ИДОЛ
рассказ
Он был почти счастлив. Десятки тысяч голосов, полный стадион вместе с ним пел его песню. Мелодия, ритм и огромное количество фанатов слились вместе в едином дыхании, исполняя один из тех его знаменитых хитов, которые сделали его самого рок-идолом для миллионов поклонников по всей стране.
Города, концерты, залы и стадионы. Он чувствовал себя в этом режиме жизни так, как чувствует себя рыба воде. Наслаждаясь вниманием поклонников и поклонниц, раздавая автографы, он ощущал себя настоящим кумиром для всех. Рестораны с важными людьми в каждом городе после очередного концерта, встречи, банкеты, посиделки до утра. Пользуясь своим особым положением, он мог решать вопросы, устраивать судьбы и в какой-то мере ощущать себя почти богом, на которого так истово молились окружающие. Ему была по кайфу такая жизнь, и он не считал нужным скрывать это.
Вот и сейчас он стоял на сцене, и энергия десятков тысяч голосов текла к нему. Он был счастлив, купаясь в этих потоках славы. Почти счастлив. Лишь слезы текли по его щекам.
Страшный диагноз он узнал сегодня утром. Рак.
Ужасное потрясение похоронило его жизнь еще до того, как начнут проявляться реальные симптомы. И пусть врачи бормотали, что-то успокаивающее, но он знал — это конец. И вероятно, это последний его концерт перед такой огромной аудиторией.
Что ждет его впереди? Клиника, химиотерапия, облучение, или как там еще лечат таких же, как он, обреченных несчастных. Фальшивая, никому не нужная жизнь. Фальшивое ободрение врачей, фальшивые оптимистические улыбки друзей, фальшивое сочувствие коллег и партнеров, уже думающих о том, как они будут без тебя и планирующих зарабатывать на памяти о тебе, давая такие же фальшивые, полные трагического пафоса концерты-реквиемы.
Даже тех, кто мог бы искренне разделить его горе, у него не было. Семья, дети, все это тяготило его свободолюбивую душу, и он вполне довольствовался случайными связями, благо недостатка в желающих не было. Нет, жениться и завести нормальную семью он собирался, но потом, когда устанет от такой вот вольной и сладкой жизни. Да и мешала бы семья при таком режиме, когда концерты и гастроли стали обычной рутиной.
Он стоял на сцене и плакал, не стесняясь софитов, а публика бесновалась, глядя на его слезы, очевидно полагая, что он так искренне прочувствовал свою песню, которую все только что допели.
Это была его последняя песня. Песня, исполненная на бис. Концерт окончен. Конец.
* * *
После концерта в ресторане (и зачем он туда пошел?) опять какие-то лица, знакомые и незнакомые, какие знаки внимания и почтения, вызывавшие сейчас лишь отвращение. Какие-то девицы, какие-то солидные дядечки, какие-то папарацци и просто случайная публика, которая так часто оказывается на самой закрытой вечеринке или на застолье в самом узком кругу. Все улыбались ему и клялись в вечной дружбе, а ему так хотелось посмотреть на то, как изменятся эти рожи, если он им расскажет правду о том, что обречен.
Но нельзя, будет еще хуже, тогда хоть стреляйся, до того невыносимо приторными станут сочувствия и пожелания выздоравливать. Нет, уж лучше терпеть пока есть силы, а потом...
Потом...
— Вы бы обменяли свою славу на сто лет безвестности?
Вопрос прозвучал неожиданно и до сознания музыканта его смысл дошел не сразу. Он обернулся на спросившего и удивленно уточнил:
— Что, простите?
Ничем не примечательный молодой человек лет тридцати имел явную восточную внешность, но чем-чем, а южной и восточной внешностью в Москве сейчас никого не удивить. Поэтому на секунду потерявшийся вокалист быстро вернул себе самообладание и уже собирался списать вопрос на пьяную шутку, но вопросивший выглядел абсолютно трезвым, а в глазах его не было ни капли подобострастия или надменности, которая была характерна для подобных застолий. Было очевидно, что ответ весьма занимает спросившего и более того, он свой вопрос даже перефразировал:
— Я имею в виду, согласились бы вы сейчас отдать всю славу, которая у вас есть, а взамен получить еще сто лет жизни, но уже без этого всего, — тот обвел рукой окружающее пространство, — без концертов, без славы, без толп поклонников? Или вы не мыслите себя вне этого?
