Рэй Брэдбери. Пес в красной бандане
Пациент провел в госпитале всего три длинных печальных дня, когда в воскресенье, когда, как известно, доктора в основном отсутствуют и медсестрички заняты невесть чем, случилось знаменательное событие, чудесное явление.
Он следил, как приближается знаменательное явление, по взрывам смеха и приветственным кликам пациентов в коридорах.
После долгого ожидания знаменательное явление прибыло и к его дверям.
На пороге стоял мужчина и держал на поводке самого красивого золотистого ретривера, какого когда-нибудь видели.
Ретривер был невероятно импозантный, прекрасных статей, хорошо ухоженный, глядел явным умницей и носил на шее аккуратно повязанную бандану цвета крови.
Пес этот имел обыкновение совершать обход госпиталя, и поговаривали, что когда он приходил, во всех коридорах, куда он наведывался, прибавлялось радости.
Это казалось вполне естественным, и пациент часто удивлялся, почему на свете не было побольше таких собак — чтобы навещать людей, подымать их дух, чтобы, по возможности, помогать им поправиться.
Пес в кроваво-красной бандане секунду поколебался в дверях, поглядывая в палату на пациента, а затем подошел, упруго ставя лапы, и сел у постели, ожидая, что его приласкают.
Потом, в уверенности, что пациенту уже лучше, пес повернулся и прошествовал обратно в холл, встреченный радостными восклицаниями и приветствиями.
Это было, действительно, необычайное событие, и пациент немедленно почувствовал себя лучше.
Последующие дни пациент сносил с особым нетерпением. Он не знал, отчего, но внезапно понял, как ему хочется, чтобы собака в красной бандане вернулась; это казалось важнее, чем визиты врачей и раздражающее внимание медсестер.
На следующей неделе пес навестил их только раз.
Через неделю (так как болезнь пациента не отступала) собака возвращалась дважды, и от ее посещений весь госпиталь казался светлее и ярче.
На третью неделю, по каким-то соображениям, которые никогда не объяснялись, пес в красной бандане приходил каждый день и прогуливался по холлам в ярком платке, завязанном вокруг шеи, с выражением глубокого сочувствия и понимания на красивой морде.
В конце первого месяца, когда пациент почувствовал, что его могут отпустить в любой день, случилось явление еще замечательнее: вместо обычного сопровождающего, который водил собаку, с ней пришел мужчина, почти такой же примечательный, как великолепное животное.
Этот человек был одет в простой костюм цвета хаки, с красным галстуком на шее. Он, видимо, был слепой, так что на самом деле пес вел его.
На этот раз, как и прежде, пес остановился в дверях и указал на пациента, который сел и наклонился вперед, почти ожидая, что пес заговорит.
Взамен разговор начал слепой.
— Сэр? — сказал он, угадывая пол пациента. — Если б вас спросили обо всех зверях в море, на суше, в воздухе, какое из всех этих созданий наилучший христианин, что бы Вы сказали?
Пациент подумал, что это шутка, попробовал вообразить и ответил:
— Вы говорите о человечестве?
Слепой учтиво покачал головой:
— Нет. Исключая человека, какое создание — истинный христианин?
Пациент изучил пса в кроваво-красной бандане, сидящего в дверях, снова обратив внимание на его незаурядную смышленость, и сказал:
— Ответ — собака.
Слепой спокойно кивнул:
— Совершенно верно. Все другие твари живут, но не знают, что они живут.
Кошки — исключительные, прелестные, до смерти заласканные, но они существуют и в самом деле не знают, что существуют, как и все другие твари небесные, что летают, парят, кружат над землей, и все звери полевые, которые живут, но не осознают своего существования.
Всем этим тварям полевым, обитателям морей и воздуха наступает конец, но они не знают смерти и потому не горюют.
Но собаки не только знают, что такое жизнь, но ощущают смерть и раздумывают о ней.
Пациент кивнул, ибо он знал, что это правда. Он помнил смерть друга: собака долго горевала после того, как ушел хозяин, бродила по дому, жалобно скулила, съеживалась и забивалась в темноту.
Пациент заметил:
— Чем больше я думаю об этом, тем удивительнее кажутся собаки.
Слепой поднял глаза к потолку и вопросил:
— Если собаки явятся у врат небесных, будут ли они приняты?
— Немедленно! — воскликнул пациент и рассмеялся над быстротой своего ответа. — Потому что они без греха. Человечество выстроится в очередь за ними, чтобы проситься войти. Собаки моментально прибегут, чтобы встать рядом со святым Петром и помочь ему пропускать грешного зверя, именуемого человеком.
Таким образом, отвечаю на ваш вопрос, кто из всех тварей на свете наибольший христианин, всепрощающий и самый любящий: собак можно назвать вместе с Абу Бен Адамом, прежде всех остальных.
