В те далёкие времена, когда я ещё не был известен под своим настоящим именем и меня в фантастячьей тусовке воспринимали относительно терпимо, я чуть было не поучаствовал в написании очередной "тани гроттер". Проект меня заинтересовал, потому что люди пытались наложить на стандартную псевдогаррипоттеровскую схему что-то своё, интересное. Меня, собственно, за этим и запрягли — придумать онтологию соответствующего мира.
Рамки, правда, предполагались довольно тесные. Должен был быть "мальчик, который выжил", должна была быть магическая школа (правда, находящаяся в современной России), движение из класса в класс, хорошие и плохие учителя и ученики и тыры пыры. Но в этих рамках можно было "хоть как-то извернуться".
Я решил не сильно оригинальничать и сочинил то, что было доступно даже графоманской обработке.
Магических школ в мире много, по одной на две-три страны, в крупных странах всегда по одной. Ученики должны каждый год сдавать всё более опасные экзамены. Выпускной экзамен принимают боги (или духи, или некие потусторонние существа), причём провал выпускного означает разрушение магической традиции: все заклинания, которые использовал провалившийся выпускник, перестают действовать, причём навсегда. Провал всего курса означает на практике лишение страны её магической традиции. В России это случилось аж дважды — в 1905 и в 1991. В результате страна оба раза осталась голой и она стала добычей магов других государств. Каждый раз магическую традицию приходилось восстанавливать буквально с нуля. Поэтому каждый выпуск магической школы — это тяжкое испытание... Ну и вокруг этого последнего экзамена всё и вертится.
Дальше я напридумывал всяких мелких деталек, более или менее забавных, в основном — намёков на российские, так сказать, реалии.
Проект сдулся, никто ничего писать не стал. Но вот недавно, роясь в старых файлах, я нашёл тестовый кусочек текста, который я накропал, чтобы "представить себе картинку".
Он теперь ни к селу, ни к городу, но почему-то мне этого обрубка без головы и хвоста жалко. Поэтому выложу-ка я его здесь, пусть будет.
ГЛАВА 8
— Я вот чего не понимаю, — шепнул толстый Валерка, — а как она пройдёт? Там же высоко и лестницы нет.
— Придумает что-нибудь, — ответил Гарик, напряжённо разглядывая острый угол Треугольного Зала. Он и сам ломал голову над тем, каким способом директор сумеет подняться на возвышение. В конце концов он решил, что где-то есть скрытая дверь.
Всё случилось неожиданно. Сначала в воздухе появилась изящная женская ножка в вышитой бархатной туфельке. Потом сверкнула ослепительно-синяя юбка, ослепительно-белая блузка.
Из стены вышла высокая стройная женщина со сложной причёской на голове. Она критически осмотрела себя, стряхнула с плеча микроскопический кусочек штукатурки.
— Безобразно сделан ремонт, — заявила она, обращаясь к стене. — Так штукатурить можно только спьяну. И что это за хлам внутри? Какие-то прутья напихали, как будто я не вижу. Чья работа? Опять молдавские домовые?
— Почему молдавские? — обиженно прогудела стена. — Турецкие джинны строили.
— Джинны, — в женском голосе зазвенел холодный металл. — В русском языке нет такого слова — "джинн". Есть слово "домовой". Значит, строили турецкие домовые. Кочующие, надо понимать. То есть отребье. Так что это за прутья?
— Это каркасная решётка, — ухнула стена.
— Как интересно. А по ведомостям, — женщина извлекла из рукава свёрнутую в трубочку бумагу, — здесь должна быть кирпичная кладка.
Она протянула руку и прижала бумагу к стене. Та содрогнулась и затрещала.
— Понятно. Сэкономили денежки. Экономить на детях — это не просто нехорошо, это неудовлетворительно. За это полагается комфортабельная статуя на Болотной.
— Это чего? — шёпотом спросил Гарик.
