Горечь чужой смерти.
Окончание пути — всегда начало другого.
Или продолжение.
Нулевая точка.
Страх. Страх смерти. Страх разлит в воздухе настолько, что сквозь него приходится продираться. И этот страх — мой. Он везде, но особенно сильно ощущается позади, где был оставлен корабль, на котором я прилетел на эту планету. Там — моя смерть. Смерть со световым мечом. Ярко зелёным. Или голубым. Не важно, там — джедай. Один из тех, кем я не смог стать.
Точка пустоты.
— Его способности слабы, и развить их почти невозможно, — приговор был произнесён тихим тви"леккским голосом. Странно, обычно преподаватели не испытывают эмоций вообще. Особенно, когда дело касается обучения. Сейчас же в голосе наставницы была какая-то грусть.
— Сельхозкорпус, — тогда я ещё не знал, что это — приговор. Пожизненный.
Точка отсчёта.
Сегодня страх смерти обступил со всех сторон. Мне в руки попал осколок Кристалла. Того, что "Сердце Меча". Почти подходящий под меч. Глубокий тёмно-синий цвет. И, вопреки прошлым находкам, эта меня не обжигала. И даже, как будто, придала немного сил. Я... нашёл свой кристалл. А это значит, что я мог бы сделать себе меч. И...вполне мог бы стать джедаем. Но начальство не прощает подчинённым ошибок. Особенно — своих. Особенно то начальство, которое из себя ничего не представляет. Такое, как наш надзиратель, гаморреанец Матаве, с нескрываемым удовольствием взявший меня из Ордена.
Точка невозвращения.
Свет режет глаза, когда я укутываюсь покрывалом Силы, прячась от камер. Я знаю, что с минуты на минуту меня хватятся, и поэтому действую как можно быстрее. Силой вскрываю замки — волны огня по жилам. Той же Силой поднимаю несколько десятков килограмм картошки — кровь почти кипит. Ныряю на освобождённое место, отпускаю картошку и получаю кучу синяков и грязевых пятен. Теряю сознание...
Окончательно прихожу в себя уже на Корусканте, на посадочной площадке Ордена, с которой столько лет назад стартовал корабль с "браком" на борту. Что удерживает меня от желания сгрызть грязную картофелину, почти залезшую в рот, и сам не знаю.
Ощущаю тепло от "моего" осколка, выползаю из-под картошки и осторожно крадусь на улицу. Вокруг третий час ночи. Несколько секунд наслаждаюсь: ни куска голой земли, вместо неё — ощущение закованного в сталь, пластик и транспортил города. И снова накатывает чувство голода. Замечаю стоящие неподалёку маленькие одноместные кораблики, некоторые из которых открыты. Что-то, а точнее — Сила, шепчет на грани слуха, что иногда в истребителях можно найти НЗ. И даже подсказывает, в каком именно. Тихо крадусь, стараясь не привлечь внимания странных одинаковых людей в белых доспехах, забираюсь в открытую кабину, нашариваю под креслом пилота коробку, открываю — и с тихим рычанием начинаю грызть оказавшийся там шоколад. Захлёбываясь, глотаю тепловатую воду. За пиршеством не замечаю, как колпак автоматически закрывается, и панель освещается мягкими огоньками включающихся приборов. К окружающему меня возвращает негромкий голос:
— Автопилот включён... Курс проложен... Разрешение на взлёт получено... Пилот, пристегните ремни...
Бросаю взгляд на приборную панель и понимаю, что от меня здесь ничего не зависит.
Истребитель самостоятельно взлетает, расправляет крылья и, переговариваясь синтезированным голосом с диспетчерами, устремляется в небо. Пройдя мимо огромных кораблей, маленькая скорлупка уносит меня в гиперпространство.
Нулевая точка.
Страх давит, не даёт вздохнуть. Преследователь гораздо лучше готов к продвижению по джунглям, чем почти падающий от истощения человек, да и световой меч больше приспособлен для расчистки пути, чем голые руки.
И, какая-никакая, но — почва куда лучше подходит для ног, чем внезапно открывшаяся пропасть.
Торможу у самого обрыва и медленно разворачиваюсь в сторону гнавшего меня двое суток джедая. Вывалившийся из стены джунглей гаморреанец мне более чем хорошо знаком.
