и ложась на знакомый ковер в комнате, подумал Гасдрубал, им до нас далеко. Мы быстрее становимся взрослыми. Нюх, слух, осязание у людей как у инвалидов, но зато больше срок жизни. Богов не обманешь. Если что-то получаешь в большем объеме, обязательно расплачиваешься за это.
Женщина осторожно погладила его по спине, потом почесала между ушами. Верховный жрец зажмурился от удовольствия. Атавизм, но ведь приятно. Не хочется признавать, но в некоторых отношениях не далеко ушли от собак. Очень схожие реакции. Ну и что, что он полтора метра длиной, метр в холке и весит почти шестьдесят килограмм. В молодости и больше массу имел и мог перекусить любого пса пополам. Да и человека тоже. Все равно предки общие.
И почему Боги так не справедливы? — снова подумал он. — По любым человеческим меркам не красавица. Нос слишком длинный, фигура излишне широкая. Ей бы молотом махать, а она гениальный хирург. Даже если сейчас выйдет и не тронут, ничего хорошего не ждет. Знаю я, как обращаются с общими рабами. А она еще гордая дура. Долго не проживет.
Он не сильно ткнул ее головой, отстраняя, и спокойно произнес:
— Все. Жизни нам осталось до рассвета. Гарнизон сопротивляться не способен. Командир раскис и готов сдаться, еды не осталось, воды максимум на сутки. Возьми стило и пиши. Да, и лучшую бумагу из египетского папируса!
Она направилась к столу, уселась, достала необходимое и с готовностью посмотрела на Гасдрубала.
— Остроглазу Юнию, центуриону и второму консулу Армии. От Верховного жреца храма Асклепия Гасдрубала.
Надеясь на твою практичность, — старый жрец хмыкнул, — советую взять под контроль любые написанные тексты, хранящиеся в Храме. Обучение обучением, но ведь и учебники сгодятся. И если сегодня никто не болеет чумой, это еще не значит, что она не нагрянет позже. Раньше определишь, раньше приступишь к лечению. Умному достаточно.
И еще обрати внимания на эту рабыню...
— Учитель! — возмущенно воскликнула женщина.
— Молчи, — отрезал он. — Получится, значит, Асклепий на тебя внимание обратил. Головой думай, для этого она предназначена и пиши. Это шанс не просто выжить, но продолжать заниматься врачеванием.
Она не только может, — продолжил диктовать жрец под скрип стило, — разобраться с бумагами и книгами, но сама разработала метод обезболивания при ранениях, спасающий жизнь во время операций. Исцелила почти две сотни тяжело раненых с использованием пропитанной лекарственным средством губки. Больной во время хирургического вмешательства и ковыряния в его теле ничего не чувствует. Уж кому как не солдату знать насколько это важно и полезно.
Все. Мою подпись и свое имя поставь. Давай сюда! Он ткнулся носом в размазанную краску на бумаге, оставляя отпечаток. Противнейшая процедура, потом долго не оттереть. Такие печати ставили очень редко и на самых важных документах. Зато и подделать невозможно. Носы у каждого индивидуальны, как у людей отпечатки пальцев.
— Почему? — почти шепотом спросила она. — Жрецов никто не убивает.
— Верховных жрецов? — он подмигнул. — Зачем оставлять авторитет, на который могут оглянуться, прежде чем что-то сделать. И зачем вводить меня в соблазн устроить захватчикам пакость. Непременно убьют. Не надо доводить до этого. Я уже стар и все равно долго не протяну. А вот мои ученики останутся. Ты тоже, — повысив голос, нажал Гасдрубал, — если поведешь себя правильно. Я тебе для того и письмо даю. Больных надо лечить. Раненых тоже. Не важно кто они. Мы лечим всех. Усвой это. Все, — устало сказал он, — иди. Стоп, — воскликнул, когда она уже подошла к дверям. Женщина с надеждой обернулась. — Никогда, никому, ни при каких обстоятельствах не говори, чем мы здесь занимались. За меньшее убивают на месте. Нас и так считают извращенцами и именно в этом вопросе я с ромлянами абсолютно согласен. Сношаться с собаками, все равно, что человеку с обезьянами. Это не наш вид и это против законов данных нам Богами. Прощай, и пусть они пошлют тебе удачу!