— На Болотной площади, — наклонился к его уху Валерка, — есть такая штука. Называется "Дети — жертвы пороков взрослых". Там скульптуры всякие. Ну, вот их туда и сажают. Этих, ну, духов всяких. Ещё в Церетели какого-нибудь можно попасть, это вообще... — он прикусил язык.
— Ладно, с этим позже, — женщина поправила причёску и встала на возвышение. — Давайте знакомиться. Вас я всех знаю. Меня зовут Ирина Вторая, я директор Лесной Школы. Кстати, тут шумновато. Думаю, просить вести себя потише бесполезно? — Она сделала крохотную паузу. — Так я и думала. В таком случае...
Женщина взмахнула рукой. Бриллиантовая запонка на рукаве вспыхнула, и Гарик почувствовал, что у него как будто заложило уши: наступила полная, оглушительная тишина.
— Так-то лучше. Не люблю, когда меня не слушают, особенно если я говорю важные вещи... Но к делу. Все вы здесь, потому что все вы обладаете зачатками магических способностей. Повторяю — зачатками, а не способностями. Откровенно говоря, потенциальных сильных магов я среди вас не наблюдаю. Если совсем уж откровенно, вы — один из самых слабых наборов на моей памяти. Хотя и сильные не лучше. Самый сильный набор на моей памяти был в восемьдесят пятом. В девяноста первом именно эти славные ребята провалили выпускные. К чему это привело, вы все уже знаете... Поэтому давайте сделаем так. Сейчас я поговорю с каждым отдельно. А потом продолжим.
Снова брызнула светом бриллиантовая запонка, и Гарик остался один.
Он покрутил головой: зал был пуст. Более того, он каким-то образом оказался в первом ряду. Директор стояла перед ним, сцепив руки и разглядывая его сверху вниз. Гарик невольно сжался: он не любил такие взгляды. К тому же в глазах Ирины Второй не было ни грамма теплоты.
— Значит, так, Гарик, — без приязни сказала она. — С тобой можно разговаривать по-взрослому или нужно сюсюкать и делать скидки на возраст?
Гарик подумал.
— Скидки, пожалуйста, на возраст, — попросил он. — И сюсюкать.
Директриса холодно улыбнулась.
— Неплохо. На простые психологические манипуляции ты не поддаёшься. Но суть дела от этого не изменится. У тебя не очень хорошие дела, Гарик.
— Это у меня по жизни так, — постарался сказать Гарик как можно более независимым тоном.
— Верно. Но сейчас они у тебя особенно плохи. Ты думаешь, что тебе повезло и ты попал сюда. Отчасти это верно. Но мышка тоже думает, что ей повезло с сыром, когда лезет в мышеловку. Итак, твоя ситуация сейчас следующая. Ты — обычный провинциальный пацан с кое-какими способностями. Они очень невелики, не обольщайся. Откровенно говоря, даже тому, что ты здесь сидишь, ты обязан не только своей магии. Пару раз тебе просто повезло. Я не возражаю: нам сейчас остро не хватает везучих людей. Но дойти до выпускного экзамена на одном везении невозможно. Это я тебе говорю как маг со стажем... с очень немаленьким стажем. И я не уверена, что ты успеешь вовремя уйти. Надеюсь, ты понимаешь, что значит провалить экзамен, особенно на старших курсах? Я не говорю про выпускной, тут бы нам всем как-нибудь прорваться... Ладно, короче. У тебя мало шансов, и я советую тебе подумать. Ты вполне способен устроиться в Москве — и очень неплохо устроиться. Разумеется, твои драгоценные способности никуда не денутся. Я выпишу тебе направление на краткие курсы базовой магии. Ты окончишь их за три месяца. Там же получишь кредит на учёбу в хорошем московском лицее и на карманные расходы...
— Я несовершеннолетний, — буркнул Гарик.
— Если дело в этом, — улыбнулась директорша, — не страдай, возраст мы тебе поправим.
— Паспортный? — спросил Гарик.
