Наследник четырех стихий

М.Митропольская

Иннишид. На драконьих костях

Глава 1

Мальчик, похожий на мага, слепой как стрела,

Девственность неба разрушивший взмахом крыла,

Когда все мосты обратились в прах и пепел покрыл пути,

Я сказал ему вслед: 'Лети, мой ангел, лети!'

Аквариум, 'Лети, мой ангел, лети'

Знакомый пляж пепельно-белой полосой врезался в берег. В море свирепствовали волны, сталкиваясь друг с другом, издавая гулкое негодование, осыпаясь рокотом белопенных брызг. В бухте было гораздо спокойней, здесь волны гасились об утесы, похожие на застывшие хвосты исполинских китов.

— Папа, давай уедем далеко-далеко, за горизонт, — попросил маленький мальчик, поглядывая исподлобья на грохочущее море и шмыгая носом, постоянно забитым из-за сырых зимних ветров. — Тут плохо.

— Поверь, сынок, мы не можем... В тебе течет королевская кровь, на материке ты будешь легкой добычей. — Отец поднял меховой воротник куртки и подышал на пальцы рук. — Я не хочу рисковать тобой. Мама не одобрила бы.

— А где мама?

— Она... отправилась в лучший мир.

Мальчик замолчал, обдумывая все, что сказал отец. Слово 'мама' было для него таким же абстрактным, как и фраза 'отправилась в лучший мир'. 'Сирота!' — в последнее время люди все чаще называли его именно так, а не по имени.

— Тихо! — отец всегда одергивал шептунов. — Я пока еще жив! И в Тритоново царство не собираюсь!

Его рука сжала маленькие пальчики: под ногтем каждого пальчика отображалась руна. Эти руны были с ним с первых дней жизни. Руны — отметка стихийного мага — его счастье и его проклятие.

Две фигурки брели вдоль берега, по направлению к широкому причалу, возле которого отдыхали красавцы-корабли. Неокрепшие ножки мальчика, обутые в сапоги из грубой кожи, увязали в песке и считали камни, так что отцу приходилось замедлять шаг, а то и вовсе останавливаться.

— Принц Юстиниа́н! — требовательный голос учителя заставил принца оторвать взгляд от окна, за которым рычала буря — плод его кропотливой утренней работы, точнее, промежуточного экзамена. — Ваше Высочество, я еще раз прошу записать вопрос: 'В каком году было подавлено восстание троллей?', а затем, ответить на него в развернутой форме, указав предпосылки и последствия.

Юстиниан вздохнул и подчинился, не забыв при этом уточнить:

— Мэтр Берток, ответ должен быть написан на всеобщем?

— Неслыханно, Ваше Высочество! Не на всеобщем, а на о́рбанском! — возмутился учитель, не понимая, что его единственный ученик подшучивает над ним. Берток с презрением относился к иностранным языкам. — Вы прекрасно осведомлены о том, что на всеобщем пишут и разговаривают только простолюдины! Я вообще не возьму в толк, откуда у бесценнейшей персоны королевских кровей тяга к всеобщему? Кто вас обучал, Ваше Высочество?

'Бесценнейшая персона королевских кровей' наморщила лоб, пытаясь выцепить из памяти хоть какой-нибудь кусочек первых пяти лет жизни. Бесполезное занятие! Он помнил только свои прогулки по пустынному пляжу в компании отца и то, как неуклюжими ручонками, подцепив прутик, карябал на мокром песке буквы-каракули. Когда его спрашивали, что он делает, Юстиниан важно отвечал, что пишет маме письма, а затем внимательно смотрел, как волны слизывают его краткие послания. Вот такие скудные воспоминания. Ему рассказывали, что так бывает, особенно, когда человек переживет какое-нибудь сильное потрясение. В его случае это было кораблекрушение, в которое он попал двенадцать лет назад и которого он вообще не помнил.

— Я не знаю, кто обучал меня, — юноша пожал плечами, приступая к выполнению задания. — Предположительно кто-нибудь из слуг или отец. Король свободно говорит на нескольких языках.

