Лепила

Все события, произошедшие в этой повести — вымышлены, всякое сходство описанных персонажей, с реальными людьми — случайно.

Шпыркович Николай Анатольевич.

"ЛЕПИЛА"

— 1—

-...Ну и что.... Говорили же мне дурню: не жалей никого. Мне бы пихнуть зонд, а я выпендриться захотел: на спонтане, мол, сделаю. Релашку — по вене, она чуть-чуть отъехала, кетанеста, клинок в зубы — не разжать, щель высоко, а она давится, синеет, давай дитилин — тут она и струганула. Всё, думаю, Мендельсон, ... слава Богу, трубу пропихнул, грибы с огурцами убрал, послушал — вроде не хрипит, соды линул, того — сего. Отстоял в целом нормально, но спиной поплакал.

Ага?! А урки ещё гордятся своей феней, и эти, хакеры, туда же — с мышами, чатами, байтами, серверами. Пускай бы они послушали вот этот монолог моего напарника и друга Васи Котова, вот тогда бы прониклись. Вы, кстати, что — нибудь — поняли? Скорей всего, мало что, если вы, конечно, не анестезиолог, и не хирург, близко знающий его проблемы. А проблемка у Васи была ещё та.... На дежурстве ему бросили на стол роженицу — схватки уже начались, но у плода резко ослабли сердечные тоны, родоразрешать надо было операцией кесарево сечение. На Васин вопрос, кормили ли больную, сёстры родилки сделали большие глаза, ответив "нет — нет, что вы". Сама роженица, бледненькая девчушка 18 лет, тоже клялась, что ничего — ничего не ела, и умолила — тки Васю зонд в желудок не ставить. Зонд в желудок, удовольствие, конечно, ниже среднего, но Котофеич правильно заметил — все наши беды от жалости. Когда начинаешь кого — нибудь жалеть — сестру ли, работающую вторую смену подряд, лаборантку, которую дергают за ночь пятый раз, себя ли уставшего, или больного — рано или поздно вляпаешься. А и не пожалеть нельзя.

Но в данном случае Васёк, конечно, лопухнулся сам, по собственной дурости. По младости лет, я, когда мне говорили о чём-то подобном, снисходительно усмехался, а потом, в правильной компании объяснял, что уж я бы... М-да. После пары случаев, зеркально копировавших те, что я с таким жаром предотвращал и устранял на словах у других, и закончившиеся ба-а-льшой задницей у меня, я каждый раз теперь говорю себе, когда слышу о промахах кого — либо: "Помни 1996 г., и ту операцию, после которой ты поехал учиться". Иногда, как чёрт тобой водит — знаешь, что делаешь не верно, а всё равно делаешь, пока не скажешь знаменитую фразу из рекламы "Твикса".

Вася, конечно, нельзя было верить беременной, и он сам прекрасно это знал. Он её чуть не угробил, захотев её заинтубировать на "спонтане" — спонтанном, т.е. своём собственном дыхании, без выключения мышц с помощью миорелаксантов, и, естественно, ему это не удалось — для этого надо иметь сильную руку, а главное — навык, да и то не всегда удается ввести дышащему человеку в трахею довольно — таки толстую трубку, захватив стальным клинком ларингоскопа надгортанник. Он и сознание ей-то как следует, не выключил, одним реланиумом с кетанестом мало чего добьешься. Ну а потом, намацавши ей корень языка и активировав тем самым рвотный рефлекс, он ввёл пациентке миорелаксант — дитилин. И когда по лицу, рукам, нелепо выпяченному под свет удивленных глаз операционной лампы животу, побежали ломаные волны мышечных спазмов — подергиваний, желудок ответил на всё предыдущие немедленным и обильным ответом, то бишь "струганул".

... Девочка, тоже, конечно, виновата: ну, сказала бы, что слопала за час до схваток банку домашней солянки, ну, помучилась бы немного, пока ей желудок промывали — и вся любовь.

Но соляночку — то ей передали контрабандно — из глухой деревни девочка, самых, что ни на есть Торфяников. И ладно бы только солянку, а с ней баночку самогона, для умилостивления младшего мед. персонала. Вот и наелась девочка досыта, устав от каши больничной, а когда Вася, грозно нахмурив брови, вопросил "Когда ела и пила?", слово "пила" связала, естественно с самогоном, уж неизвестно, что ей почудилось в исстрадавшейся за 9 месяцев голове. Ну, а когда возник вопрос о постановке зонда, вообще запаниковала, и, как сказал бы Череп, "пошла в несознанку...