— Рад, что нашёл тебя, — улыбается всем рылом Матаве. И выключает меч. — Думаю, нечего на тебя энергию тратить, — лёгкий толчок Силы сносит меня с края. — Да пребудет с тобой Сила! — доносится прощание.
Точка вне времени.
Страх окончательно раздавил, тело почти свернулось в клубок. И вдруг до меня доносится отголосок чужой эмоции. Глаза широко раскрываются, и я вижу, что впереди падает небольшой грузовой корабль. Только падает он гораздо медленнее, словно его кто-то удерживает Силой. И вскоре я настигаю корабль и могу посмотреть в рубку. Сидящий за штурвалом пилот, один из одинаковых людей, бездумно смотрит вперёд. Он под гипнозом Силы. А за ним стоит женщина. Трудно рассмотреть всё, но я вижу, что у неё на голове нет волос, но есть несколько застарелых шрамов. И ощущаю чужую эмоцию. Чужой страх. Но, в отличие от моего, этот страх заставляет сжимать волю в кулак и вырывать у времени новые и новые мгновения жизни. А затем женщина замечает меня, и я окунаюсь в новое чувство.
Она выдыхает одно слово.
И я узнаю: ненависть.
И вокруг закручивается чёрная воронка Силы.
Кажется, мы так висим целую вечность.
Точка перерождения.
Удар о камни выбивает дух, и первые минуты я ничего только пытаюсь вдохнуть воздух. Что меня спасает, если бы я смог встать, то разлетающиеся осколки рассекли меня напополам. Наконец я справляюсь с дыханием, встаю, и, пошатываясь, смотрю, как из разбитой кабины выбирается женщина. Её глаза залиты кровью из рассечённого лба, она тоже шатается, но делает четыре шага, выставив раскрытую ладонь в мою сторону. Останавливается, сжимает ладонь, и Сила сдавливает моё горло и прижимает спиной к скале.
— Воин должен умирать на поле битвы, Оби-Ван, — сипит она. — Ты хотел меня лишить этого...
— Я не Оби-Ван, — хриплю.
— Когда уйдёшь в Великую Силу, джедай, эту фразу ему передай...
— Я... не... дже... — три слога выдавливаю вместе с кровью. В глазах окончательно темнеет, похоже, всё-таки умираю. Как странно...
Прихожу в сознание оттого, что за шиворот течёт холодная вода. Очень неохотно открываю глаза. Идёт мелкий дождь. Шагах в пяти от меня лежит та женщина. Примерно в том же состоянии.
— Вставай, джедай... — голос её всё так же сипит, она медленно поднимается.
— Я... не... дже... дай... — выдыхаю.
— Тогда, вставай, не джедай, — она уже на ногах. — Даже не знаю, что хуже... — она смотрит, как я отрываю тело от камней. И задаёт вопрос: — А почему?
— Оказался непригоден и был сослан в сельхозкорпус, — отвечаю. Ноги меня не держат, поэтому я прислоняюсь к камням.
— Вот как... — её сипение задумчиво. — Ладно, пока стой здесь, я проверю, что там с едой.
Женщина скрывается в корабле, а я ловлю открытым ртом падающую с небес воду. От корабля доносится короткая фраза на хаттском, затем появляется женщина и с оценивающим прищуром осматривает меня.
— НЗ хватит только на десять дней. Для одного. Видимо мне придётся тебя убить, поскольку ты слишком слаб, что бы чем-нибудь помочь.
Я чувствую, как ко мне тянется жгут Силы. Но страха нет, вместо него — моя новая знакомая — ненависть. Ко всему миру. К сбросившему меня с обрыва гаммореанцу. К этой... холодной убийце. Ненависть пробуждает во мне огонь, но совершенно иной, чем раньше. Он будоражит нервы, ускоряет восприятие и придаёт Силу. И стекает в кончики пальцев правой руки. Жгут почти прикоснулся к шее, но я поднимаю руку, и с пальцев срывается ослепительная в этом сером дожде молния. Она ударяет женщину, и та отлетает от меня. Жгут Силы развеивается.
