Падение

— Падение

Маленький чёрный сигарообразный объект висел на высоте сорока пяти мегаметров над побережьем Чили. Его матовая поверхность была почти невидима для оптических сенсоров, а пластиковый корпус и полибутадиеновая топливная шашка — для радаров. Лишь чувствительный инфракрасный датчик мог бы заметить объект на фоне холодного космоса. Но даже обладатель чувствительного инфракрасного датчика, возможно, не сразу смог бы отличить объект от облаков мусора, оставшегося на земных орбитах после Эпохи Исхода. Столкновения спутников, оставшихся после Второго Джихада на геостационарной и парковочных орбитах создали вокруг Земли кольцо неуправляемых объектов, уступающее по плотности, разве что кольцам Сатурна.

Объект не передавал радиосигналов и не включал двигатели. Он не включал даже радар, его примитивный электронный мозг был способен лишь ловить сигналы чужих передатчиков. Объект спал, слепой, немой и почти глухой. Он ждал добычи. И он был не один.

Маша, лежа в противоперегрузочном кресле, зачарованно смотрела на обзорный экран. На экране была реальная картинка: черный диск Земли, обрамленный неполным кольцом преломленного в атмосфере света, медленно наползал на Солнце.

— Земля такая большаая! — протянула она.

— Солнце больше. — уточнил командир.

— Но Солнце я никогда не видела так близко! — Маша поняла, что завладела папиным вниманием, и резко сменила тему — А научишь меня ругаться как космический пират?

Несколько членов экипажа синхронно хмыкнули.

— Мне потом твоя бабушка голову открутит.

— Ну паап! Вот что, например, такое "аполлонские катафоты"?

— А... Это когда "Аполлон-14" и "-15" высаживались на Луну, они поставили там панели с ретрорефлекторами. Катафотами, если по простому. Их потом использовали для точного определения орбиты Луны лазерным дальномером. И говорят, что если тебя прижмут между Землей и Луной, можно выстрелить лазером в Луну, и отраженный луч попадет ровно в ту точку, где ты был две секунды назад.

— Серьезно?

— Про отраженный луч? В некотором смысле, наверное, да. Но использовать это как оружие нельзя, все-таки отражение будет на много порядков слабее, чем сам луч. Даже самый мощный боевой лазер в Поясе не сможет причинить таким образом никакого ущерба. А такой лазер, который смог бы причинить ущерб, наверное, просто спалил бы эти катафоты к Троорлу, прежде чем от них что-то смогло бы отразиться.

Корвет "Мэйфлай" приближался к Земле по гиперболической траектории с высоким наклонением, планируя пройти по верхним слоям атмосферы и изменить направление движения одновременно в двух плоскостях: выровнять плоскость своей орбиты вокруг Солнца с орбитой Цереры и выйти на траекторию перехвата астероида. Поскольку предстоял вход в атмосферу, пришлось убрать жилой отсек. А сейчас корабль входил в тень Земли. Это делало синие паруса бесполезными, поэтому убирались и они.

Большую часть полета корвет прошел в радиомолчании. Но вблизи Земли, в окружающих ее мусорных кольцах, сохранять радиомолчание было невозможно.

— Маша, извини, мне тут опять покапитанствовать надо. Килосекунда до плоскости экватора! Команда,крепиться по местам к нештатному ориентированию! Турели к бою! Оба борта, зарядить перехватчики! Подтвердить готовность! Готовим мазерный радар, сканирование в конусе сорок пять проградно, плотность семьсот! Радар по моей команде!

— Турель готова!

— Батареи готовы, перехватчики заряжены!

— Радар готов!

— Включаем радар! Я веду, решения за штурманом!

На обзорных экранах вспыхнули россыпи отметок. Мелкие объекты были видны на расстояниях до пяти мегаметров, крупные — почти на две трети радиуса геостационарной орбиты. Компьютер корабля быстро обсчитывал полученные данные. Видимые объекты не попадали на траектории столкновения с корветом, маневр уклонения не требовался.