Музыкант горько усмехнулся. О, теперь он себя вполне представляет без всего "этого". Клиника, капельница, а потом, собственно, и все. Что ж тут представлять-то?
Поэтому он, с деланым безразличием, пожал плечами:
— Да, запросто! Не вопрос!
Человек с восточной внешностью засмеялся.
— Ну, это вы только так говорите! А на самом деле, появись у вас выбор, вы бы не заявляли так категорично.
Вот эта фраза про выбор, как-то царапнула сознание вокалиста. Неужели информация о диагнозе уже пошла гулять по просторам тусовки? Но в глазах собеседника не было ничего такого, что могло бы говорить о каком-то подтексте. Просто чистое любопытство. Так сказать, спортивный интерес.
Это разозлило, и музыкант, набычившись, повторил.
— Я бы поменял. Хоть завтра. Уж поверьте.
— Что ж, — молодой человек открыто улыбнулся и пожал плечами, — если до исхода завтрашнего дня вы не передумаете, то позвоните мне. Телефон на карточке будет действовать до двенадцати часов ночи. После этого можете карточку выбросить, номер будет уже неактуальным. Приятного вечера и здорового завтрашнего дня!
Пока рок-идол рассматривал простой кусок белого картона с напечатанным на принтере телефоном, восточный человек встал и растворился в толчее ресторана.
Тщетно поискав его глазами, музыкант, хмуро куда-то сунул эту бумажку и взялся за очередную рюмку водки...
* * *
Утро встретило болью. Все болело, тело буквально выворачивало. Неужели началось? Так быстро? Черт! Врач же предупреждал — нельзя пить! Какой же он идиот! Кретин!
Ноги дрожали в коленках, перед глазами все плыло. При попытке встать, его тело согнулось в приступе рвоты, и он выплеснул весь ужин прямо на шкуру белого медведя. Еще пару рвотных позывов по дороге в санузел. Потом стояние, оперевшись на стояк двери...
Что это было? Последствия попойки? А может нет?
На негнущихся ногах добрел до изгвазданной шкуры и пинками вытолкал ее на балкон. Не до нее сейчас, не до нее.
Буквально упав в кресло, он прикрыл глаза. Капельки пота выступили на лбу и противно стекали на щеки. Он вспомнил свои вчерашние слезы на сцене и чуть не завыл от отчаяния. Почему так? Почему именно с ним? За что? И что, ничего нельзя сделать?
Тут он вспомнил вчерашнего незнакомца. Блин, вот кто это такой? Что ему было надо? Просто шутник? Да, хоть и просто, какая разница.
Музыкант вдруг осознал, что его и самого занимает ответ на вопрос — согласился бы он обменять славу на сто лет жизни в безвестности?
А почему нет? Что он теряет? Сколько ему осталось жить с этой славой? Три месяца? Полгода? Год? И дальше все — ой!
И что бы он делал, став вдруг никому не известным? Чем бы занимался? Ой, ну что за глупый вопрос, нашел бы чем! Как говорится, были бы сто лет, а чем их наполнить — найдем!
И он заспешил к одежде, сваленной ночью в кучу на диване.
— Где же она, где... — бормотал он, лихорадочно проверяя все карманы.
Наконец, заветная бумажка найдена и, вопреки опасениям, телефон с нее никуда не делся.
Гудок. Второй. И вот, в трубке слышится спокойный голос:
— Вы приняли решение?
Растерявшись, и готовясь к длинным сумбурным объяснениям, вокалист смог лишь пролепетать:
— Хотелось бы узнать подробности...
Прозвучало жалко, и он понимал это. Но что-то переигрывать уже было поздно, а оправдываться и поправляться значило окончательную потерю лица. Поэтому он больше ничего не сказал, ожидая инициативы с другой стороны.
— Подробности? — голос в трубке прозвучал насмешливо. — Подробности просты. Для всех вы умираете, а став другим человеком ведете жизнь долгую, но возврата к прошлому у вас не будет.
— А как это? — пролепетал музыкант.
— Больше подробностей не будет, пока вы не примете решение. Могу добавить лишь одно, вы будете жить не старея, будете здоровым и проживете много лет. Но отдадите за это, как я сказал, всю свою нынешнюю жизнь без остатка, всю славу, все что имеете, равно как и всех друзей, родственников и знакомых. Для них всех вы умрете, и они будут носить цветы на вашу могилку. Это все, что я могу вам сказать.