Он долго лежал, прислушиваясь к удаляющимся шагам, потом вздохнул и опустил голову на передние лапы.
Я еретик, сказал он сам себе. К чему обманывать самого себя перед смертью. Верховный жрец храма Асклепия и мудрец направляющий Говорящих еретик. Это правда. Я богоборец. И это тоже, правда, хотя от моих стараний и толку никакого. Одно я четко понял. На нашем уровне знаний добиться этого нельзя. Может, есть что-то в священных текстах правильное? Вмешательство на высшем уровне... Как там, в апокрифе от Свидетеля...
И была Титаномахия, битва богов-олимпийцев с титанами. Борьба длилась десять долгих лет, но победа не склонялась ни на ту, ни на другую сторону. И пришли на помощь Зевсу дикие волки. Многие погибли в сражении, но титаны дрогнули, и были побеждены. Тогда наградил Зевс добровольных помощников. Он дал им дар речи. Решил развлечься.
Не знал он что делает. Собственно ничего удивительного, наши Боги особым умом не отличаются. Вот скандалить и между собой и красть чужих баб — это они умеют отменно. Мда...
Восемь их было наших Говорящих первопредков, везде записано и проследить родословную можно прекрасно. Наполовину выдуманную, но совершенно точно не на пустом месте. Ничего удивительного, что к нормальным волкам, они относились с изрядной долей брезгливости. И по тексту, потому что общались с Богами, пока остальные где-то бегали, и потому что они были не такие и неизвестно захотели бы их принять в свою стаю. Приходилось крутиться в собственной компанией.
И вот тут имеем очень важную нестыковку. Говорящие рожают одного, максимум двух щенков. Вполне нормально. Чем больше размер у животного, тем меньше у него потомков. Но вот первопредки и их потомки рожали много по всем записям. На это давно обратили внимание, но объяснения нет. Понятное дело, все это записали гораздо позже, а три тысячелетия передавалось устно. Возможно, были ошибки, но как раз в это верится меньше всего. Такие вещи передавались максимально точно.
Самое разумное решение с моей точки зрения дал еще Омхол, за что и попал в первые проклинаемые всеми Говорящими еретики. Существовала родственная группа того же вида, от которой самцы могли иметь потомков, а возможно и самки. Говорящих потомков, которых брали потом в Семью и воспитывали как своих. Ведь щенок не рождается, сразу начиная раздражать окружающих длинными речами. Его, как человека учить надо. С простейших "мама", "папа" и "дай". Если это дело запустить, то потом уже толку мало. Уровень развития будет как у животного. Не существует на свете сегодня ни одной породы волков похожих на нас. Сколько не искали в диком виде похожих не обнаружили.
Все псовые мелкие и абсолютно не способные говорить. Собак это касается точно также. Между собой они прекрасно скрещиваются, давая жизнеспособное потомство. И собаки разных пород, и волки с собаками. А вот, сколько я не пробовал экспериментировать, общих детей у нас быть не может. В исключительных случаях рождаются мертвые уроды. Почему? Нет ответа. Даже при вскрытии не удалось найти существенных различий во внутреннем строении. Нет его и в сперме, даже при рассматривании под линзой. Но ведь нет нормального решения, почему раньше было, а теперь невозможно. Только еще одна группа не способная говорить и про них старательно забыли. Другого объяснения огромному количеству потомков первой и второй очереди нет.
Все Говорящие, где бы они не жили, одной породы. Может различаться окраска, слегка форма ушей или разные не существенные мелочи, но у них нет проблем с общими детьми. Никаких сомнений, что все мы одна раса. Откуда взялись другие племена, нередко с другими языками? Так за десять с лишним тысяч лет, по нашим подсчетам, изрядно размножились. Кто-то отселился с людьми, кого-то подарили в далекие времена дружественному племени, кто-то бежал при разных катаклизмах или во время уничтожения людей в войне и пристал к другому народу. По-разному может быть.
Не уверен, что речь на начальном этапе давала такое уж сильное преимущество. На охоте длинные разговоры без надобности. Зато мозги развивались в постоянном общении. Ум стал ценится, не только сила. По моим прикидкам в те времена они по развитию были не выше человеческого подростка, и словарный запас имели такой же. Зато очень быстро сообразили, как выгоднее охотится. Совместно с людьми.