Мощный микроволновой луч коснулся черного объекта. Антенна поймала сигнал, и аналоговый датчик открыл электронный затвор. Крошечный камертон, вытравленный из монокристалла кварца, зазвенел на частоте, в сотни раз превышающей доступные человеческому слуху, генерируя тактовую частоту для центрального процессора. Маломощному тридцатидвухбитному микрочипу потребовалось около сорока миллисекунд, чтобы понять, кто он, где он и зачем его разбудили.

По допплеровскому сдвигу он смог определить лучевую скорость источника сигнала. Несколько отсчетов позволили приблизительно определить и траекторию. А транспондерный код позволил понять, что разбудили его не зря.

Процессор записал комбинацию нулей и единиц в регистр-защелку. Зазвенели еще три кварцевых камертона — вибрационные гироскопы. Щелкнуло механическое реле, и в теле объекта открылся клапан, соединявший бак окислителя с холодногазовым верньером. Пары жидкого кислорода вырвались из дюзы, и объект медленно начал разворачиваться.

— Захват самонаведения! Три факела слева, вверх на восемь.

— Левый борт, перехватчики! Турель, огонь по готовности. Уклонение антинормально!

Корабль вздрогнул: батарея левого борта выбросила пять ракет.

— Дельта-вэ мало, мы слишком близко!

— Выполнять!

— Есть уклонение!

Перегрузка вдавила экипаж в кресла.

— Четвёртый факел, тоже слева, дистанция двести!

— Перехватчики!

— Заряжаются...

— Скрипи мои шпангоуты...

Раздались хлопки рельсотронов, и потом вдруг страшный удар. Корабль, не прекращая ускорения, начал вращаться.

— Попадание, левый борт, второй бак! Разбаланс двадцать градусов и растет! Выключайте тягу!

— Отставить выключать! — прервал командир штурмана. — Что ракеты?

— Одна перехвачена, одна попала, две либо в оффсайде, либо турель зацепила, я не понял. — доложил хвостовой стрелок. — У обоих факелы на удаление, одна выглядит неуправляемой.

— Смотреть по отсекам! Ленка, что?

— Бронекапсула цела, потроха зеленые. Второй танк в клочья. — спокойно сказала бортмеханик. — Вон как расковыряло. — она вывела на боковой экран изображение цистерны с рабочим телом, разорванной при взрывной разгерметизации. — Половины воды нет, и перекачкой не компенсируешь. Я бы все-таки убрала тягу.

— Убираю тягу, попробую ориентироваться. По отсекам, доложить состояние.

— Трюма герметичная, груза зеленая.

— Батареи левого борта, отсек герметичен, погреб зелёный, радары зеленые, катапульты тестируются. Батареи правого борта, отсек герметичен, все зеленое.

— Турель, все зеленое.

— Кабина и жилой отсек герметичны. Кроме второго танка и разбаланса, повреждений не обнаружено. Ориентация через триста секунд.

— Штурман, курс?

— Командир, проблема. Если я правильно понимаю, что с балансом, мы не можем дать форсаж, закрутит. Если разбаланс двадцать, то надо левым форсаж, а правым не более сорока.

— Разбаланс двадцать три и растёт. Иней вылетает.

— Тем более. Перицентр под поверхностью, с лимитом сорок на правом мы не поднимем выше сорока.

— Сорок каме, то есть проходим?

— Пройти пройдем, но это будет уже не тот оверсан. А нас там, наверное, ждут.

— Ракеты были кислородные. — подтвердил дальномерщик. — Тот, кто их вешал, не мог уйти далеко.

— Сбросить баки?

— Я уже прикинул. Поможет, но уйдем по гиперболе прямо к звездам.

— Штурман, услышал. Моё предложение не проходить.

— В смысле? Это же всего лишь приз?

— Слишком ценный для Весты приз. Моё предложение садиться.

— Командир, не шути так. Я в качестве парашюта только лифчик могу предложить.

