Мое советское детство

Мое советское детство

Annotation

"Это еще не вокал. Это эскиз вокала" (с) Маэстро, "В бой идут одни старики".

Истории вокруг нас. Я понял это довольно поздно. Раньше я считал, что настоящая история — это когда благородный герой, рискуя жизнью, отправляется через пол галактики спасать мир от нападения Ужасных Черных Пожирателей из неизведанных глубин космоса, а оказалось — для настоящей истории не нужно лететь через полгалактики. Наверное, странно слышать такие слова от писателя-фантаста? Но это правда. Истории они рядом, вокруг нас. И в этих историях есть место и подвигу, и смеху, и любви, и, увы, Ужасным Черным тварям...

Это не книга, а скорее, эскиз к будущей книге. Разные люди, разные истории. Надеюсь, они вам понравятся :) Приятного чтения!

1. Моя боевая мечта

2. Почему я не стал ювелиром

3. Синко Льягас

4. Солдатики

5. Рокзвезда

6. Голубая краска

7. Наш звездолет

8. Песнь Земли

9. Про любоффь

10. Моя печаль

11. Восстание желтых повязок

12. Атомная тень

13. Рядовой

14. Танкист

15. Связист

16. Оптимальный уровень магния

17. Сентиментальное путешествие на полноприводной машине времени

18. Времени больше нет

19. Демографическая программа

20. Не космонавты мы

21. О творчестве

22. Мы из Бадена

23. Принц танкодрома

24. Беги, кораблик

25. Мой верный товарищ наган

26. Кунг-фу Советского Союза

27. Одна, но пламенная страсть

28. Сэр Жданчик и Грааль

29. Миллион дней

30. Танцор диско

31. Сначала пришли видеосалоны

32. По морям, по волнам

33. Мой друг — пророк кунг-фу

34. Звездные короли

35. Дед Гоша и награда

36. Фанфан-тюльпан

37. Огни на курганах

38. О чем разговаривать с девушками на вечеринках

39. Что позволено Юпитеру

40. Сватовство танкиста

41. Букварь и фото

42. Мама Галя

43. История лошади

44. Полет

45. Вызывание дождя / No future

46. Правильный воробей

47. Туман

48. Борьба за борьбу

49. Фейерверк

50. Страна чудовищ

51. Где найдешь, где потеряешь

52. Пчелиный внук

53. Маяк и каратэ

54. Слезы и шахматы

55. Портрет брутального фантаста в молодости

56. Белые кораблики

57. Бабуся и Победа

58. Ростом в тысячу километров

59. Я, Спартак

60. Сверхприключения сверхкосмонавта

61. Конец детства

62. Стрижка — дело опасное

63. Красный космос

64. Мой Высоцкий

65. Дед Гоша и возмездие

66. Криминальный талант

67. Красное и черное

68. Судьба юного художника

69. Мы здесь Чужие

70. Подводная мечта

71. Мой "зенит" в тумане светит

72. Книжные дети

73. Кентавры обольщения

74. Пушки острова

75. Солдатики и призвание

76. Танчики

Мое советское детство

1. Моя боевая мечта

Когда мне было одиннадцать лет, и всяких видеомагнитофонов и видеосалонов в Нижневартовске еще в помине не было, в передаче "Вокруг света" показывали китайский фильм "Боевые искусства Шаолиня". По 10 минут каждую неделю. В ожидании этой передачи я места себе не находил. И все мои друзья тоже. Это был космический фильм. Самый лучший фильм на всем белом свете.

Именно тогда я решил сбежать из дома, пройти всю Сибирь, перейти границу с Китаем и поступить в монастырь Шаолинь. Я разработал маршрут, пользуясь огромной географической картой, расстеленной на полу гостиной, и деревянной ученической линейкой. Собрал вещи. И...

Это сейчас я знаю, что фильм на самом деле назывался "Храм Шаолинь-3" и играл там совсем еще молодой Джет Ли. И что этот фильм китайское посольство предоставило Советскому Союзу (да, тогда еще Союзу) для ознакомления с китайской культурой. Ну, и для покупки прав на прокат тоже. Наши фильм покупать не спешили, зато (формально не нарушая прав) показывали его кусочками в передаче "Вокруг света" несколько месяцев подряд. Был это 1988 год.