Интересно, что и современные волки и собаки, еще кое-где живущие среди людей, намного нас меньше. Мы единственный вид, получивший у людей наименование "Ужасные". Один на один, хоть человек с оружием и в броне ему даже не стоит пытаться сражаться даже не с обученным воином, а обычным жрецом. Раздавим и не поморщимся. Правда и жрем мы естественно изрядно больше, но ведь выгоднее иметь дело не просто с дрессированной скотиной, а с партнером, способным общаться. А уж работы еще с древних времен всегда было сколько угодно. Охрана имущества и людей, разведка, пастушечье дело. Со временем выделились и отряды профессиональных воинов. Вот Ром регулярно отправляет серьезные подразделения в походы. И от лишних избавляется и дает выход агрессивной молодежи в войнах.
Но важнее всего оказалась медицина. Жизнь людей зависела от самого чуткого лекаря, который знает больше всего видов лечения, и при котором понятливый человек-подручный. Любой Говорящий почует запах болезни, прежде чем человек осознает, что у него проблемы со здоровьем. Специализирующегося на этом, с опытом многих поколений можно запросто приравнять к пророку. Не все можно вылечить, но Говорящие гораздо лучше могут подсказать, что использовать в качестве лекарства. А Храмы Асклепия и Эскулапа для того и существуют, чтобы каждый мог обратиться за помощью. И не бедствуют они. Наоборот. Каждый помнит, что существует вероятность вновь прибегнуть к помощи Храма. Тут жадничать не станешь. Во избежание...
Как бы там Остроглаз не кривился, но это именно симбиоз. Мы не живем стаями. Мы живем в человеческих семьях, которые и наши тоже. Это клан не по крови, но по рождению. Для нас это тоже стая, хотя и с другой иерархией. Вопрос в том, как собираются — стаи собак вокруг врача-человека и связанных с ним людей или группы людей вокруг врача-собаки и её стаи? От очень многого зависит. В разных Храмах по-разному бывает, но работают Говорящие с людьми всегда совместно. А если уж ужиться между собой не могут, то всегда можно уйти. Цепями никто не прикован, а специалиста везде примут хорошо.
Ром — это вообще особое дело. У них даже основание города связано с Говорящими. Выкормила одна из нас на нашу же голову близнецов. Хотя и не разобраться, может это к лучшему. Нам, финикийцам, нет. А в целом для нашего племени? В Роме Говорящие всегда играли очень серьезную роль в политике. Теперь вот уже и консулы появились...
Вот не понять — это обидно, что я так и не сумел получить говорящую собаку или радоваться надо? Ведь непременно сожгли бы на костре, если бы чего похуже не придумали. Омхола хоть не убили, все-таки теория. Доказательств никаких. А вот добился бы я успеха? Еще не хватает признать этих тварей равными себе. И так жизнь далеко не безоблачна и бывают серьезные проблемы с людьми. В каком-то смысле нам изрядно повезло, что Говорящие не имеют рук. Мы можем жить только с людьми, создавая цивилизацию совместно. Будь по-другому, непременно бы столкнулись два вида в жестокой войне вплоть до полного истребления.
А честно, зачем я почти десять лет над этим бился? Так себе, зачем врать? Гордость заела. С тех самых пор, как оспопрививание стало распространяться по всему Средиземноморью и мое имя стало широко известно, все грызло меня желание доказать, что могу прыгнуть еще выше. Захотелось сравниться с Богами. Вот они меня и наказали. А заодно и всех остальных. Тысячи остались живы в результате простейшей процедуры. Десятки тысяч. У них родились дети. Я свершил великое дело, вот только рост численности спровоцировал перенаселение, голод и множество войн, в которых десятки и сотни тысяч погибли, были разрушены многие города и потеряны огромные ценности. Не золото с камнями. Культура. И это пока прошло не очень много времени. Двадцать лет не срок. Крови будет еще реки.
Пришло время платить за свои поступки. Не нужно заставлять это делать других.
Он тяжело встал, подошел к низкому столику, где были закреплены ножи. Толкнул лапой тросик, разворачивая наточенный до жуткой остроты хирургический нож острием к себе, и одним движением перерезал горло.