Учитель недовольно фыркнул, мысленно брюзжа о том, что нынешняя молодежь — сплошь избалованные нахалы; вот он, в годы Юстиниана из кожи вылезал, чтобы стать хорошим магом. Увы, у Бертока не имелось столь выдающихся талантов и такой невероятно цепкой памяти, как у его блистательного ученика, да и вообще, стихийные маги рождались, в лучшем случае, раз в столетие. И Юстиниан был одним из них.

Берток с оттенком зависти посмотрел на юношу, который с немалым воодушевлением исписывал лист гербового пергамента. Самый настоящий баловень судьбы. Во-первых, он принадлежит знатному роду королевства О́рбан; во-вторых, он любимец короля Гра́ннуса со всеми вытекающими последствиями, как то: собственный остров с комфортабельным домом, штат учителей-магов, личная охрана, не говоря уж о слугах и рабах. Принца, конечно же, готовят к великим свершениям. Трона ему не видать, ибо злые языки поговаривают, что на трон возведут младшего брата Коуди. Даже если так, то Юстиниану светит должность верховного мага дома Цезерина. А это ой как не мало! Это сопоставимо с короной на челе, потому что верховные маги всегда оказывали влияние на государственные дела.

Воздух будто загустел и начал потрескивать от мощного заклинания. Знакомый 'почерк' отозвался холодком, пробежавшим между лопаток Бертока. Ни секунду не задумываясь, он повернулся к двери и преклонил колени.

Абелоун, действующий верховный маг дома Цезерина, был легок на помине.

— И тебе доброго здравия, Берток, — возле двери материализовался холеный мужчина в дорожном плаще поверх безупречного темно-фиолетового костюма. — Хотел лично узнать, как идут дела у моего племянника.

— Приветствую тебя, глава дома Цезерина, — юноша последовал примеру Бертока. Учителям никогда не приходилось краснеть за него, потому что Юстиниан был хорошо вышколен.

— Я приношу извинения за прерванную лекцию, — бархатный баритон архимага был официально равнодушным. — У нас ровно полтора часа. Берток, ты свободен.

— Как изволите, владыка Абелоун, Ваше Святейшество, — старый маг прекрасно знал значение этой фразы и без лишних разговоров покинул аудиторию, не забыв раскланяться с членами королевской семьи.

Расписание архимага было весьма плотным, но, как только у него выдавалось свободных полчаса или больше, он мчался к племяннику, напрочь забывая о существовании еще двух — племянника Коуди и племянницы Морганы. Это еще раз подтверждало догадку старого Бертока насчет того, что в будущем Абелоун уступит свое место старшему племяннику. Но как бы там ни было, Берток прекрасно отдавал себе отчет в том, что ему платят не за домыслы, и что это не его дело. Его дело — бытовая магия и история королевства Орбан.

— Ох ты ж, мозг моллюска! — выругался Берток, припомнив кое-что. Старик поспешно сотворил несколько несложных на первый взгляд пассов, и в ту же секунду на парте перед учеником, складывающим книги в аккуратную стопку, появился свиток с домашним заданием. При виде свитка, Юстиниан издал глухой стон. Абелоун в это время исследовал соседнюю лабораторию, в поисках подходящего предмета, из которого можно было бы сотворить приличный артефакт.

— Дядя, поговори, пожалуйста, с учителем Бертоком, — юноша, управившись со своими делами, пришел в лабораторию. — С каждым месяцем заданий становится все больше. Я даже не могу выйти на прогулку. Расправляюсь с заданиями к полуночи, а потом надо спать. Раньше у меня было гораздо больше свободного времени.

Абелоун смерил племянника хитрым прищуром, отвлекшись от изучения содержимого ящиков и полок. Темные, почти черные брови резко контрастировали с белой кожей архимага, и создавалось впечатление, будто он постоянно сердится. В виду этой особенности, люди побаивались Абелоуна. Но принц-то знал, что это всего лишь видимость. На самом деле дядя был весьма уравновешенным человеком.