Я опустошён. Тяжело дышу, смотрю на лежащую сломанной куклой женщину и понимаю, что она жива. Что нужно добить. Но... ненависть ушла. Не умею ненавидеть сломанные куклы. Не умею ненавидеть на заказ.
— Ситх... — выдыхает она. Это не ругательство, это — признание факта. Женщина поднимает голову, и я чувствую: меня не собираются убивать. — Ты не джедай. И не слабый. Просто светлая техника... Что ты чувствовал, когда пытался использовать Силу в Храме?
Подбираю слова:
— Огонь сжигал меня... Свет резал глаза... А когда избавлялся от чувств, сильно болела голова.
— Ситхёныш, — сиплое одобрение. — Не удивительно, ведь чувства питают твою силу. Думаю, я попробую тебя учить... — с этими словами она ныряет обратно в корабль и вскоре показывается с двумя упаковками еды. — Держи, — одна из упаковок протягивается мне.
Протягиваю левую руку и вдруг обнаруживаю, что она сжата в кулак.
— Что там? — спрашивает учитель. Я нехотя разжимаю кулак, и "Сердце Меча" открывается дождю. — Очень интересно... — женщина осторожно протягивает свою руку, притрагивается кончиком пальца к камню. — Он для тебя тёплый?
Киваю. Она хмыкает:
— По джедайским меркам, ты мог бы уже собирать свой меч. Ситхи, впрочем, начинают обучение сразу с настоящим. Когда будут подходящие материалы, займёмся этим.
Молча жуём, запивая дождём. Еда заканчивается, женщина встаёт, отряхивается. И говорит:
— Хоть ты и сохранил себе жизнь и стал моим учеником, не жди, что я буду тебя жалеть.
— Моя жизнь и так была сплошной жалостью к себе, — немного промолчав, добавляю: — И страхом. Так что... буду только благодарен.
— Хорошо... как твоё имя, аппрентис?
— Имя? — переспрашиваю.
— Да, как тебя зовут.
— По разному. "Эй ты, грязная тварь", "Ко мне, тупой ублюдолизок", "Бегом, гунган безухий"... — пожимаю плечами. — У Матаве очень богатая фантазия.
— А... как тебя отличали от других... корпусников?
— По номеру. Восемьсот шестьдесят пятый... Имени достоин только тот, кто может стать джедаем.
— Прямо, как клоны... — задумчиво говорит она.
— Клоны?
— Да, как вот он, — показывает на мёртвого пилота. — Ладно, хватит нам тут сидеть. Задание первое: надёргать из обломков как можно больше проводов.
— А потом?
— Будем выбираться наверх.
Делаю несколько шагов к кораблю.
— Учитель, а у Вас есть имя?
— Есть, — отвечает. — Асажж Вентресс. И давай на "ты", идёт?
— Хорошо. А почему у тебя такой сиплый голос?
— От природы. И хватит болтать. Бегом!
Эта команда мне хорошо знакома.
Нахожу и выдираю провода, Вентресс сращивает их Силой в длинный канат. Я использовать Силу почти не умею, поэтому работаю руками. Иногда от Асажж доносятся всплески эмоции, очень похожей на ненависть, но не такой сильной. Отвлекаюсь.
— Учитель, а что это за чувство?
Чувство усиливается, до меня доносится фраза на хаттском. И только потом на бейсике:
— Я злюсь, аппрентис! И твоё счастье, что не на тебя!
— Жалеешь меня?
Её злость утихает.
— Никогда не думала, что буду учить, — она задумчива, — особенно, что — чувствам. Попробуй использовать.
Я концентрируюсь на злости.
— Ситхова железяка! — и ударенный Силой кусок обшивки улетает.
— Отлично, — голос Асажж доносится с уровня земли. — Только в следующий раз — постарайся не делать это в мою сторону. А то из мира Великой Силы учить как-то трудновато.
Провод. Даже не провод, а целая связка в потолке корабля. Дотянуться — невозможно. Злость накапливается, требует выхода. Поднимаю руку, ощущаю, как всё возрастающая Сила дотягивается до кабеля, цепляется... Шепчу одними губами "иди сюда!" Потолок падает на пол, и корабль становится похож на раздавленную комбайном консервную банку с помидорами. Если бы Асажж не выхватила меня Силой из схлопнувшегося корабля, в галактике бы стало одним "ситхёнышем" меньше. А так я дрыгаюсь в охапке Вентресс, с вожделенным кабелем в обнимку.
