Вдали от суеты

МАКС АДЕЛЕР (Чарльз Хебер Кларк)

ВДАЛИ ОТ СУЕТЫ

Глава I. — Основание Нью-Кастла. — В поисках тишины. — Жизнь в городе и деревне. — Почему последняя предпочтительнее. — Особенности деревенской жизни. — Спящий старый город. — Мы воздвигаем семейный алтарь.

Если бы Петер Минёйт не появился на свет, то, весьма вероятно, и эта книга никогда не была бы написана. Мистер Минёйт, тем не менее, не имеет никакого касательства к содержанию книги, а цели, которые он преследовал, ни в коей мере не повлияли на ее замысел. Петер Минёйт был шведом, который в 1631 году поднялся вверх по реке Делавэр в странной старой посудине, борта которой выглядели словно бочки, а нос и корма высоко вздымались над водой. Движимый каким-то таинственным импульсом, о котором мы не имеем ни малейшего представления, он бросил якорь возле поросшего лесом берега и высадился. Осмотрев прекрасные окрестности, лежавшие перед ним, лес и реку, он объявил своим сподвижникам о своей непреклонной решимости остаться здесь навсегда. После чего начал возводить город, спускавшийся постепенно к песчаному речному пляжу, и этот его поступок стал единственным, за который он удостоился бессмертия, а именно — основание того, что ныне известно нам как Нью-Кастл.

Было бы приятно (хотя и бессмысленно) надеяться на то, что к непреходящей славе Нью-Кастла причастно то обстоятельство, что здесь, спустя двести, а то и поболее, лет после прибытия Минёйта, появились на свет и жили прекрасные люди, совершенно обычным, и вместе с тем, совершенно необычным образом, и история жизни которых, со всеми неурядицами и приключениями, составляет неотъемлемую часть истории города.

Каждый из нас мечтает о тишине. Город заключает в себе много прелестей и удобств, если рассматривать его в качестве места жительства; и те, кто привык обитать в среде густонаселенного города вряд ли найдет счастье и комфорт в другом месте. Но, хотя стадный инстинкт силен во мне, тем не менее, не могу сказать, чтобы он подмял под себя все остальное. Я отношусь к своему ближнему с невыразимой любовью, но зачастую он тем более мил мне, чем больше расстояние, нас разделяющее. Я испытываю тоску по человеческому обществу, но предпочитаю испытывать ее по своему выбору, а не ежеминутно и ежедневно, без антракта. В городе, тем не менее, невозможно остаться одному, когда этого очень хочется. Если я живу в обычном многоквартирном доме, то перегородки между квартирами, скорее всего, окажутся тонкими. И вполне возможно, что моим соседом с одной стороны окажется преподаватель музыки, весь свой день посвящающий натаскиванию многочисленных учеников в теории и практике этого искусства, а ночью занимается этим сам с собой, повышая квалификацию. С другой же стороны окажется семья, с двумя или тремя ангелочками и собакой. При этом убаюкивающий нежный шепот родителей так же спокойно проникает сквозь стены, как и недовольный плач детей, мешая заснуть; а когда они, наконец, угомонятся, эстафету принимает собака, живущая во дворе.

Если на улице, позади вашего дома, не окажется котельной, там непременно окажется лесопилка с паровым гудком, и это еще терпимо по сравнению с тем, если дочь вашего соседа учится петь и при этом держит окно открытым во время своих уроков, или же сына, который учится играть на барабане. Улица, двор, квартира, наполнены вечным непрекращающимся шумом. Он будет всегда, пока существует человечество, как свидетельство его активности. Вокруг слишком много суеты и слишком мало возможностей избежать сумбура и бьющей через край энергии человеческой жизни.