— Послушай себя, — в голосе архимага сквозила насмешка, — ты, по силе равный богам, просишь о поблажке? Когда мне было семнадцать, я днями и ночами зубрил 'Науку о великих эликсирах'.

Кажется, его слова задели юношу за живое.

— Ни о чем я не прошу! — насупился он, разглядывая филигранные руны под своими ногтями. Ну и не надо ему никаких прогулок, окно пошире откроет — и нормально! Сойдет за прогулку.

— Тогда идем! — Архимаг сграбастал крупный акулий зуб. У старика Бертока водилась уйма бесполезных вещиц, из которых можно было сделать что-то полезное. Именно этим он и решил сейчас заняться. Абелоуну требовался мощный магический артефакт, который пригодился бы в какой-нибудь патовой ситуации. Мало у него недоброжелателей, что ли?

Стоило Юстиниану выйти из дома, как буря, вызванная утром, прекратила завывания, и словно прирученная волчица ловила каждый жест хозяина. Юноша снял перчатки и сплел заклинание, чувствуя легкое касание ветерка на своем затылке. Заклинание разорвало лиловую тучу на клочки. Наблюдавший за действиями Юстиниана архимаг удовлетворенно кивнул, усилием воли подавив рвущуюся наружу зависть.

Проделав работу, юноша с отвращением на лице натянул перчатки и нахлобучил на голову капюшон. Ничего не попишешь, таковы были правила этикета: все благородные жители королевства Орбан, вне зависимости от погоды, носили плащ с капюшоном, а так же перчатки. Единственное, что утешало Юстиниана, то, что плащ дяди — серебряный, с алым подкладом — был таким же как у него. Правда, парнишка надевал его лишь по особым случаям.

До тайного места добирались молча. Немалое количество валунов и деревьев защищало тот голый клочок земли от посторонних взглядов. Это был ведьмин круг, идеальная точка для испытания новых магических заклинаний — то, чем на досуге занимался Юстиниан, под неусыпным надзором учителей или дяди.

Юноше хотелось побегать, подурачится, однако он шел по левую руку архимага, сохраняя серьезное выражение лица. По пути им часто встречались гремлины. В королевстве Орбан достаток измерялся не только золотом, но и количеством рабов. Рабами, в основном, считались лесные гремлины, которые представляли собой разрозненный народец, со сломленным духом.

— Дядя, я давно хотел спросить, — Юстиниан решился задать вопрос, который терзал его в течение последних трех недель. — Почему на этом острове нет ни одного зеркала? В обширной библиотеке учителя Бертока я выискал одно интересное заклинание и хотел бы опробовать его. Но без зеркала ничего не получится.

Архимаг пригладил острую бородку. Это действие сигнализировало подданным о том, что Абелоун пришел в дурное расположение духа и все последующие расспросы лучше прекратить, если, конечно же, расспрашиваемого заботило собственное благополучие. Но принц не знал подобных тонкостей, потому что никогда не покидал острова и вообще не видел вживую ни дома Цезерина, ни столицы королевства. Его миром, его жизнью был остров Уинфред. Юноша изучил местность вдоль и поперек, он знал все гроты, пригодные для летних купаний бухты и даже обнаружил подводный лаз, который выводил в пещеру — его тайное укрытие. На острове не было его ровесников, точнее, в детстве он играл с сынишкой кухарки, который учил принца плавать. Когда об этом узнал король, то приказал отослать мальчишку с глаз долой, ибо негоже королевскому отпрыску водить дружбу с чернью.

— Дитя, твой вопрос глуп, ибо ответ на него предельно прост, — Абелоун повернулся к племяннику — его лицо ничего не выражало. — Зеркало — это мощный магический транслятор. Наше королевство ведет извечную войну с пиратами и с дикими племенами, которые пытаются захватить наши земли.

— Хочешь я организую неистовый шторм и от наших врагов останется лишь морская пена? — принц с вызовом взглянул на далекий горизонт, вообразив вражескую армаду на подступах к острову.

— Сколько раз повторять о том, что применение стихийной магии против людей, непременно отразится на твоем здоровье?