— В следующий раз предупреждай, что собираешься экспериментировать, — она ставит меня на землю и отвешивает педагогический подзатыльник. — Слушай, по-твоему, учитель — это смесь няньки с каскадёром, что ли? А вообще, интересный вопрос: сколько тебе лет?
— Не знаю. Мне было около семи, когда сослали, а на Тантри не было возможности следить...
— А по общереспубликанским праздникам?
— Единственными праздниками были внезапные проверки из Ордена. Для тех, кто не лизал задницу многоуважаемому господину надзирателю...
— Ладно... — Асажж забирает кабель из моих рук, — на сегодня хватит. А то ты в следующий раз на нас всё ущелье обрушишь.
Точка насыщения.
Весь следующий день мы карабкаемся по стене наверх. Точнее, карабкаюсь я, а она прыгает от стены к стене, непринуждённо демонстрируя, что значит мастерство в Силе. При этом ещё и страхует меня на самых трудных участках.
— Ну, как? — дождавшись, пока я перевалюсь через край обрыва и растянусь на земле, спрашивает Асажж. Сама она свежая, словно весь день принимала солнечные и прочие ванны.
— До сегодняшнего дня я думал, что разбираюсь в нагрузках, — отвечаю я, прекратив хватать ртом воздух.
— А что ты сейчас чувствуешь?
— Ничего, — пожимаю плечами. — А что, должен что-то?
Вентресс произносит что-то на хаттском, с изрядной долей злости. Переходит на бейсик:
— Пить хочешь? — и, видя энергичные кивки, протягивает флягу. — Тогда держи.
Захлёбываюсь водой и одновременно ловлю новое чувство: желание моего состояния и одновременно осознание — сейчас так не получится.
— Что это было? — спрашиваю, отрываясь от фляги.
— Зависть, — следует ответ. — То чувство, что движет вперёд.
Некоторое время мы молчим. Я принимаю новое чувство, она о чём-то думает.
— Ого, какой тут закат! — восклицает Асажж, смотря мне за спину. Я оборачиваюсь и вижу, как солнце скрывается за горизонтом. И впитываю новое чувство: не физическое наслаждение.
— Что это? — тихо спрашиваю, когда диск звезды скрылся окончательно.
— Чувство прекрасного, — отвечает она, кидая в приготовленную ранее кучу веток маленькую искру Силы. Огонь быстро разгорается, и я новым взглядом смотрю на сидящую напротив меня Асажж.
— Нравлюсь? — спрашивает насмешливо.
— Да... почти как закат...
— Не жалеешь, что вчера чуть не убил?
— Нет. Такое ощущение, что тебе это... не нравится.
— Умный мальчик, — улыбка не делает её привлекательнее. Примерно так же улыбается Матаве, находя причину выдернуть кого-нибудь из кровати посреди ночи.
Утро начинается с завтрака, а затем Вентресс говорит "За мной!" и вламывается в джунгли. Через некоторое время узнаю, что световой меч — ничто по сравнению с Силой, когда нужно пробраться сквозь завалы. И путь становится гораздо легче, когда я начинаю примерно копировать движение Асажж, проходя по тем же местам. А потом понимаю, что попадаю в один ритм с нею. Движения, дыхание, чувства, эмоции ... голова заполняется ими под завязку.
Злость...
Любопытство...
Ненависть...
Гордость...
Страх...
Зависть...
Презрение...
Гнев...
Калейдоскоп понятий и ощущений доходит до глубины мозга и... заполняет его до отказа...
И вдруг я начинаю повторять не только движения тела, но и Силы. И, чувствуя в ней посторонние возмущения, Асажж оборачивается и разражается восхищённой тирадой на хаттском.
— Да что же ты такое?! — спрашивает она, выговорившись.
— Я — ситхёнышь! — с гордостью отвечаю я.
— Что точно... — она улыбается. — Ладно, пошли...
