Перкалевый ангел. Предтечи этажерок

Перкалевый ангел 1.

Предтечи этажерок.

Пролог

Три австрийских аэроплана, вывалив самодельные бомбы над русским полевым аэродромом, на обратном пути вновь завернули к расположению штаба 3-й армии и, игнорируя редкий ружейный обстрел с земли, принялись нарезать круги, вызывая столь наглым и безнаказанным поведением зубной скрежет у всех штабных офицеров.

— И где же наши прославленные авиаторы? — спустя пару минут наблюдений за вражеским аэропланом не выдержал генерал Брусилов, что был вынужден временно принять командование над группой войск 8-й и 3-й армий. Последние пять лет до начала войны, как минимум в Российской империи, можно было смело охарактеризовать временем заболевания аэронавтикой. Лучшие аэропланы, превосходные пилоты, множественные награды, привезенные с международных соревнований, и самый большой парк аэропланов в мире — все это было, но, наглые австрийцы раз за разом совершали разведывательные и бомбардировочные полеты в зоне ответственности его армии, что не могло не раздражать.

— С аэродрома сообщили, что штабс-капитан Нестеров уже вылетел на перехват, ваше высокопревосходительство. — тут же отреагировал командир 1-й отдельной телефонной роты, чьи солдаты совсем недавно как раз и прокладывали кабель полевого телефона к организованному в полутора километрах от штаба летному полю.

Вскоре с запада показался еще один аэроплан и некоторые из офицеров начали потихоньку роптать, что австрияки совсем обнаглели, считая небо своим. Но все негодования прекратились, стоило в приближающейся машине опознать отечественный У-2, наиболее грозный аэроплан Императорского Военно-Воздушного Флота.

Штаб армии уже не единожды становился объектом пристального внимания вражеских летчиков. Вполне естественно подобное положение дел не могло устраивать командующего армией, и вскоре на свет появился приказ о пресечении сего непотребства всеми доступными способами. Вот только о зенитных орудиях и пулеметах приходилось только мечтать — данные, весьма необходимые в новой войне средства имелись в считанных экземплярах. Да и те, большей частью, до сих пор не добрались до войск. Забирать же хоть один станковый пулемет из дивизий для прикрытия штаба, тоже не виделось возможным. Наоборот, с каждым днем оттуда приходило все больше запросов на увеличение количества этих самых пулеметов, которых оказалось совершенно недостаточно для ведения современного боя. И даже редкие трофеи зачастую скрывались офицерами от начальственного взора, дабы не лишиться того преимущества, что мог дать пулемет примененный в нужное время в нужном месте.

Зато, если по количеству пулеметов русская армия находилась далеко не на первом месте, уступая в этом показателе, как противникам, так и союзникам, то в плане авиации дело обстояло куда лучше. Первая! Да-да! Именно "отсталая" Российская империя возглавляла список мировых авиационных держав! Потому не было ничего удивительного в том, что приказ бороться с вражеской авиацией был отдан расквартированным неподалеку русским летчикам из 11-го корпусного авиационного отряда, обязавшимся держать в постоянной готовности к немедленному вылету как минимум один аэроплан.

Не единожды летчики отряда уже вылетали на перехват вражеских разведчиков, но те успевали уйти задолго до того, как хотя бы один русский аэроплан поднимался в небо. Нестеров и сам был бы рад постоянно держать в воздухе, как минимум, пару своих орлов, но о подобном можно было лишь мечтать. Что запасы топлива, что ресурс планеров и двигателей, не могли похвастать солидными значениями. Конечно, по сравнению с первыми крылатыми летающими машинами, их аэропланы являлись вершиной технической мысли. Вот только даже эти самые "вершины" пока сами походили на небольшие холмики, что слегка возвысились над равниной. К тому же, и техника, и горюче-смазочные материалы, помимо дефицита, обладали еще одним неприятным свойством — они влетали в копеечку даже столь богатой стране, каковой являлась Россия. А потому, и то, и другое, приходилось беречь. Вот и сейчас Петр Николаевич готовился поднять в воздух свой верный У-2, чтобы попытаться нагнать наглецов, осмелившихся сбросить самодельные бомбы на расположение его авиационного отряда. Сообщение же переданное подлетевшим к аэроплану в последний момент связистом лишь поселило в его душе чувство радости. Наконец-то у него могла появиться возможность наглядно продемонстрировать, чего он стоил, ведь теперь не требовалось никого искать в воздушном океане — противник сам обнаружился. И, судя по словам солдата, отнюдь не спешил убраться на свою территорию.