Юстиниан вздохнул, признавая правоту дяди. Это в боевой магии все предельно просто, а стихийная магия диктует свои правила.

— Хорошо. Но я так и не понял: при чем тут зеркала?

— Главари диких племен сведущи в магии, — терпеливо объяснял архимаг, — они умеют шпионить и преодолевать пространство при помощи зеркал.

— Как будто наши маги не умеют открывать порталы, — буркнул юноша.

— Да, мы открываем их, но по другому принципу. Нам не требуются зеркала.

— Я бы тоже хотел открывать порталы, — мечтательно протянул Юстиниан.

— Научишься, когда придет время. — Архимаг резко повернулся и пошел вдоль каменистой дорожки, давая понять, что разговор окончен.

Неподалеку от места для магических практик толклись охранники-гремлины, вооруженные кистенями. Внешность охранников была обманчива, с виду они казались неуклюжими из-за низкого роста. Непропорционально большая голова и маленькое туловище тоже не добавляли им грации. Но ничто из перечисленного не помешало им заслужить славу хороших воинов. Единственная вещь, против которой были бессильны гремлины — это магия.

Гремлины еще издалека заприметили особ королевских кровей, направляющихся к ведьминому кругу. Так что когда дядя и племянник подошли ближе, охранники ждали, преклонив колени. Их плотно запахнутые плащи блестели от капель дождя, а расплющенные носы постоянно хлюпали. Стражники патрулировали остров в любую погоду.

Архимаг снял перчатки и сделал неопределенный жест молочно-белой рукой. Гремлины прекрасно поняли значение жеста и дружным строем заторопились подальше от ведьминого круга. Лишь последний гремлин немного замешкался возле Юстиниана. Это был отчаянный поступок. Если бы архимаг заподозрил что-нибудь, то не сносить гремлину головы. Принц вытянул из рукава маленький стеклянный флакончик, наполненный розовой жидкостью. Гремлин проворно схватил подарок и запихнул в рот. К счастью, архимаг был занят активацией ведьминого круга, а собратья-стражники спешили прочь от заклятого места и не оборачивались.

Королевский отпрыск не интересовался любовными романами, которые пылились на самых верхних полках его личной библиотеки и поэтому не понимал, зачем ввязался в эту авантюру. Скорее всего, им руководило любопытство. Да и вообще просьба, с которой к нему обратился гремлин, была весьма необычной. Гремлин, прижимая от страха уши, лепетал о том, что влюбился в русалочку, и чтобы их сердца соединились, ей требуются 'ножки и совсем не требуются жабры'. Юстиниан посмеялся над рабом, ибо знал, что речь идет не о настоящей русалке, а о представительнице морских гремлинов. Морские гремлины не ходили в рабах, зато были верными союзниками королевства Орбан. В подтверждение своей лояльности, они формировали наемные отряды, брошенные на охрану морских границ королевства. Принц прекрасно помнил, что его остров тоже охраняется морскими наемниками. По-видимому, этого беднягу угораздило влюбиться в женщину-воина. Причем взаимно, потому что никто в трезвом уме и в трезвой памяти не стал бы принимать волшебное зелье, вызывающее болезненные трансформации тела. Вдобавок, здесь, на острове, 'русалка с ногами' автоматически приравнивалась к рабыне.

'Никогда не влюблюсь', — подумал Юстиниан, соглашаясь помочь сладкой парочке.

Юноша самозабвенно варил зелье ночами, урезая часы сна. К сожалению, другого выхода не было, так как остальное время уходило на учебу, практику и выполнение домашнего задания...

Абелоун сотворил образ Цезерина и преклонил колени. Племянник последовал его примеру. Закончив молитву, архимаг приказал парнишке снять перчатки и пригласил в круг. Никто кроме этих двоих не слышал, что валуны поют от перенасыщения магией. Круг работал в полную силу, заставляя мелкие камешки и былинки забыть о законах гравитации. Акулий зуб завис над принцем. Теперь он был центром, сосредоточением главной силы круга. Архимаг в это время начертал пентаграмму.