|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Пролог.
Над лесом стояла ночь. Казалось, что все живое уснуло здесь, и даже ветер не гулял по макушкам елей, что плотно стояли повсюду. Только неугомонный филин ухукал где-то неподалеку да слышался шелест крыльев чего — то летящего. Возможно, это была птица, возможно летучая мышь, неизвестно. Хотя полнолуние давало обильный свет, снизу было не видно ничего, так как огромные лапы елей закрывали весь небесный обзор.
Но были и светлые места. Там где ели находились на приличном расстоянии друг от друга, была видна тропка, по всей видимости, вытоптанная человеком. Бесспорно, в то время, все земли Германии делились на графства, баронства и прочие феодальные наделы. Везде проявлялись человеческие следы. А как же иначе? Ведь нужно было соединять это все воедино. Например, для торговли или еще, Бог знает для чего. Возможно, что и этот лес стоял на приграничной территории имений или же просто принадлежал одному синьору или даже самому королю. Сейчас это уже никому не известно, да и вообще вряд ли стоит придавать этому большое значение.
Эта тропка была довольно широкой настолько, что её можно было бы назвать полноценной дорогой. На ней бы поместилась целая телега. Если не брать в расчет то, что она очень заросла, то можно было бы принять её за какой-нибудь путепровод.
Как раз по ней то и шагал какой-то мужчина. Он был одет в серый дорожный плащ, который скрывал его с головы до пят, поэтому определить его возраст было невозможно. Единственное, что выделялось из под капюшона был его острый нос. Кто это был и куда он направлялся остается загадкой и по сей день. Шел он неторопливо, словно просто прогуливался по лесу, хотя кто же станет гулять в такое время? Если лес настолько глух, что в нем нет разбойников, то уж гарантий что в нем нет диких зверей не было никаких. Но человеку, похоже, было все равно.
Вероятно, он бы так же безмятежно шагал бы и далее, если бы на тропе не показалась развилка. Путник остановился, выбирая, куда можно свернуть. Вдруг он заметил тусклый огонек за деревьями, куда вела тропинка слева, и свернул туда. Пройдя несколько шагов, он остановился на небольшой поляне. Деревьев здесь не было, а только стояли аккуратные пеньки. В лунном свете можно было разглядеть старый покосившийся домик, в окне которого и горела свеча. Домик был сложен из бревен, изрядно прогнивших, и покрыт черепицей. Вокруг него забора не было, да и от кого тут собственно было заграждаться? Были видны грядки с овощами, заботливо выкопанные чьей-то рукой. Путник еще раз оглядел местность и, наконец, осмелился постучаться в дверь домика.
— Кого еще принесла нелегкая? — послышался заспанный голос обитателя дома.
— Всего лишь усталый странник, милорд, — отозвался человек в плаще, — просит впустить его переночевать.
— Эх, давно я уже не встречал людей. — Усмехнулся хозяин хижины и начал отпирать защелку тяжелой двери.
Перед путником предстал седовласый старец в белой ночной рубашке. Его удивленное ночному посетителю лицо густо покрывала сеть морщин. Он был сутуловат и невысок ростом. Про таких, как этот старик можно было сказать 'что из него и дух вон'.
— Что ты стоишь на пороге, проходи, путник. — С этими словами старик развернулся и пошел в комнату.
— Благодарю, милорд. — Странник не заставил себя долго ждать и быстро двинулся вслед за гостеприимным хозяином хижины.
Все что он там увидел, было довольно скромно: грубо сколоченные из еловых досок стол, стул и кровать. Еще в углу стоял огромный сундук. Но что действительно приковывало взор — на одной из стен висел кованый щит. На нем был изображен горностай на ярко красном фоне. Щит уже поблек с годами, хотя и не потерял былой привлекательности. Он был покрыт всевозможным царапинами, а также дырами от стрел и вмятинами от топора или меча.