Припомнив многочисленные советы трех друзей, которых смело можно было назвать отцами отечественной авиации и ставших для него настоящими учителями, Нестеров, сперва пролетел подальше на запад, постепенно набирая высоту и отрезая противнику путь к отступлению, а затем сместился южнее, чтобы подойти со стороны солнца. Еще год назад в одном из тренировочных вылетов Алексей Михайлович наглядно продемонстрировал ему все преимущества подобного нехитрого приема. Тогда его аэроплан появился столь внезапно, что Петр не успел как-либо среагировать и проиграл бой по всем статьям. Теперь же ему предстояло выступить в качестве экзаменатора для австрийских пилотов.

Три белоснежных Альбатроса DD степенно плыли на километровой высоте, когда ведущий борт внезапно вздрогнул. Австрийский биплан тут же повело вправо, но пилот Франц Малина быстро выровнял положение и принялся рассматривать трепыхающуюся от набегающего воздушного потока изрядно подранную обшивку правого края верхнего крыла, среди обрывков которой то и дело мелькали части раскрошенных деревянных конструкций. Создавалось впечатление, будто кто-то неплохо поработал над ним при помощи кувалды, разбив не менее пары нервюр. Вот только уделить все свое внимание осмотру повреждений, ему не позволили. Машина вновь вздрогнула, и на сей раз сквозь гул мотора и ветра до пилота долетел едва слышимые звуки треска и хруста, для разнообразия разбавленные металлическим скрежетом. Спустя мгновение от сменившего тональность стрекота двигателя повалил едкий дым, и во все стороны со звоном брызнул сноп искр состоящих из мельчайших раскаленных стальных и свинцовых осколков.

Сидевший в передней кабине наблюдатель вскрикнул и схватился за левую сторону лица, осыпанную небольшим пучком образовавшейся картечи. Вновь, ничего не понимая, пилот снизил обороты, чтобы не перегревать пострадавший двигатель машины и попытаться дотянуть до расположения своих войск, но очередная пулеметная очередь на полтора десятка патронов, вспоровшая теперь уже нижнее правое крыло, дала ему понять, что времена безнаказанных полетов закончились.

Поначалу Франц подумал, что попал на мушку невероятно меткого русского пулеметчика сумевшего достать его на километровой высоте и попытался уйти скольжением вправо, чтобы выйти из зоны обстрела, а заодно начать разворот к линии фронта. Но, стоило ему увидеть развернувшегося в передней кабине и целящегося из своего Штайера М1912 куда-то ему за спину Фридриха, как он все моментально понял. Быстрый взгляд через плечо подтвердил самые худшие опасения — на их хвосте висел русский биплан.

— Попал! Господа, ей Богу попал! — первым приметив появившийся за австрийским аэропланом дымный след, закричал молоденький прапорщик из числа связистов.

— А ведь верно! — тут же подтвердил вооруженный биноклем начальник штаба, генерал-лейтенант Драгомиров. — Вон как австрияк дымить начал! — последующих комментариев не потребовалось, поскольку уже все могли различить протянувшуюся от белого биплана черную полосу.