Пока я сижу у собранного для костра сушняка, Асажж на кого-то охотится. По всем подсчётам, завтра мы должны будем выйти к кораблю, который я смутно ощущаю в Силе. Думаю, что у Вентресс это получается куда лучше.
— Что же ты не зажигаешь? — спрашивает она, появившись на полянке с какой-то птицей подмышкой.
— Не умею, — пожимаю плечами. — А зажигалка у тебя.
— Совсем забыла, — она кидает вышеупомянутую зажигалку мне и начинает разбираться с птицей. — Ты меня сегодня сильно изумил своими умениями. Слушай, а как ты умудрился сбежать из своего корпуса?
— Сейчас, — костёр наконец-то занимается. — Я сделал так... — применяю случайно найденный приём.
— Как "так"? — она отрывает голову от птицы и смотрит в мою сторону. И я вижу, как её глаза становятся всё больше и больше. — Ты где? — вокруг меня начинают метаться щупальца Силы.
— Здесь, — отвечаю я. И раскрываюсь.
— Интересно... — задумчиво говорит она. — Не хотела говорить, но после того, как ты начал применять Силу, тебя в ней не видно, если не искать специально. А сейчас... я ведь даже примерно знала, где ты...
— У меня как-то получилось, когда очень хотел... — смущаюсь, — ну, в туалет, а дверь закрывалась, когда туда кто-нибудь подходил без разрешения...
— Значит, это не ждедайское умение. Что успокаивает. Умей джедаи так... — она пожала плечами. — Ладно, сейчас поужинаем, и спать. Завтра к полудню мы должны подойти к кораблю.
Утром Асажж смотрит некоторое время мне в глаза и спрашивает:
— Слушай, а ты что-нибудь хочешь?
— Вернуть одному хряку удар Силы, — с ненавистью отвечаю я.
Точка души воина.
Асажж сдёргивает паутину лиан, и я узнаю корабль. Именно он доставил меня сюда.
— Нет, это надо же! Мой личный истребитель! Какая джедайская... — несколько экспрессивных слов на хаттском, — на нём летала?
Отвечаю правду, заворачиваясь на всякий случай в покрывало Силы.
— Аппрентис! — Асажж оглядывается, и вновь переходит на язык брюхоногих. Похоже, хаттский у Вентресс — второй родной язык, поскольку уж очень часто она переходит на него с бейсика. Выдохшись, говорит на общегалактическом: — Ладно, проявляйся, прощаю.
Не дожидаясь моего проявления, она наполовину залезает в кабину и с радостным возгласом достаёт оттуда две рукоятки световых мечей.
— Запасные, — поясняет она. — Я себя без них почти голой чувствую, — Асажж снова почти ныряет в корабль.
Подхожу с другой стороны, с любопытством заглядываю в кабину и наблюдаю, как владелица кораблика двигает кресло как можно глубже.
— Кажется, уместимся, — она вытирает пот со лба. — Залезай.
— А ты? — помня о коварстве автопилота, спрашиваю я.
— А я — следом. Усядусь тебе на колени... не ты же ко мне, не маленький, в конце концов. Да и мешать управлять будешь.
— На колени?
— Не маленький, потерпишь...
В кабине тесно, локти Асажж то и дело врезаются в мои рёбра, к тому же меня преследует ощущение какой-то неправильности ситуации. Словно я должен чувствовать что-то ещё, кроме неудобства. Как будто есть что-то вне тех чувств, что получил от Вентресс.
Кораблик выныривает в поясе астероидов.
— Республиканских кораблей не чувствую, — говорит Асажж. — Скорее всего, нас здесь не ждут.
Вошедший в атмосферу Тантри истребитель складывает крылья и мягко приземляется на самом краю космопорта для гостей, поближе к заброшенным ремонтным мастерским. Асажж открывает колпак и выпрыгивает на старое, потрескавшееся покрытие. Выползаю из кабины. И вот уже стою под знакомым солнцем, разминая затёкшие ноги и отгоняя неприятные ощущения, словно сейчас прозвучит геморреанский голос: "На поле, забрак безрогий!" Но площадка абсолютно пуста, Асажж копается в одной из мастерских, пилоты двух остальных кораблей проводят время в кантине, механики прячутся от жары кто в кораблях, кто — в той же кантине, больше в округе — никого. Я заканчиваю озираться и решаю присоединиться к Асажж.