— Биологический. Это не проблема. И все остальные проблемы тоже решат за тебя. У тебя вообще будет очень мало проблем. В общем, договорились: ты идёшь на краткие курсы. Подпиши, — в руке Гарика возник сиреневый листок бумаги, — вот здесь.
Мальчик попытался прочесть текст, но буквы запрыгали у него перед глазами.
— Ну что ты там копаешься? Подписывай, — повторила директриса мягко, но властно. Откуда-то вынырнула ручка с золотым пером и улеглась ему в руку. Бумага легла на какую-то плоскую поверхность — невидимую, но очень удобную.
— Перо золотое, — директорша чуть наклонилась над ним. — Дарю на память.
Гарик попытался сосредоточиться на листке бумаги. Буквы по-прежнему прыгали и строчки расплывались, но он уже не сомневался, что там написано что-то очень хорошее и полезное для него. Место для подписи заманчиво белело, как ляжка школьницы в трамвае. В лицее будут девочки, вдруг подумалось ему — холёные домашние девочки из хороших семей. Вечеринки, вкусная еда, вино... Нафига ему сдалась эта казарма? Что он тут забыл? Хорошо, что директриса — нормальная тётка и вовремя прочистила ему мозги... мозги... мозги...промывает мозги, ну конечно!
Он с усилием оторвал от бумаги золотое перо, которое уже успело дотянуться до пустого места на бумаге и мелко-мелко дрожало от нетерпения. Ручка норовила выскользнуть из пальцев, а когда он всё-таки с ней справился, внезапно выпустила из себя струйку чернил.
— Св... бл... — Гарик изо всех сил давился бранными словами, глядя, как чёрное пятно расползается по его единственной приличной рубашке.
— Слабовато, — констатировала директриса. — На троечку. Впрочем, другие совсем плохи. Н-да, работать с вами... Продолжим общую часть.
— Подождите! — закричал Гарик. — Вы не могли бы? — он показал пальцем на уродливое пятно.
Директриса чуть качнула головой.
— Убрать это? Нет. Ты же сам допустил, чтобы твоя вещь облила тебя чернилами.
— Моя? — Гарик сжал в кулаке подрагивающую ручку.
— Твоя. Я ведь тебе её подарила, не так ли? Короче, сделаем так: пятно не будет видеть никто, кроме тебя. А ты его выведешь... когда сможешь. Да, имей в виду: чернила в этой ручке волшебные. Так что если ты даже купишь новую рубашку... ну ты понял.
— Понял, чего уж не понять, — уныло согласился Гарик.
— Чего? — переспросил Валерка.
Гарик оглянулся и увидел, что по-прежнему сидит на своём месте, рядом с Толстым. Все остальные, в общем, тоже оставались на местах. Кое-где зияли провалы.
— Отсев одиннадцать процентов, — безрадостно сказала Ирина Вторая, по-прежнему стоящая на возвышении. — Н-да, ребята, плохи наши дела. Ну да что имеем, то имеем. Ладно. В начале я с вами не поздоровалась. Не потому, что я хамка и сука... хотя, если это понадобится, я могу быть настоящей сукой и отъявленной хамкой. Просто не было повода. Я не знала, кто из вас уйдёт, а кто останется. Теперь это ясно. Здравствуйте, ученики.
Дети зашумели. Кто-то встал, потом снова сел. Ирина Вторая наблюдала за всем этим, сложив руки на груди.
— Мыслите в правильном направлении, — снисходительно одобрила она всю эту возню. — В школе приняты определённые правила, соблюдение которых обязательно, а нарушение считается серьёзным проступком. Объясню то, что относится ко мне лично, а также к господину Директору...
По залу прокатился шепоток.
Директорша манерно приподняла бровь.
— Что за шум? Мне опять? — она показала на запястье, где сверкала волшебная запонка.
Через пару секунд шепот сошёл на нет.