Выйти в атаку на один из обнаруженных аэропланов противника удалось просто идеально. Лучших условий Петр и сам пожелать не мог бы. Заходя от солнца со снижением, он легко нагнал австрийца и пристроился тому в хвост. Хоть его и учили, что огонь можно было открывать уже с полутора сотен метров, штабс-капитан не стал торопиться и только когда до противника осталось не более двадцати, дал первую пристрелочную очередь. От переизбытка нахлынувших эмоций он слишком сильно надавил на спусковой крючок и при этом дернул рычаг, так что вместо того чтобы ударить в двигатель противника, пули ушли выше, прошив кромку крыла. Следующая очередь в полдесятка патронов вообще прошла мимо, и лишь третья, перед которой Нестеров заставил себя выдохнуть и успокоиться, почти полностью пришлась в двигатель вражеского аэроплана, пробив по пути уже пострадавшее верхнее крыло прямо над головой пилота-наблюдателя.

Из-за отсутствия трассирующих патронов он не мог понять попал ли на этот раз, но потянувшийся за австрийцем серый дым, развеял все сомнения. Он попал! Решив добавить туда еще одну очередь для верности, Петр вновь на короткое время нажал спусковой крючок, но в этот момент противник накренился и чуть дернулся, так что пули лишь пробили нижнее крыло, не причинив особого ущерба, а установленный на небольшой шкворневой установке Мадсен откликнулся сухим щелчком — весь магазин на 33 патрона оказался полностью отстрелян. Нестеров уже хотел было нагнать австрийца и приказать явно растерявшемуся пилоту идти на посадку, как поднявшийся со своего места наблюдатель вытянул в его сторону руку и выстрелил из пистолета. Потом еще раз и еще. Четвертая пуля попала в пропеллер, отколов от него небольшой кусок, о чем Петр узнал только после приземления, а вот произвести пятый выстрел возомнившему о себе невесть что наблюдателю уже было не суждено. Все то время пока австриец вел по нему огонь, командир 11-го авиационного отряда не сидел, сложа руки, а занимался перезарядкой пулемета. В отличие от всех прочих У-2 его отряда, командирская машина была перестроена в эрзац истребитель, путем установки по правому борту той самой шкворневой установки. В результате пилот получал возможность вести огонь вправо по курсу, хоть и под весьма ограниченными углами горизонтальной и вертикальной наводки. Вполне ожидаемо, что данный процесс вызывал у летчика вагон и маленькую тележку неудобств, но с ними приходилось мириться, дабы иметь возможность нагнать противника. Ведь тот же самый У-2, имея на борту хвостового стрелка с подобным пулеметом, вряд ли мог догнать столь неплохую машину, как немецкий Альбатрос DD. Уж в чем в чем, а в скорости горизонтального полета этот биплан не уступал русской машине. Вот и пришлось изгаляться, сооружая подобную конструкцию.

Закрепив приклад Мадсена на кронштейне, Нестеров отсоединил опустевший магазин и, сунув его в пенал, располагавшийся сбоку кабины, установил на место полный, выдернутый из точно такого же пенала. К сожалению, не смотря на активную работу по внедрению вооружения на аэропланы, что многие годы вели его наставники, львиная доля машин до сих пор оставались безоружными разведчиками. Так, непосредственно в его отряде имелось всего два ручных пулемета на 6 машин. Да и емкость магазинов откровенно подкачала. Того количества, что виделось вполне достаточным для наземных боев, в воздухе не доставало совершенно. Ведь такой магазин полностью опустошался за 2-3 очереди, позволяя противнику получить шанс на спасение, пока пилот отвлекался на перезарядку. Лично ему здесь и сейчас повезло, что австрийцы оказались не готовы к встрече с аэропланом-истребителем и потому растерялись, тем самым подарив время на приведение оружия в боевую готовность. Наконец перезаряженный пулемет вновь был ухвачен правой рукой, и, стоило фигуре отстреливающегося австрийца попасть в перекрестье прицела, Петр вновь выжал спусковой крючок.