Мне всегда казалось, что деревенская жизнь предоставляет больше удобств и больше комфортабельна для утомленного городом человека, который может выстроить себе тихий дом, лишенный неудобств и дискомфорта, среди разнотравья, цветов, деревьев, в маленькой деревушке, находящейся вне досягаемости деловой суеты города, где полная изоляция или дружеское общение возможны по желанию. И этот дом, с участком земли в половину акра, где дети могут играть и резвиться, где можно выращивать одновременно цветы и овощи, сентиментальные гелиотропы вперемешку с имеющей чисто практическое значение капустой, декоративную вербену с чрезвычайно полезным луком, может стать поистине земным раем.

Впрочем, земли не должно быть слишком много, ибо в противном случае уход за ней становится обременительным. Городские жители, в которых сильна тяга к сельскому хозяйству, будут рады после рабочего дня, занятого тяжелым мыслительным процессом, отправиться в огород с тяпкой и лопатой, в надежде обеспечить себя овощами в достаточном количестве. Однако, не слишком длительного упражнения подобного рода вполне достаточно, чтобы несколько сгладить овощеводческий или садоводческий энтузиазм не приспособленного к этому городского жителя. Это приятно — прополоть цветочную клумбу, или бросить пару лопат земли на корни виноградной лозы, это занятие вполне вам по силам; но если сад или огород требуют от вас усердия, вне зависимости от состояния вашего ума и тела, вы быстро поймете смысл проклятия, наложенного на Адама при изгнании из Эдема. Гораздо проще и дешевле нанять компетентного человека, чтобы он позаботился о вашем маленьком участке; после этого вы можете в свободное время подвязать кабачки к палкам, установленным для вьющейся земляники, хорошо зная, что все зло, причиненное вашими действиями, будет исправлено на следующий день, когда преступник будет находиться далеко, и проклятия специалиста в сельском хозяйстве, пока он спасает овощи от опасности, которой их подвергло дремучее невежество, не смогут достичь его (преступника) ушей. Лично мне нравятся дома не слишком старые, нарядные снаружи и хорошо распланированные внутри, с премудростями водопровода, газовой плитой и телефоном, что делает даже самые маленькие из них гораздо более комфортными, чем любой, огромный, отделанный мрамором, древний дворец. Я предпочел бы, чтобы дома соседей справа и слева находились не ближе двадцати ярдов от моего; чтобы на участке присутствовали пышные деревья, создающие тень; и чтобы сквозь их листву я мог наблюдать блеск водной глади, по которой скользят корабли, и где время от времени я мог бы найти забвение и утешение в гребле, рыбалке и парусном спорте.

Деревенская жизнь прекрасна. Она сохраняет все преимущества проживания в сельской местности, без тех неприятных моментов, которые связаны с проживанием на какой-нибудь отдельно стоящей ферме. Нет гнетущего чувства одиночества, станция, магазины и почта расположены неподалеку. Чтобы добраться до этих благ цивилизации, вам не нужно пробиваться сквозь толпу, ароматы улиц, от которых кружится голова, рискуя попасть под колеса армии автомобилей. Имея удобства, доступные в городе, деревня обеспечивает чистый целебный воздух, возможность детям и родителям найти себе развлечения за пределами дверей дома, дешевизну, умеренную арендную плату, вкусное молоко, какое никогда не найти в городе, а также здоровую атмосферу, в которой семья может обитать, не опасаясь искушений и дурных примеров для молодежи, которыми, как правило, проникнута атмосфера больших городов.

Кроме вышесказанного, мне деревенская жизнь нравится еще и потому, что она способствует развитию в человеке доброго отношения к себе подобным более, нежели другие обстоятельства. В городе меня постоянно задевают те, кто мне чужд, кто обо мне ничего не знает, кому я не интересен. В деревне я знаю всех, и каждый знает меня. Если меня есть за что уважать, то это будет признано всем местным обществом без исключения; я даже могу вызвать у кого-нибудь искреннюю привязанность, если окажусь этого достойным.