Пораженный рок-идол пару минут молчал, а затем спросил неуверенно:
— Это розыгрыш, да? Или... чертовщина?
— Это не розыгрыш и душа ваша мне без надобности. — отрезали с той стороны. — У вас времени до конца дня для принятия решения. Надумаете — номер у вас есть. И позвольте с вами, на всякий случай попрощаться, ведь на вашу могилку я не приду в любом случае. Прощайте!
Гудки оповестили, что больше говорит не о чем.
* * *
В пепельнице уже не помещались окурки. Под столом сиротливо лежала бутылка коньяка и грустно взирала на лишь початую подругу, которая все еще была на столе, сиротливо возвышаясь среди объедков и пустых тарелок.
Хозяин квартиры методично напивался.
Что? Врач запретил? Да пофиг! Гори оно все огнем! На что ему эта жизнь, если впереди лишь боль и ужас? Что ему слава, когда его не станет? Нет, уж лучше он со стороны будет смотреть как горюют о нем и как поют его песни, чем... Чем что? Есть ли она, жизнь загробная? Или нет ее? Так почему бы и не попробовать?
Что там? Кто это был? С кем он говорил? Черт или ангел? Или шутник? Пранкер, или как их там? Да, плевать! Все уже не имеет значения!
И хлопнув очередную рюмку, он потянулся за телефоном.
Внезапно аппарат ожил и проиграл мелодией звонка:
— Да-да... — буркнул музыкант растеряно.
— Здравствуйте! — приветствие в данной ситуации прозвучало как издевательство. Но голос в трубке тем временем продолжал. — Это вас из клиники беспокоят, где вы проходили обследование, главный врач Мирошкин Иван Тимофеевич меня зовут.
Человек в трубке явно волновался и путался.
— Так вот, я хотел принести вам свои извинения от имени клиники. У нас такое впервые и я...
— Короче!!!
Хозяин квартиры так рявкнул в трубку, что на той стороне ошарашено замолчали, а затем, быстро затараторили:
— Результаты обследования по вине персонала перепутались и вам сообщили чужой результат. Сейчас все выяснилось, и виновные будут наказаны. Вы абсолютно здоровы, поздравляю вас!
В телефоне еще что-то булькало, когда он с силой врезался в стену, превратившись в облако разлетающихся деталей.
Дрожащими руками еще одну рюмку. Залп. Еще. Еще. И...
Хохот сотряс квартиру. Ликующий, безумный хохот!
Музыкант бил себя по коленям, откидывался на спинку и вновь сгибался в приступах неудержимого смеха. Он бегал по квартире, словно ураган, сметая все на своем пути и пиная все что попадется. Он выбежал на балкон и зачем-то швырнул вниз, на оживленную улицу, шкуру медведя. И глядя на удаляющуюся от него шкуру, он кричал, глядя прямо в бурое пятно на белом мехе, в пятно, в котором собрались сейчас все его страхи и все отчаяние, кричал так, чтобы слышали все вокруг:
— Я здоров! Слышите, я здоров!
* * *
Волна эйфории схлынула, и уступила свои позиции апатии. Мрачно глядя на разбросанные по полу части мобильника, музыкант с ненавистью слушал звучащий из другой комнаты вызов по скайпу.
Наконец, подойдя, он лишь мельком бросил взгляд на экран. Собравшись, он вышел из дома. Но час прогулки по парку не принесли ему успокоения. Что-то сломалось в нем, что-то важное, что-то наполнявшее жизнь смыслом. Словно с улетевшей с балкона медвежьей шкурой улетело все то, что связывало его с прежней жизнью.
Он вынул купленную только что простенькую трубку и, глядя на белый прямоугольник, набрал номер.
* * *
Шум лазурного моря проникал на террасу. Бывший рок-идол сидел в шезлонге и читал книгу. Теперь у него есть очень много времени на книги, и никто ему больше не сможет помешать.
Похороны его бренного имени прошли со всем требуемым размахом. Рыдали миллионы поклонников, рыдали телеканалы, звучали его песни, проводились концерты памяти, в общем, дни и недели скорби. И есть много тех, кто будет горевать о нем и через годы.
— По некоторым из нас до сих пор скорбят и не верят, что мы погибли. Так и пишут на стенах, мол, "Элвис жив!" и так далее. Но, как видишь, многие из нас живы, молоды и здоровы. Жалко только, что восстать из мертвых и явить миру свой прежний образ, нам уже не суждено.