Незнакомец в сером плаще, увидев этот воинский атрибут, многозначительно поводил бровями, но при этом ни произнес ни единого звука, как будто бы считая, что если он будет начинать разговоры первым, то это будет невежественно с его стороны. Он ждал, когда старик первым начнет разговор, но тот в свою очередь, казалось бы, не замечал его. Хозяин хижины не спеша поджигал свечи, расставленные по столу в битых глиняных горшках. Комната стала гораздо более освещена, хотя из-за скудности ее убранства бесполезно было рассматривать что — либо еще по причине отсутствия этого.
Разобравшись со свечками, старик, наконец, обратил внимание на своего гостя. Он, все также молча, указал ему садиться на стул чуть заметным кивком головы, а сам спустился в погреб. Вернулся он оттуда с большим горшком и кувшином колодезной воды. Когда столовые приборы была расставлены по своим местам, хозяин открыл горшок. В нем оказались тушеные овощи. Путник едва заметно поморщился, вероятно, он привык к более совершенной пище.
Через некоторое время, когда трапеза была в самом разгаре, старик все — таки нарушил тишину:
— Прости меня путник за столь скудный ужин, я не ждал гостей, ведь они очень редко ко мне заглядывают, да собственно, и где взять что — либо другое, кроме овощей, грибов и воды нищему старику, доживающему свой век в этом лесу. — Вероятно, он заметил, с какой неохотой странник ест пищу.
— Мне нечего жаловаться, милорд. Ваша доброта по отношению ко мне безмерна. — Путник словно ждал, когда с ним заговорят. — Вы пустили в дом и накормили меня, теперь я перед вами в долгу.
— Да бросьте вы, право смешно, — улыбнулся старик, — если каждый странствующий был в долгу, то что бы получалось? Ни о чем не переживайте и не думайте. Лучше расскажите, что занесло вас в наши леса?
Хозяина, как видно, совершенно не интересовало имя путника, а тот, в свою очередь, не спрашивал имя старика, так как, вероятно, считал, что признаком хорошего тона, было бы просто отвечать на заданные вопросы.
— Как я уже говорил, — начал он, — я простой путешественник, милорд. Моя жизнь проста: я хожу по земле, питаюсь тем, что Бог подаст и ночую у добрых людей, наподобие вас, милорд.
— Что же побуждает вести вас такой образ жизни?
— Собственно говоря, интерес к этой самой жизни, милорд. Ведь, сидя на месте, невозможно ничего познать, а я не таков. Бродить по свету, встречаться с разными людьми, слушать их истории — вот мое призвание. Может потом я напишу об этом книгу, где наконец — то выведу этот, так называемый, смысл жизни.
— Это все очень любопытно, — приободрился старик, — надеюсь, вы не очень хотите спать?
— Сон бы мне сейчас не помешал, милорд, но если вам будет угодно...
— Не надо любезностей. Если хотите спать — идите. — Оборвал его хозяин. — Понимаете ли, я довольно давно сказал себе, что пора отходить от этой суетной городской жизни, от городов да и от людей вообще. Моя жизнь была настолько насыщенной событиями, порой очень странными, что я принял решение уединиться. Так я построил свою хижину здесь, в глубине дремучего леса и думал, что смогу прожить здесь без людей. Но, поверьте, порой так хочется найти интересного собеседника...
— Я с удовольствием выслушаю вас, милорд. Как я уже говорил, мне это необходимо для будущей книги.
— Хорошо. — Старик неожиданно нахмурился. — Тогда я расскажу тебе историю, которую рассказываю всем путникам, заглядывающим ко мне. Хотя их и было не так много...
— Я в нетерпении, милорд.
— Ну да ладно. — Начал хозяин. — Скажите, приходилось ли вам раньше слушать истории о Тиме Бесстрашном?
— Нет, милорд, не приходилось. Мне это имя не известно.