— У нас есть жилой отсек. У него площадь точно больше, чем у твоего лифчика.

— Его ж оторвет...

— Оторвет, но скорость сбросим. Я прикидывал это как план В, если прижмут. У бронекапсулы аэродинамическое качество три на гиперзвуке. Баки и мачты отстрелим или они сами отвалятся. На дозвуковых скоростях должно быть шесть или восемь, лучше чем у "Шаттла". "Шаттл" садился.

— На пятикилометровую бетонную полосу. А у нас даже колесиков нету!

— На Земле есть такая штука, называется океан.

— Командир, это безумие. У нас на борту никто не садился на планету, включая вас. И это же не самолёт, у него ни одного руля нету. А вы хотите садиться на воду! А чем рулить? Гиродинами?

— Ими, родными. Ещё RCS. Я все-таки вот что думаю. Вы же видели груз. Вы правда думаете, вестальцы сохранят живыми до конца войны тех, кто его видел? Вариантов-то у нас реально немного. Штурман прав. Если мы пройдём, у нас не хватит дельта-вэ дойти до Цереры быстро. А на низкоэнергетическом трансфере мы добыча.

— Командир, с твоей идеей проблема! На текущем курсе мы садимся не в океан. Там есть такая большая штука, называется Евразия.

— Но там же есть какие-то водоемы?

— Ну, если чуть подрулить, можно попасть в водоем. У нас по курсу Хубсугул и Байкал.

— Давай попробуем подрулить до Байкала. Он все-таки побольше.

— И что мы будем делать с грузом на Земле? Кто-нибудь вообще в курсе, что там творится? Особенно в окрестностях Байкала? Может там кадры ещё веселее вестальцев?

— Есть у меня одна идея, но делиться не буду. Мало ли, может, правда, начнётся с того, что нас повяжут. Главная фишка, что вряд ли кто-то на Земле знает, что такое груз и почему он важен.

Боевые корабли астероидного пояса рассчитаны на аэробрейкинг, краткосрочный вход в верхние слои атмосфер планет. Из одного края Пояса в другой часто бывает удобнее лететь оверсаном, с близким проходом вблизи Солнца. А бывает удобно облететь по гиперболе одну из внутренних планет.

А иногда расчеты показывают, что корабль может получить дополнительную скорость не только за счет гравитационного маневра, но и за счет входа в атмосферу. Конечно, сам по себе проход через атмосферу — это торможение, но это торможение относительно планеты. А ведь планета сама летит вокруг Солнца с огромной скоростью. У Земли эта скорость составляет 29,8 км/с, у Венеры — 35 км/c. Зацепив корабль своей воздушной оболочкой, планета может передать ему часть своей огромной кинетической энергии или изменить его направление движения почти на любой требуемый угол.

Пассажирский лайнер или баржу с грузом по такой траектории не пошлешь. Но боевые корабли должны быстро пересекать Солнечную Систему из конца в конец и появляться в местах, где их не ждут — или быстро исчезать из мест, где их видели в последний раз.

Навигационные компьютеры фрегатов, корветов и крейсеров содержат точные модели верхних слоев атмосфер внутренних планет и программы для стабилизации полета в непривычной для корабля среде, а броня способна какое-то время противостоять потоку воздуха. Но для полета в плотных слоях атмосферы и, тем более, для посадки даже военные корабли совершенно не приспособлены.

— Командир, ты сумасшедший, но в прошлые разы твое сумасшествие работало. Я за. — сказала бортмеханик.

— Ленка, я всегда в тебя верил. Кто ещё?

— Командира, моя любить когда красиво. Моя за.

— Я против, но как большинство решит. — мрачно сказал штурман.

— Времени мало на перекличку, давайте кнопками на счёт один. Три, два, один... Трое за, четверо воздержались... Пятеро воздержались? Ты же против был?

— Я сказал как большинство, значит воздержался.

— На будущее, выражайся яснее. Расчёт входа в атмосферу давай.