Тело барона Фридриха фон Розенталя, совсем недавно бомбившего свое собственное поместье, на землях которого расквартировался русский авиационный отряд, затряслось, как у припадочного, а из его груди прямо в лицо Франца брызнули настоящие потоки крови. Не менее десятка винтовочных пуль прошили наблюдателя насквозь и откинули его обратно в кабину, на дно которой он и сполз. Еще некоторая часть перепала пострадавшему ранее двигателю, и валивший из него ранее серый дым приобрел черные оттенки. Досталось и пилоту. Помимо забрызганного кровью товарища лица и глубокого шока, он получил три касательных ранения, а одна пуля застряла в кисти, предварительно пробив навылет правое плечо.

"Если противник не сдается, его уничтожают" — вспомнил Петр одно из любимых изречений Алексея Михайловича и, убедившись, что опасности более нет, поскольку два оставшихся австрийских аэроплана, отвалив в стороны от обреченного сослуживца, вовсю улепетывали, прибавил газу.

Поравнявшись с теряющим скорость и высоту противником, Нестеров жестами показал австрийскому пилоту, что если тот не пойдет на немедленную посадку, он откроет огонь на поражение. Тот, не смотря на полученные ранения и шоковое состояние, все же смог понять, чего от него требуют, и повел свой Альбатрос к земле, в направлении указанном русским авиатором.

Удостоверившись, что его поняли верно, Петр убавил обороты и вновь занял место за хвостом противника. Минуты через две они уже пронеслись в какой-то сотне метров над расположением штаба армии по направлению к аэродрому 11-го отряда. Вот только похвастаться столь редким трофеем Петру Николаевичу, было не суждено. Примерно в километре от летного поля двигатель Альбатроса заглох и истекающий кровью пилот не смог удержать одной действующей рукой подбитую машину в воздухе. Он принялся довольно резко заваливаться на правое крыло и через десяток секунд разбился на поле. Стоило крылу коснуться земли, как аэроплан тут же развернуло на девяносто градусов и, подломив шасси, он боком проехался на брюхе, разметав оказавшуюся на пути копну сена. Двигатель, оторвавшись от планера в момент удара о землю, смял часть попавшегося по пути левого нижнего крыла Альбатроса, а после, кувырнувшись раз пять, замер, зарывшись в жирную плодородную землю. По всей видимости, только это и спасло остатки аэроплана от возгорания.

Сделав несколько кругов над поверженным противником, и отметив, что со стороны аэродрома к месту падения уже вовсю несется грузовик, забитый людьми под завязку, Петр повел свой У-2 на посадку. Пусть ему и не удалось довести трофей относительно целым до аэродрома, тем не менее, он оказался первым кадровым армейским летчиком, кто смог сбить аэроплан противника. И эта мысль грела душу штабс-капитана почище стакана водки. Только факт того, что самая первая воздушная победа оказалась одержана несколькими днями ранее пилотом-охотником, слегка портил его настроение. Но лишь слегка!

Глава 1. Сыны неба.

Кто бы сказал еще пять лет назад, что он окажется добровольцем на совершенно чужой войне, Михаил рассмеялся бы таковому индивиду прямо в лицо. Ему вполне хватило тех, на которые в свое время привел его воинский долг. Хоть небо и манило вышедшего в отставку летчика, даже за очень хорошие деньги и возможность вновь попасть в кабину боевой машины, он ни за что не подался бы в наемники. Не то у него было воспитание. А, может, как раз именно то, что нужно. Одним словом, если он себя и видел на войне, то исключительно на самолете с нанесенными на крылья и хвостовое оперение красными звездами. Именно с этими звездами он впервые поднялся в небо в последние годы существования Советского Союза, с ними же совершил свой крайний полет уже в авиации Российской Федерации. И менять что-либо не собирался. Даже здесь, в столь далеком от родного дома крае, благо боевая машина была привезена с собой с родины и несла именно те, свои, красные звезды. Одно было плохо — вся их сборная солянка, не смотря на все приготовления, обладала околонулевой боевой ценностью. Особенно в глазах того, кто за годы службы налетал сотни часов на фронтовом трудяге Су-25. Вот только, ни привычного "Грача", ни даже легендарного Ил-2, найти здесь и сейчас было попросту невозможно. А откуда им было взяться в окрестностях османского города Эдирне в 1912 году?