— Ну еще бы! — Старик громко рассмеялся. — Если бы не эта подготовка к свадьбе, мальчишка был бы героем всех современных рыцарских баллад и внес бы свое имя в мировую историю. А так...
— Простите, милорд, но я вас не понимаю...
— Вероятно, вы также ничего не слышали о баронском наделе Хермелирд? — Старик продолжал серию вопросов.
— Зная кое — что из области географии, я могу с уверенностью заявить вам, милорд, что баронство Хермелирд лежит в многих милях отсюда на северо — западе.
Старик как будто бы и не обратил внимания на столь чрезвычайную осведомленность собеседника в области географических наук. Он деловито положил на стол неизвестно откуда появившуюся в его руках трубку и с прежним достоинством начал забивать ее табаком. Можно было бы догадаться, что он медлит свое повествование и даже сожалеет о том, что вообще его начал. Но раздумья были прерваны сразу после того, как огонек с кончика одной из свеч быстро перекочевал в трубку. Глубоко затянувшись и выпустив столб тяжелого едкого дыма, который в момент окутал хижину, хозяин продолжил речь:
— Да к вот, могу вам сказать, совершенно откровенно, что это баронство не такое обычное, как кажется на первый взгляд: не знаю как сейчас, но раньше там происходили весьма любопытные вещи.
Было видно, как незнакомец в плаще насторожился. В полумраке комнаты он даже заерзал на стуле. К сожалению, история умалчивает, насколько засверкали его глаза, ведь капюшона он так и не снял, это было видно только старику в свете свечных огарков.
— Не хочу казаться невежей, милорд, — незнакомец с трудом выдавливал из себя слова, — но извольте уже начинать свой рассказ, я сгораю от любопытства. Как я уже говорил, мне приходилось слышать совершенно разные рассказы и повествования, совершенно невероятные и наполненные тайнами загадками, поэтому...
— Нет, вы меня не понимаете! — Старик неожиданно вскочил со своего стула, и в бликах света на его лице отразилась гримаса сумасшедшего. Его седая голова окутанная клубами табачного дыма выглядела мистически. — Там происходили такие странные вещи, что человеку, считающего себя в трезвом уме и добром здравии, они покажутся бредом умалишенного. Но это все чистая правда!
— Будучи еще немного философом, милорд, — путник ничуть не возмутился, несмотря на поведение старика и все так же спокойно сидел на своем месте и рассуждал, — могу с точностью вас заверить, что наша жизнь целиком состоит из несуразиц и абсурдов. Иначе бы ее просто не было бы. Что есть здравый ум? Это всего лишь возможность не замечать того, что не возможно объяснить. И при этом выдавать чужие мысли за свои. А если бы каждый думал бы по своему, за всем наблюдал и ничего не отрицал, то... Простите, что перебиваю вас своими никчемными мыслями, пожалуйста, начинайте!
— Нет, нет, о, незнакомец. Твои слова мне близки, и я думаю совершенно также. Жаль, что многие этого не понимают... — Старик снова потянулся за новой порцией табака. — С вашего позволения я еще покурю, это помогает мне не волноваться. А , знаете ли, я очень волнуюсь, когда вновь и вновь вспоминаю эту историю. Вероятно, у меня сильно развита зрительная память, и, поэтому, когда я говорю, картины все встают и встают у меня перед глазами. Эх, до чего же красив хермелирдский лес в летнюю пору, вы и представить себе не можете! Как он свеж и величественен. У самого короля не будет такого земельного надела по всей Германии.
Трубка снова вспыхнула ярко желтым пламенем, а дым все больше окутывал ветхую избушку, пока силуэты двух человек да расплывчатые очертания огня от свечей стали тонуть в нем. И теперь уже тихий, ровный и спокойный голос, сквозь небольшие перерывы на покашливание, вещал:
— Если в теплый июньский полдень, а тогда на дворе стоял именно июнь, взглянуть с высоты птичьего полета на заливные луга Хермелирда, то можно было принять это место за райский уголок...