...и не сбежал. Вскоре у нас в городе появились ксерокопии и фотокопии с книг по "кунгфу", "каратэ", "Джеткундо" и прочим стилям обезьяны. Затем, как грибы после дождя, выросли по всему городу видеосалоны, где по-кошачьи верещал Брюс Ли и уходил в самоволку Ван Дамм. В каждом дворе и при каждой школе появились секции боевых единоборств. Там отжимались на кулаках и хрипло рычали "хатжимэ!". В каждом киоске можно было купить фотографию с изложением биографии Бодхидхармы. В общем, пока я готовился и чертил маршрут, Шаолинь пришел ко мне сам. Я отжимался на кулаках, вырабатывал буддийское спокойствие духа перед лицом врага, и научился с легкостью бить ногой в челюсть человеку выше себя на голову... Хорошее было время. Хотя, конечно, к настоящему Шаолиню все это имело весьма отдаленное отношение. Правда, сенсей из нашей секции утверждал, что в детстве сбежал в Шаолинь и потому знает, как машет хвостом разозлившийся дракон, и как сложить из пальцев убийственную "лапу тигра".

А я смотрел на него, открыв рот, и думал, что этот человек осуществил мою мечту.

2. Почему я не стал ювелиром

Люди исчезают, если их не помнить. Поэтому нужно просто выучить все имена и вспоминать их каждый день. Выучить как можно больше. Тогда эти люди останутся, словно они где-то рядом, рядом с тобой.

Но этого недостаточно.

Что нужно, чтобы человек остался? Нужно помнить их привычки, и как они выглядели, как говорили "привет", или улыбались, в какой позе любили сидеть и смотреть телевизор, и читать, и какая у них была походка. И какой был смех, тихий или громкий. Все эти мелочи нужно помнить и обязательно повторять каждый день. Это важно. Иначе все забывается. Наша память ненадежна, как индекс Доу Джонса. Если не повторять все это каждый день, эти люди исчезнут.

Испарятся, словно дым или туман после сырой ночи солнечным ярким утром.

Лучше всего это делать перед сном.

У Хэмингуэя есть рассказ о человеке, который страдает бессонницей, и вот, пытаясь заснуть, он вспоминает имена всех своих друзей и близких, но нужно не просто вспомнить их имена, а помолиться за них, за каждого из них, и тогда все будет хорошо, и у них все будет хорошо, и этот человек, герой рассказа, спокойно уснет. Теперь я вспоминаю этот рассказ и понимаю, что для того человека было главное не уснуть, а побороть беспокойство, которое есть у каждого хорошего честного человека, который беспокоится за других и боится их потерять. Потому это и есть его способ борьбы с бессонницей. Когда герой загадывает, что нужно успеть вспомнить имя каждого из дорогих ему людей и помолиться за их здоровье. И тогда все будет хорошо. И успокоенный, герой засыпает перед самым рассветом.

На самом деле я не помню этот рассказ, даже если читал его. Но зато я помню, как несколько раз читал об этом рассказе в книжке одного очень хорошего режиссера и человека, Анатолия Эфроса, и он там, пытаясь уснуть, вспоминает рассказ другого очень хорошего человека и великого писателя об одном хорошем человеке, что пытается уснуть.

И теперь я понимаю.

Они где-то рядом. Те люди, которых я хочу помнить. И я вспоминаю их имена. Тут, главное, все делать последовательно, по определенному ритуалу. И все получится. Сначала нужно вспомнить имена. Потом лица. Потом улыбки и смех. Потом — как они сидели за столом, смеялись и пили кофе и чай. Какой рукой держали кружку. У деда была синяя татуировка с половинкой солнца над морем и еще одна с якорем. Сколько они клали сахара. Кажется, это ерунда, мелочь, но это важно помнить.