В воздухе душной мастерской перемешались пыль и хаттский язык, а источник последнего наполовину зарылся в запчастях. Судя по новым и новым этажам речи Асажж, а так же по упоминанию, на бейсике, различных родственников железяк, нужное ей никак не желало находиться.
— Что ищешь? — спрашиваю я, уворачиваясь от летящей в голову особо выгнутой детали.
— Оптический... — тирада на хаттском, — прицел, отвечает она, выныривая. — Я чувствую, он где-то снизу...
— Вообще-то, оружие здесь как-то запрещено... без лицензии. Тантри — мирная планета...
— Ты молодец! Подпол! — содержимое мастерской взлетает в воздух вместе с куском пола. И внизу обнаруживается ухоронка с многочисленными винтовками. — Контрабанда, — отвечает Асажж на вопрос, написанный на моём лице.
— Ага. И первый же Одарённый этот тайник благополучно находит, — я саркастичен.
— Да тут нормальных Одарённых — раз в несколько лет, и то пролётом. И вообще, если не искать, то... — продолжая говорить, она отрывает один из прицелов от винтовки и быстро разбирает его на части. — Была у моего учителя одна интересная книжка: сборка световых мечей из подручных материалов... — Асажж внимательно осматривает вытащенную линзу. — Так вот, там был один способ для фокусировки луча — донышко бутылки...
Осторожно нажимаю на кнопку, держа меч вертикально, и из торца вырывается тёмно-синий луч. Он ничуть не короче нормального луча, как опасалась Асажж, только на волосок тоньше. Делаю несколько падаванских стоек, оглядываюсь на Вентресс.
— Сойдёт для сельской местности, — хмыкает Асажж. — И так... поскольку ты собрал свой меч, по праву учителя, даю тебе имя: Сайк Хартресс.
Точка накала, она же — точка пустоты.
Новая секретарша в приёмной смотрит на внезапно оказавшуюся рядом с ней Асажж Вентресс и не замечает, как в дверь к её боссу проскальзывает ещё кто-то. Матаве сидит в своём излюбленном кресле рядом со стеклянной стеной и, как всегда, изучает график поставки сельхозпродукции.
— Рад тебя видеть, — тихо говорю я и включаю свой меч. Давний враг вскакивает с кресла, настольная лампа слетает с его стола и разбивается, оставляя в комнате почти полный полумрак. Он кажется каким-то усохшим, но вспыхнувший в руках гаморреанца световой меч говорит сам за себя: здесь готовы защищаться. Я перебрасываю меч в левую руку и отвожу её вниз, открывая своё лицо свету его меча. И Матаве меня узнаёт.
— Ты?! Нет! Это неправда! Это невозможно!— вскрикивает он, отступая к окну. — Ты! Ты же упал в пропасть!
Гнев, ненависть, ярость переполняют меня и опять стекаются в правую руку. Только на этот раз огнём наполнены не только кончики пальцев, но и вся ладонь.
— Да, — киваю. И возвращаю ему давние слова. — И, думаю, на тебя энергию лучше не тратить... — поднимаю руку, и с неё срывается настоящий поток молний. Они сносят Матаве с места и, разбив окно, выбрасывают надзирателя из кабинета. Всё ещё переполненный Силой, я прохожу сквозь искрящийся от лопнувшей проводки кабинет, подхожу к окну и смотрю вниз. Изломанное тело гаморреанца лежит на крыше остановившегося комбайна, и я чувствую сквозь Силу: Матаве мёртв. И... в груди расползается ещё большее опустошение, чем тогда, когда я использовал молнию ярости на Асажж. Не ощущаю никаких эмоций вообще. Кроме одного: у меня больше нет в жизни цели.
— Ладно, — говорю вслух сам себе, — у Асажж есть, она подскажет...
Асажж стоит в приёмной, и в её глазах отражается та же пустота.
— Дуку убит, — голос Вентресс безжизнен. — Кеноби и Скайвокер — тоже. Орден джедаев — распущен, джедаи — мертвы, — она замолкает ненадолго и добавляет: — Мы провели в воронке Силы тридцать лет...
Конец.