Глава 1.
Баронство Хермелирд.
Если в теплый июньский полдень, а тогда на дворе стоял именно июнь, взглянуть с высоты птичьего полета на заливные луга Хермелирда, то можно было принять это место за райский уголок. Эти прекрасные наделы кругом опоясывал по-настоящему благородный лес. Он уходит за горизонт и может сложиться ощущение, что ему нет конца и края. Хермелирдский лес очень богат на всякого рода живность и растительность. Недаром, хозяин этих земель очень любит охотиться в нем на кабанов, медведей и оленей. Он регулярно совершает выезды туда с верной свитой, да с парой верных охотничьих собак и возвращается с богатой добычей.
В этом лесу несет свои воды кристально чистый ручей — источник воды и жизни поместья. Конечно, давным-давно уже была прорыта сеть колодцев на территории старинного замка, уходящего корнями в далекое прошлое, в недра земли, туда, где текут грунтовые воды. Но крестьяне все равно предпочитают ходить за водой к ручью.
Нельзя отдельно не выделить и величие замка барона. Он даже стоял на холме, как бы демонстрируя свою бесподобную мощь и возвышенность над этим суетным миром. На самом же деле это было сделано с целью максимальной безопасности его обитателей. С давних времен замок не раз подвергался нападениям врага и его холодные каменные стены хранят память тех лет. Но ни разу не удалось неприятелю пройти даже внешние стены крепости: настолько была совершенна эта конструкция и система обороны.
Внутри двора находилась резиденция барона и часовня. В крепостной стене были размещены казармы стражников и кладовые комнаты. Возможно, там скрывалась целая сеть ходов, ведущих к потайным комнатам и подземельям, но все это было тщательно скрыто от глаз простого смертного. На каждом углу твердыни (а их всего было четыре), тянулись к небу сторожевые башни и на каждой из них неустанно взирали вдаль лучшие лучники барона. Внешняя стена замка была снабжена всеми средствами для выдерживания осады: катапультами для метания горящих ядер, котлами для кипящего масла и подмостками для наиболее удачного обстрела неприятеля. Защитников также скрывали от стрел и осадных орудий узкие бойницы и шипы по всему периметру в случае штурма с помощью лестниц. Вокруг же замка пролегал глубокий ров с торчащими из воды заостренными деревянными кольями. Через ров перебрасывался подъемный мост для выхода в прилегающую к крепости крестьянскую усадьбу и связью с внешним миром.
Но никогда бы Хермелирдский замок не выглядел бы так изысканно без этих уютных хижин, расположившихся вдоль баронской дороги. Запах свежескошенного сена, звуки из хлева и почти регулярный звук от работающих инструментов прекрасно преподносили скромную деревенскую жизнь. Около небольших каменных домиков была разбросана неброская крестьянская утварь, да и вообще тут постоянно кипела жизнь. Местные жители регулярно работали на обширных полях надела, поэтому в усадьбе всегда было довольно людно. Чуть только сюда приходил рассвет, как немедленно утренний воздух начинали сотрясать удары мотыг, шуршание плуга, фырканье коней да звонкий людской говор и смех. И до заката этот гигантский муравейник не переставал свою возню.
Это добротное местечко принадлежало только одному человеку: барону Седрику Дику. Знатный и благородный род Диков был удостоен королевской честью, еще задолго до начала Крестовых походов, поместьем Хермелирд и титулом. Еще в те времена, первый владелец этих земель Эрих Дик под знаменами германской короны совершал набеги на непокорных соседей, а те, в свою очередь, не раз осаждали замок и терпели поражение. Всегда окруженные милостью престола, Дики ревностно ухватились за возможность завоевания Святой Земли, и уже после того, как государство Иерусалимское стало существовать на законных основаниях, где-то на осажденных крепостях, на ярко алом полотнище, красовался горностай — эмблема баронства Хермелирд.
|
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