— У меня точная модель только выше двадцати каме, я посчитал ниже по барометрической. Вроде, попадаем в твой Байкал, но терминальная скорость у... — штурман запнулся, произнося непривычное слово. — У земли получается около ста двадцати метров в секунду. Я не спец по посадкам на воду, но, по-моему, это многовато. Выпуск жилого отсека на уровне моря может сбросить от девяноста до ста метров в секунду, прежде чем он оторвется. Это уже выглядит не так ужасно. Но это только при штатном выпуске, а сценарии нештатного выпуска я сам-то представить себе не могу, не то, что компьютеру объяснить. И еще, я ниже мезосферы не летал, но думаю, мачты надо отстреливать сразу. Перегрузки до восьми же. Импульс можно начинать до завершения ориентации.

— Экипаж, пристегнуться по местам к нештатной тяге! Закрыть гермошлемы! Черные паруса, реактор на номинал! Я веду, решения за штурмантом! Маневр по расчёту. Ну, поехали! — командир вывел РУДы вперед, и в кабине послышался равномерный гул трансформаторов, питающих циклотроны. — Кстати, а почему мачты сразу?

— Если они отвалятся сами, то неравномерно. А закрутку могут дать жёсткую, там плечо какое...

— Аргумент. Но, я думаю, бизань оставить в качестве стабилизатора.

— Хреновый из неё стабилизатор.

— Любой сгодится.

— Как знаешь.

— Командир, а может нам раскрутить корпус? Стабилизация гораздо лучше будет, чем смогут гиродины. — сказала бортмеханик.

— У нас масса несимметрично. — объяснил штурман. — А несимметричный волчок обычно неустойчив. Эффект Магнуса, опять же.

— Может Мпуди чего сочинит? — не успокаивалась бортмеханик.

— Моя... На церерская корабля моя сочинить. А это вестальская корабля, у моя готовый прошивка нету. Свою писать время нету. — послышался дребезжащий голос сисадмина.

На обзорных камерах был виден черный диск Земли, подсвеченный по кругу атмосферной рефракцией. Картинка была неинформативная, поэтому командир наложил на нее карту — параллели, меридианы, контуры континентов. Корабль шел над равнинами Патагонии.

Корвет приближался к Земле со скоростью намного выше второй космической, поэтому диск планеты рос в размерах прямо на глазах, и континенты тоже двигались довольно быстро. Вскоре они уже пересекли побережье и теперь летели уже над Атлантикой. Солнце выскочило из-за края диска, но времени перетягивать паруса не было. Они шли в галфинд, оптимальная ориентация для черных парусов.

— Высота восемьсот. Убрать паруса, реактор на холостой. Фок и грот, приготовиться к отстрелу, бизань сложить. И готовься выравнивать давление, пока мы тут...

— Командир, проблема. — голос бортмеханика звучал так же спокойно, как и при сообщении о пробитом баке. — У нас все внешние воздуховоды... там концевые датчики. Я не могу открыть ни один внешний клапан, если датчик не обжат.

— Даже если снаружи есть давление?

— Особенно если снаружи есть давление. Это же космический корабль. Если есть давление, а датчик обжатия разъема свободен, значит, датчик давления неисправен. Даже с пожарным сбросом из-за этого могут быть проблемы, хотя им бы пользоваться я вообще не рискнула.

— Мпуди?

— Что Мпуди, там аналоговая защита, геркон и электрическое реле. Надо половину стыковочного узла изнутри разобрать, чтобы реле перекоммутировать.

— Лен, услышал. Светлая сторона в этом есть, что мы будем легче, и плавучесть у нас будет выше. Хотя бы кислородом наддуй, что ли?

— Больше полбара не выйдет. Если мы хотим выпускать жилой, нам нужен газ высокого давления. А это только кислород.

— Услышал. Отставить наддув.

Про темную сторону командир предпочел не говорить. Атмосфера в корабле и в системах воздухообмена скафандров состояла из чистого кислорода, и ее давление составляло 20% земного атмосферного.