— Удовлетворительно. Итак, запоминайте. При моём появлении вы должны вставать — если сидите, конечно. Если вы наклонились, сутулитесь или находитесь в какой-либо другой неэстетичной позе, следует выпрямиться и приподнять подбородок. Обращаться ко мне следует "уважаемая госпожа". В письменных обращениях, если это кому-то понадобится — "уважаемая госпожа Ирина Вторая". За глаза меня можно также называть "директриса", "директорша", "Ирка" и "эта сука". Последнее допустимо в том случае, если я наложу на вас действительно серьёзное взыскание. В противном случае вы получаете его автоматически. Надеюсь, вы уже поняли, что местные стены имеют уши... Те же правила распространяются на Главного Эконома, господина Джорджа Петровича Бульвардье. Георгий! — крикнула она в стену. — Будь столь любезен, представься детям!
— Только одну секундочку и очень быстренько, — проскрипело из стены, после чего оттуда вылез невысокий человечек с лицом старой обезьянки. За ним последовал небольшой чёрный пудель с вытянутой мордочкой.
В зале зашумели отодвигаемые стулья — но на этот раз встали все.
— Удовлетворительно, — кивнула директриса. — Итак, это Джордж Петрович, он же господин Бульвардье. Он решает все вопросы, касающиеся вашего размещения в общежитии, завтраков, карманных денег, распорядка дня — в общем, всего, что не касается учебного процесса как такового. И вообще он для вас теперь является самым главным человеком.
— Так чего если непонятненько, вы не стесняйтесь, обращайтесь ко мне, — сказал старичок. — У меня кабинетик там... на тринадцатой, что-ли, площадочке...
— На пятнадцатом этаже, — поправила директорша. — Тринадцатым он был сто лет назад.
— Пятьдесят, — обиженно сказал старик. — Ирочка, ну вас тут ещё, извините, не было, а я-то помню.
— Сойок, — тявкнул пудель.
— Ох, да, — вздохнула Ирина Вторая. — Это, — показала она на устроившегося возле его ног пуделя, — господин Лев Гозман, заместитель Джорджа Петровича по материальной части. Рекомендую поддерживать с господином Гозманом только хорошие отношения. Господин Гозман, разрешите детализировать?.. — она не договорила.
— Вы щё, Йина, собийаетесь это говойить вслух пйи детях? — сварливо протявкал пудель. Голос у него был тонкий и противный, к тому же он картавил, выдавливая вместо "р" какое-то поскуливание.
— Как обычно, Лео, как обычно. Это избавит и вас, и детей от взаимного недопонимания, — директриса повернулась к детям. — К господину Гозману лучше обращаться "господин Гозман", ни в коем случае просто "Гозман". Категорически не советую повышать на него голос, прикармливать, трепать, особенно против шерсти, стравливать с вашими личными гардами, разговаривать в его присутствии на тему блох или глистов, рассказывать антисемитские анекдоты, а также называть его публично или приватно жидовской мордой. В последнем случае вас ждут особенно крупные неприятности. Надеюсь, вы всё поняли про уши в стенах.
Гарик прищурился и посмотрел на пуделя повнимательнее. Мордочка у зверька и в самом деле наводила на нетолерантные мысли.
Пёсик каким-то образом почуял, что его рассматривают, и метнул в Гарика злобный взгляд. Гарик постарался напустить на себя невинный вид.
— Ну, Иришка, я пойду, у меня там бумажечки заполнять, — заторопился старик. — А чего, молодые люди вроде хорошие... ты уж их как-нибудь вытащи, а? — в голосе господина Бульвардье проскочила нотка неподдельной тревоги. — А то делишки у нас невесёлые. Ладненько, ладненько, молчу... Всего вам наилучшего, — он церемонно склонил голову перед залом, после чего с кряхтением пролез сквозь стену.
Пудель последовал было за ним, но не удержался — высунул из стены тощий лядащий зад и демонстративно поскрёб пол задними лапами.