В провинциальном городишке за вашими моральными устоями, разумеется, следят так же тщательно, как и в большом городе. Здесь много любопытных глаз и досужих языков, вы всегда находитесь под их прицелом, и стоит только вам на мгновение потерять осторожность, как маленький мир вокруг вас тут же будет посвящен во все тонкости ваших больших и малых прегрешений. В городе вы можете сколько угодно ругаться с женой, не опасаясь того, что это кому-нибудь интересно и может стать темой разговоров; но в деревне все самые мельчайшие детали ссоры становятся известны всем на следующий же день после того, как она случилась.

Интерес, который испытывает к вам общество, поистине удивителен. Стоимость любого предмета в вашем хозяйстве известна так хорошо, как если бы вы вывесили ценник на стенах дома. Вы не можете пустить людям пыль в глаза; если ваши слова не соответствуют действительности, достаточно замечания какой-нибудь пожилой женщины, обнаруживающего ваше притворство, — и вот, в какой-нибудь час, вы становитесь предметом презрительных взглядов и изгоем. В деревне знают, как одеваются ваши дети и как они учатся; как часто у вас подают на стол баранину и степень вашей любви к говядине. Сколько вы заплатили за ковры, — общеизвестно; разборки с вашими слугами обсуждаются повсеместно, покупка новой одежды для любого члена вашей семьи становится объектом номер один интереса окружающего вас общества. Приобретение вашей женой зимней шляпки становится событием для всей деревни; в то время как она приобретает предмет одежды, общество получает тему для разговоров, поэтому неизвестно, кто на самом деле более счастлив: она — получившая обновку, или общество — получившее возможность эту самую обновку оценить со всех сторон.

Каждому человеку необходим пример для подражания; и если в городе мне сложно выбрать себе кумира по причине многочисленности кандидатов, то в деревне это проще простого. Здесь всегда имеется кто-то, почитающийся воплощением почтенной добродетели. Он богаче всех прочих односельчан; его дом самый роскошный; он принадлежит к семье, живущей в деревне со дня ее основания, и его притязания на превосходство без малейших сомнений признаются благоговеющими перед ним жителями деревни. Мой голос звучит в унисон со всеобщим хором, выражающим восхищение, я ощущаю в его присутствии то же, что ощущают остальные, и это объединяет нас великим чувством сопричастности. Конечно, я не могу не понимать, что объект моего восхищения, в некотором роде, не представляет собой ничего выдающегося. Я вынужден признавать, что его состояние кажется большим только по сравнению с моим или Джонса; что его дом велик постольку, поскольку отбрасывает тень на мой собственный; что если разум его ослабнет по причине возраста или поведение станет надменным, он сразу же потеряет свое выдающееся положение в деревенском обществе. И еще я знаю, что в большом городе он не представлял бы из себя ничего особенного. Тем не менее, я признаю его претензии на уважение жителей. Мне приятно видеть, как он играет свою маленькую роль, наблюдать за его спокойствием, величественной уверенностью в своем праве быть кумиром и причитающиеся кумиру почести, на протяжении своей жизни. И я знаю, что, в конце концов, для мужчин, живущих вне суеты больших городов, этого вполне достаточно. В больших городах претензии на превосходство также во многом выглядят фиктивными; и, вне всякого сомнения, если бы могли разглядеть их получше, подобно сельскому кумиру, мы бы обнаружили, сколь много в их положении и репутации играют наши собственные о них представления.

Наш великолепный сельский набоб — самый настоящий. Я в этом уверен. Он участвует в жизни общества, руководит им, честно исполняя свой долг, и при этом он — настоящий джентльмен. Я любил бы его, даже если бы он обладал только одним из этих качеств, поскольку, благодаря ему, испытываю истинное наслаждение от сельской жизни. Когда я посещаю город и вижу, кто захватил в нем власть, когда я вижу лукавство, неправды, подлости этих людей, этой клики, когда я всматриваюсь в их лица, — лица объединившихся для грабежа и власти, — я вижу в них только пошлость, невежество, порок и присущее им полное отсутствие морали; это заставляет мою душу испытывать скорбь. Но когда я возвращаюсь, то с удовольствием оцениваю те простые методы управления, которые приняты в нашей деревне, и отдаю дань уважения простому старому джентльмену, играющему столь значительную роль в ее судьбе.