Вася, в общем — то молодец — несмотря на неприглядную картину, не растерялся, рассмотрел в дурнопахнущей жиже вход в гортань, ввёл туда трубку, убрал всю пакость изо рта, нейтрализовал содой кислый желудочный сок, преднизолона, наверное, ввел. Кстати, Мендельсон — это другой Мендельсон, не тот, под марш которого я с Иркой на руках чуть не загремел со ступенек ЗАГСа; после "нашего" Мендельсона чаще другой марш играют, тот самый, визжащий, тянущий слёзы из самого нутра... "Синдром Мендельсона" — так он называется в специальной литературе, смертность после него колоссальная, возникает он после попадания желудочного сока в лепестково — нежную ткань лёгких и у беременных протекает особенно тяжело.

Но Господь сегодня ночью был к нам, грешникам, милостив, и Котофеич обошёлся мокрой спиной, стаканом адреналина в крови и неизвестно сколькими часами или днями, приблизившими его к раннему инфаркту.

Васька свой эмоциональный монолог выпалил секунд за тридцать, мне же, чтобы перевести привычный сленг в удобоваримую (и то ещё, не каждым мозгом, а тем более — желудком) речь, понадобилось значительно больше времени. На то и сленг — он упрощает общение. Возможно, в других больницах свои кодовые слова, может быть, там говорят не "стругануть", а "метнуть", но во всех больницах есть оно, своё профессиональное арго, а лучше меня об этом написал Гюго в "Отверженных".

Прошу прощения за некоторые, не повышающие аппетита подробности, но они ведь существуют, мы в этих подробностях порой по самые уши бываем, и, между прочим, всё равно потом кушать приходим.

Вообще, когда я читаю фразу: "...зрелище, от которого покоробило (вывернуло — содрогнуло ) даже видавшего виды патологоанатома ( судмедэксперта, хирурга )", мне всегда ехидно хочется спросить: какие — такие виды видывал этот, с позволения сказать, опытный специалист, и где — уж не в "Плейбое" ли? Наверное, наверное, почитывал что-то эдакое долгими годами, вместо того чтобы честно вскрывать трупы и отрезать гангренозные конечности, а то бы давно уже привык.

Ну, а даже помимо трупов, да ног гнилых, ещё что? Внутренности вывороченные — так они на каждой операции перед глазами маячат, тех же релаксантов не введёшь — кишки только что на лампе не болтаются. Раны рваные? Руки — головы раздробленные? Вон, в позапрошлом месяце привозили умельца, пытавшегося отверткой и молотком разобрать немецкую малокалиберную мину — всего этого у него было на двоих, не рук, естественно, рук уже не было вовсе, так никто, в общем-то, и не покоробился, с вывертом, даже санитарки, что только месяц как в больницу пришли, работали, да и всё. Или тот тракторист, которого в жатку комбайна закрутило...

Можно, конечно; назвать это цинизмом: "Когда медики шутят, в воздухе пахнет серой" — давно уже сказано, но вообще-то это — даже не привычка. Просто приходя на эту работу, и даже ещё раньше — поступая в институт, ты знаешь, что столкнешься с больным, испорченным, израненным, часто дурнопахнущим и грязным человеческим телом — и не ожидаешь аромата "Анаис — Анаис" от, пардон, ануса. Те, кто к этому подсознательно готов, становятся врачами, медсёстрами, санитарками. Кстати, о запахах — я посоветовал Васе не тратить зря импортный дезик, подаренный на 23 февраля — лучше сходить в душ, хотя какое-то время запах полупереваренной солянки всё равно, "сохранится" в мозгу.

Ну, за время отпуска он точно от него избавится. И хотя, со 100% гарантией, Кипру и Анталии он предпочтёт сенокос у тёщи — на месяц он забудет и хрип забитых мокротой лёгких и тонкий крик обожженных детей. Мы же остаемся с Серёгой, как Илья Муромец и Добрыней Никитичем, в то время как Алёша Попович уматывает с заставы за пивом, несмотря на явную близость собаки Калина — царя с несметной силой басурманской. Не далее, как вчера я прочитал в газетке сообщение, что некий японец покончил с собой из-за чрезмерной усталости на работе. Пахал он на фирму аж 80 часов в неделю, и убитые горем родственники "вчинили иск", отсудив у эксплуататоров полтора миллиона американских рублей. Добрых полгода мы дежурим сутки через сутки из-за отпусков, учёбы, болезни третьего члена нашей сборной, так что нам всем тоже пора животы вспарывать, тем более, что тех денег, что мы получаем за 360 часов в месяц, бедолаге — японцу не хватило бы, наверное, даже на достойный точильный камень для ритуального кинжала. Останавливает от сэппуку одно — полтора миллиона даже наших никто не даст. Помри мы на работе, всё, что нам будет — это кипа венков с бумажными цветами, хищно-оранжевого цвета. Говорят, в погребальной конторе эти цветочки красят напитком, одним из этих, из пакетика — очень хорошая краска, стойкая, дождём не смывается, на солнце не выгорает.