Отец всегда клал одну ложку растворимого кофе и одну ложку сахара. Дед пил чай из маленьких кружек, потому что состарился и не мог уже выпить большую, как раньше, а сахара клал две ложки и еще брал шоколадное печенье вприкуску. Это печенье он прятал по всему дому, словно белка, делающая запасы на зиму, только он делал это на случай непредвиденной смерти. После того, как деда не стало, бабушка находила это печенье то тут, то там, и даже несколько штук нашла в туалетном шкафчике, над умывальником, словно привет от человека, который когда-то полюбил ее за белые косы. Я хочу думать, что бабушка улыбалась, когда нашла эти печенья, но, боюсь, на самом деле она заплакала.

Я помню, как дядя Юра заваривал чифирь на кухне, в маленьком эмалированном желтом ковшике и потом пил черный густой отвар. Он был когда-то в тюрьме, дядя Юра, и там пристрастился к чифирю, и пил его по ночам, чтобы не спать и работать ювелиром. Мне было десять, я тоже тогда хотел стать ювелиром, и сидел с ним ночами и смотрел, как он составляет из крошечных серебряных шариков узор, который называется скань, и прокатывает кусочки золота и серебра через маленький пресс, чтобы получились золотые и серебряные блинчики.

Я помню, как он смеялся. Я помню, как белели его ровные белые зубы, похожие на жемчужины. Он был красивым, мой дядя Юра, и знал это, а еще он был жутко талантливым, рисовал, лепил, делал украшения и занимал чужие деньги, и я хочу помнить все хорошее о нем и забыть все плохое, но не могу, потому что все хорошее и все плохое составляет человека, и если выбросить из памяти все плохое, то от человека останется только половина, а то и меньше, и скоро он сам начнет испаряться, таять, словно дым или туман после сырой ночи солнечным ярким утром.

Поэтому я буду повторять все. Главное, не терять порядок, очередность, не сбиться. Сначала имена, потом лица, потом улыбки, как люди сидят и смеются, как пьют кофе или чай, сколько кладут ложек сахара... и где прячут шоколадное печенье. Я буду помнить, как отец после бани сидел во дворе своего дома, который построил Джек, голый по пояс, с коричневой выдубленной кожей, и курил, глядя на красные розы, что посадил сам, и на деревянных медведей, которых привез с Урала, чтобы украсить двор. Я вспоминаю, как дядя Юра показывал мне, как вырезать резцом на серебре и болтал со мной, как со взрослым, а за окном молочно белел рассвет, в доме все спали, и я думал, что скоро вырасту и стану ювелиром. И еще я помню, как молодой дед шагает мне навстречу в синем замасленном комбинезоне, как у танкиста, на голове у него шерстяной берет, и он идет на завод в огромном потоке таких же людей в синих замасленных комбинезонах и беретах, потому что обед закончился и все возвращаются на работу.

Я буду вспоминать их каждый день, обещаю я себе. И однажды напишу одну книжку про деда, одну про отца и еще одну про дядю Юру. А может, это будет одна, общая книжка, про людей, которых я люблю. Там у них будут имена, лица, улыбки и смех, там они будут вместе сидеть на кухне, отец не уйдет от мамы, дядя Юра не станет занимать чужих денег, а дед будет посмеиваться, глядя на вазочку с шоколадным печеньем. Там у них все будет хорошо. И я, наконец, перестану за них бояться.

Может быть, именно поэтому я не стал ювелиром.

3. Синко Льягас

Из моего детства. Однажды в нашей квартире зазвонил телефон...

Я снял трубку.

— Алло? — сказал я хрипло. У меня начинал ломаться голос. По телефону меня иногда принимали за отца — с его насмешливым прокуренным тенором.

— Дима? Узнал? — спросил воркующий девичий голос.

— Конечно, — мужественно ответил я. Хотя ни фига не узнал. Кто это может быть? Настя из соседнего подъезда? Ленка Полуэктова? Олька Афанасьева? Учительница музыки в полупрозрачной блузке? Джина Лоллобриджида из Фанфан-тюльпан? Хорошо бы.

— Пойдем вечером на танцы в парк? Вместе?