Если вы желаете спокойствия, то в Нью-Кастле оно может быть получено, как мне думается, самым явным образом. Пока за обладание этим местом боролись шведы, голландцы и англичане, здесь царило спокойствие; но наступило время Революции, а вместе с ним пришли военные корабли и каперы, колонны войск и обозов, по дорогам от Нью-Кастла во Френчтаун и из Дэлавера в Чесапик, создававшие в старом городе суматоху. Потом последовал период затишья, до второй войны с Англией, когда история повторилась. Очередную сумятицу внесло строительство железной дороги, одной из самых первых в стране, до Чесапикского залива; но как только ажиотаж угас, старый город вновь погрузился в спячку и дремал в продолжение сорока лет так крепко, что, казалось, ничто и никогда не сможет его разбудить. Но время иногда преподносит нам удивительные сюрпризы, и, возможно, настанет день, когда близость старого города к бухте, ее глубина, легкость транспортировки и благоприятные условия развития производства превратят провинциальный городок в большой промышленный центр, с сотнями предприятий и множеством рабочих. Впрочем, даже если это и случится, нет никаких гарантий, что мы проснемся. У нас до сих пор присутствуют глубокий покой и отсутствуют изменения, что делает это место столь дорогим для тех, кто именно таким и знал его в детстве. У нас имеются улицы, густо поросшие травой; старые причалы, вдающиеся в реку, которые сегодня используются рыболовами и горластыми мальчишками, прыгающими с них в воду; гранитные блоки ледоломов на реке; старое здание суда, чей шпиль является точкой, из которой радиусом в двенадцать миль проведена дуга, составляющая северную границу штата Делавэр; покосившееся здание мэрии, старые церкви и мрачные дома, с покрытыми мхом крышами; парк Бэттери, с его плакучими ивами и прекрасным видом, открывающимся на реку и противоположный берег, аллеями с пышной растительностью, закрывающей небо, идя по которым вы словно бы идете по улице.

И вот, в таком-то домике, подобном описанному выше, неподалеку от реки, с соседями, чьи дома располагались не намного дальше, чем на расстояние вытянутой руки, я и поселился с женой и домочадцами, с ларами и пенатами, чтобы начать жизнь, описание которой и составит содержание данной книги. Может случиться так, что самые интересные события окажутся вне поля зрения читателя, но может и так, что изложенное ниже покажется ему интересным и развлечет, хотя бы ненадолго.

Глава II. — Очень опасное изобретение. — "Патентованная комбинированная стремянка". — Домашняя прислуга. — Рекламное объявление, чтобы нанять прислугу. — Деревенские девушки — воображаемые и реальные. — Чем они отличаются.

Вне всякого сомнения, стремянка является самым необходимым приспособлением для лиц, перебирающихся в новый дом. Прислуга использует ее при мытье окон, удалении пыли с верха дверей и оконных рам, а также при исполнении прочих обязанностей по дому; хозяину дома она нужна, когда он вешает картины и фотографии, шторы, или когда, наконец, уступает просьбам жены сделать одну-две полки. Я бы, однако, предостерег своих земляков от покупки того, что предлагается им под названием "Патентованная комбинированная стремянка". Я купил такую в городе как раз перед самым переездом, поскольку маклер продемонстрировал мне, как с помощью простейших операций она последовательно превращается в железный столик, удобный диванчик для кухни, после чего, наконец, обратно в стремянку, по желанию ее владельца. Если учесть, что все три чрезвычайно полезных предмета приобретались за одну цену, легко понять, насколько соблазнительной была такая покупка. Однако опыт, полученный мною при практическом использовании данного изобретения, позволяет мне утверждать, что финансовая выгода при ее приобретении — чистой воды миф.