Слепой согласился.
— Приневольте вашу кошку — и вы потеряете друга. Ударьте вашу собаку (чего, надеюсь, вы никогда не сделаете) — тем не менее, если вы ударите ее хоть раз в жизни, она умильно посмотрит на вас и скажет: "Что плохого я сделала? Что это было? Разве ты не знаешь, что я люблю тебя и прощаю тебя?" И она подставит одну щеку, а потом другую и будет продолжать любить вас вечно. Вот что такое собака.
В течение всего разговора пес в кроваво-красной бандане сидел возле слепого, глядя на пациента самым ласковым и прекрасным взглядом, который тому приходилось когда-либо видеть. Слушая беседу, пес ни принимал комплименты, ни игнорировал их, просто смирно сидел в ореоле своей величавости.
В конце концов, когда он почувствовал, что слепой сказал всё, что хотел, пес неторопливо вышел в коридоры госпиталя, и послышались приветственные возгласы и смех.
В следующие дни по госпиталю расползлись слухи, что поразительно много людей отправилось домой; люди, которые жили здесь неделями, иногда месяцами, вдруг собрались и уехали, к удивлению и любопытству врачей, под изумленный шепот медсестер. Пациент за пациентом отъезжали, число действительно больных людей в госпитале снизилось, а число летальных исходов, по слухам, опустилось почти до нуля.
На четвертую неделю, лежа в постели однажды ночью, пациент почувствовал острую боль в правом запястье и принял немного аспирина, но боль не уходила.
Ночью он полупроснулся, потому что почувствовал — кто-то сидит рядом с кроватью, но не смог убедиться в этом.
В полусне ему померещилось, как будто возле него кто-то дышит, а потом он услышал странный звук, который напомнил ему о давней летней ночи, когда он был ребенком.
Как прекрасно было в три ночи, под лунным светом, льющимся через оконные стекла, слушать прозрачный звук издалека, из кухни, где стоял ле?дник.
В поддоне под ле?дником холодная вода с глыбы льда попадала в ловушку, и в три часа ночи мягко звучала ее капель. Их собака, томясь от жажды, наполовину заползала под холодильник и лакала чистую прохладную воду с тающего льда.
Спокойно лежать в постели, слушая этот далекий ясный звук, было одним из самых упоительных переживаний его жизни.
В середине воспоминания или грёзы о плеске ледяной воды пациенту показалось, что он ощутил прикосновение к запястью.
Похоже, будто короткими движеньями его руку облизывает язык — тот самый, который лакал ледяную воду жаркой ночью много лет назад.
Потом пациент уснул.
Когда он проснулся утром, боль в запястье ушла.
В следующие дни собака в кроваво-красной бандане прогуливалась, где хотела, по всему госпиталю, на этот раз одна; слепого уже не было.
Пес, казалось, знал, куда идти, часто приходил в палату пациента и подолгу пристально и очень тихо глядел на него.
Они беседовали про себя; пес, казалось, понимал все, что пациент хотел сказать, хотя никогда не отвечал.
Затем пес убредал в обход госпиталя.
С течением дней смех, крики, восклицания, приветствовавшие его, стихали, пока не показалось, что госпиталь разросся и опустел. Мало того, что врачи прекратили посещения по воскресеньям и гольф по средам, но, похоже, перестали приходить по вторникам и четвергам, да, в конце концов, вряд ли и по пятницам.
Эхо в коридорах стало гулким, в дальних палатах — ни души, ни дыхания.
В последний день пациент, ощущая тревогу и чувствуя, что он в любой момент в состоянии встать, облачиться в одежды, не дожидаясь осмотра врачами, и отправиться домой, сел в постели и воззвал в высокие коридоры: "Эй! Кто-нибудь есть?"
Долгое молчание ответило из затихших госпитальных палат. Он снова крикнул: "Есть кто? Эй!" Из холлов — лишь эхо, переходы во всем здании замерли в тиши.
Совсем беззвучно пациент начал одеваться, готовясь покинуть это место.
Наконец, в три часа пополудни красавец-пес в кроваво-красной бандане мягко прошествовал по тихому коридору и встал в дверях.
Пациент сказал:
— Заходи.
Пес вошел и остановился рядом с кроватью.
— Сидеть, — приказал пациент.
С полуулыбкой на губах пес сел и ласково посмотрел на него большими лучистыми глазами.
Наконец пациент спросил:
— Как тебя зовут?
Пес изучал его огромными сияющими глазами.
Губы едва заметно шевельнулись, и донесся шепот:
— Иисус, — сказал пес. — Это мое имя. Иисус. А твое?
(C) R. Bradbury, 2010.
(C) Перевод: Т. Модестова, 2011-2015.