Вся жизнь пронеслась у меня перед глазами. Все коробки пластилина, похожего на тол из фильмов про войну, все миллионы слепленных солдатиков. Пластиковая модель "мига" и ледокол "Ленин" с тысячью крошечных дверей. Все взорванные в подъезде патроны и бутылки с карбидом. Пламя над забором и индийское кино "Танцор диско". Ачи, ачи, джими, джими. Классическая борьба. Все горы прочитанных книг и суровые слезы капитана Блада по Арабелле. Несчастная, но дико привлекательная еврейка из Айвенго. "Три орешка для Золушки" и эротические переживания на снегу. Смеющиеся девчонки у магазина и взгляды искоса. Хи-хи, хи-хи. Тонкие руки. Деревянные мечи и стрелы Робин Гуда. Любовь, сжигающая все.

Все предшествующие годы я ждал этой фразы.

С этого момента начиналась моя взрослая жизнь, полная приключений и подвигов.

— Ладно, — сказал я. — Пойдем.

Воркующий голос продолжал:

— Зайдешь тогда за мной в шесть?

Мгновенное головокружение. Зайти куда? Наваждение спало. Кто это? Где живет?

Как узнать?!

Нужно принять решение.

— Нет, — сказал я.

В трубке замолчали. Я слышал только дыхание.

— Нет?! — голос вдруг на мгновение показался знакомым. — Почему нет?!

— Я передумал. Не хочу на танцы.

Израненный капитан Блад стоял в изрубленной кирасе и смотрел, как верный "Синко Льягас" уходит на дно. Французские ядра свистели над его головой. Голубые глаза капитана были спокойны...

— Но... подожди! — взмолились там.

Я положил трубку.

Пузыри вырвались на поверхность, вода взбурлила... и только уцелевшая фок-мачта все еще возвышалась над гладью залива. Вскоре исчезла и она.

Капитан Блад вздохнул.

Погнутая, окровавленная шпага выпала из его усталой руки.

Бум.

Тишина. Мужское одиночество.

Подошел Скарамуш и похлопал меня по плечу. Обычная саркастическая улыбка была полна печали. Издалека, сквозь пары гашиша, на меня отрешенно смотрел граф Монте-Кристо, возлежа на подушках. Пан Заглоба, Д'Артаньян и Анжей Кмициц молчали, но я чувствовал их поддержку. Восставший раб Спартак кивнул мне.

— Женщины, — произнес гладиатор, словно это было ответом на все вопросы.

Женщины. Загадочные создания, ради которых только и стоит совершать подвиги. Я вздохнул.

Почему они, блин, не могут говорить нормальным голосом?!

4. Солдатики

Чтобы не забыть. Мне было три года, когда родители уехали покорять Север, в Нижневартовск. Я остался в Кунгуре (Урал) с бабушкой и дедушкой. Так я прожил полгода.

Когда я плакал и ночью не спал, дед брал меня на руки и выходил на улицу. Он выводил из гаража мотоцикл ИЖ-Юпитер 3, сажал меня в коляску и катал, не заводя двигателя, мотоцикл по двору, возле дома. Двигатель не заводил, чтобы не будить людей. И я катался и, наконец, спокойно засыпал. Три или четыре часа утра, уже светало, воздух был пронизан мягким невесомым светом, словно вода.

А когда меня привезли к родителям (дед? мама приехала? не помню) в Нижневартовск, им как раз дали половинку балка (это вагоны такие, снятые с колес). Пока ехали, я смотрел с верхней полки, как в черноте за окном поезда вспыхивают факелы. Это попутный газ сжигали на месторождениях. Мерный перестук колес, черная тайга и факелы.

Я когда приехал, игрушек в балке не было. Совсем. Я лег спать. А потом с работы пришла мама и принесла сорок или пятьдесят одинаковых пластмассовых солдатиков — в зеленой форме, руки по швам, ноги на ширине шага. А через час пришел отец и принес... 50 таких же солдатиков. Только оттенок зеленого чуть темнее. Так я эти два войска и отличал. Больше никаких солдатиков в магазине не было, а машинки я не любил. Вартовск в 1979 еще только строился.