Да, трансформация, которая происходит с телом ушедшего кумира, так меняет его организм, что вместе с молодостью и здоровьем обретается и новое лицо, меняясь безо всякой пластической операции.
Это новая жизнь, которую получаешь, отказавшись от старой, обменяв славу на жизнь.
* * *
— Все просто, — говорил восточный человек, когда они встретились в машине на окраине города. — практика доказала, что при определенных условиях, известие о смерти кумира, или, если угодно, идола, высвобождает столько концентрированной скорби и столько желания, чтобы кумир никогда не умирал, что эта волна начинает трансформировать наш организм. Высвобождаются ли скрытые резервы организма, дается ли старт новому этапу эволюции человеческого тела или происходит какая-то магическая хрень, мы этого не знаем, исследования на этот счет не проводились.
— Так это можно любого человека сделать бессмертным?
Таинственный незнакомец покачал головой.
— Нет, не все так просто. Во-первых, искренне желать воскресения кумира должно очень большое число людей. По нашим оценкам, не менее полутора миллионов человек одновременно, в один и тот же миг. А этого нельзя достичь с обычным, так сказать, неизвестным широкому кругу, человеком. Причем, повторю, нужно быть не просто известным, но и горячо любимым миллионами человеком. А, во-вторых, тут важна специфика. Легче всего перерождению поддаются именно музыканты и певцы. Видимо, музыка позволяет собрать воедино огромное количество энергии, синхронизируя ее вместе. Для других людей, включая артистов, поэтов или, допустим, политических деятелей, этого достичь значительно сложнее, ведь нужна огромная и одновременная концентрация всенародной искренней любви. Ну, и, в-третьих, нужно быть непосредственно в центре этого энергетического вихря. Лучше всего это достигается на большом концерте-реквиеме, который транслируется по телевидению. А вот организацей такого концерта и прямого эфира на телевидении, как раз будем заниматься мы.
— А зачем это вам? И сколько вас вообще?
— Нас не так много, как сам понимаешь. По всему миру нас всего несколько сотен. А вот зачем мы это делаем... — человек помолчал, а затем усмехнулся. — Большинству из нас, просто скучно. Ты даже не представляешь, насколько бывают бестолковыми и пустыми знаменитости. Но некоторым из нас не все равно и цель у нас есть, благо не все из ушедших были поп-певичками, а некоторые вообще не нуждались в музыке для трансформации, настолько была к ним велика народная любовь. И скажу еще одно напоследок — выбор на тебя пал не случайно.
— А результаты анализов вы подменили?
Собеседник рассмеялся.
— Нет, в этом не было необходимости. Просто за всеми, кто потенциально может трансформироваться, мы наблюдаем, естественно, все медицинские учреждения материально заинтересованы сообщать, если возникнут случаи подобные твоему. А вообще, бывают ситуации, когда мы просто делаем предложение, пока оно еще может быть принято. Ты же понимаешь, что пик популярности может пройти внезапно и все, поезд ушел, набрать требуемое количество энергии уже не получится.
Восточный человек включил зажигание, и двигатель мерно заурчал.
— Знаешь, — сказал вдруг он, — не все из нас не жалеют о принятом решении. Да, у нас есть здоровье, да мы будем жить столько лет, сколько о нас помнят, но многим из нас не хватает тех дней. Тогда мы были настоящими, искренними, бесшабашными, а теперь, мы если и пишем песни, то только для себя и круга своих. Мы стали другими, понимаешь? Это совсем другая жизнь. Так что в последний раз предлагаю подумать.
Помолчав немного, бывший вокалист покачал головой.
— Может я и пожалею, но решение мое в силе. Я принял решение сознательно, а не в качестве выхода из безвыходного положения. Оглядываясь назад, я понимаю, что жизнь моя была пуста. Утратив смысл той, прежней жизни, мне нужно перевернуть страницу и найти настоящего себя. Так что, я в игре. Пора партию начать заново.
— Что ж, — сказал новый знакомый, — твоя жизнь и тебе решать, когда нужно уйти.
Машина тронулась с места, и лишь музыка из колонок автомобиля осталась звучать на опустевшей дороге.
...И мы знаем, что так было всегда,
Что Судьбою больше любим,
Кто живёт по законам другим
И кому умирать молодым...