Нестандартное мышление — это то, что отличает нас от буржуев, тут Задорнов прав. В качестве примера приведу одну байку, ходящую в нашей среде.

Стажировался один наш коллега в Японии (сегодня одна Япония почему-то в голове, интересно, с чего бы?) и сунулся там в палату интенсивной терапии, куда только что доставили пациента после операции на конечности. А у того возьми да откройся кровотечение — может, лигатура с сосуда соскочила, а может хирурги сакэ перепили. На такой случай в каждой палате у них должен быть жгут, а тут как раз его не оказалось. Дежуривший по палате врач — японец схватился за свою узкоглазую голову и побежал за жгутом и помощником, наш же соотечественник вспомнил учебник анатомии за 8 класс средней школы и соорудил импровизированный жгут — закрутку из носового платка. Тут примчался японец сотоварищи, и долго изумлялись они врачебной находчивости и сметке нашего человека — им и в голову не пришло, что можно заменить стандартный заводской жгут чем-то ещё.

Хотя....Тот же врач рассказывал: "Привезли в ту клинику аппарат для искусственной вентиляции легких. Хороший такой аппарат, красивый, только в одном месте из щелочки, какая — то бумажка торчит. Я её перочинным ножичком для пущей красоты, в щелочку назад и затолкал. А аппарат возьми и издохни. Приехал мастер — наладчик, панель открыл, покопался и спрашивает — не совали ли мы чего внутрь. Пришлось признаться, что, мол, бумажку засунули. Это, говорит, доктор-сан, не бумажка, а ленточный кабель, продукт высокой технологии". Вот такая у нас сообразительность — пополам с общей неразвитостью.

Для тех, кто всё ещё не понял, чем я зарабатываю то, что государство с небольшой долей смущения именует зарплатой, поясню: я — врач анестезиолог — реаниматолог, "козырной лепила", как выразился однажды Череп. Очень он нас уважает, поскольку стаж наркотический у него больше, чем у меня — профессиональный, вены у него давным-давно запустели, как полесские болота после мелиорации, так что когда он ложится подкормить свою изъеденную дурью печень глюкозкой с витаминами, выручить его можем только мы — всё чаще и чаще ему приходится лазить в подключичную вену. Рано или поздно добром это не кончится, но, во-первых, Череп сам выбрал этот путь, ещё тогда, когда сел первый раз за хулиганство, а, во-вторых, Череп — глава местной мафии, если это слишком громко для городка, где живёт 5 тысяч, да ещё 15 в районе.

Однако, надо бы поработать. Я попрощался с Котофеичем — о чем, в самом деле, думали его родители, подбирая, скажем так, довольно характерное, имя под фамилию? — и, переодевшись в белый (пока ещё) костюм, вышел из нашей комнатенки в отделение.

Говорят, что в отделении интенсивной терапии, должен быть оч-чень охранительный режим, в смысле, что мы должны охранить наших больных от всех видов внешних раздражителей, пока организм, ошалев от информационного голода, не начнёт от скуки самовосстанавливаться. Однако в ближайшее время скука организмам наших больных явно не грозила, поскольку, по крайней мере, один орган чувств усиленно передавал им в мозг информацию, воспринятую рецепторами, в данном конкретном случае — слуховыми. Информация, правда, была достаточно однообразная, хотя, возможно, могла бы в своё время подвигнуть Морзе на создание азбуки, как Ньютона — яблоко на открытие закона о всемирном тяготении — из процедурной беспрерывно звучали грохочущие металлические удары. Я слегка приоткрыл туда дверь, просунул в щель голову, и, хотя Вася ввел меня в курс дела, не удержался и хмыкнул — согласно последнему приказу из министерства нам готовили защиту от наркоманов. На окно устанавливали решетку, снятую Бог знает откуда, но изготовленную явно в приснопамятный год Московской Олимпиады, ибо заградительный рисунок её состоял из 5 олимпийских колец, щедро испускавших лучи не совсем понятного происхождения. Именно в этих лучах — кольцах, по замыслу начальства, по-видимому, должны были окончательно и бесповоротно запутаться обеспамятевшие от ломки ниндзя — наркоманы, решившие взобраться по кирпичной стене аж за 10-ю, или даже 20-ю ампулами морфина. Нет, я не спорю с тем, что наркоман, в принципе, может залезть куда угодно, за порцией дури, а при ломке и 10 ампул для них Божий дар. Хотя в пересчёте на сухое вещество того количества морфина, что находится у нас в сейфе, тому же Черепу хватит разве на то, чтобы перестали дрожать руки. Просто, чтобы добыть стакан макового отвара, достаточно обратиться к любому цыганёнку из "Гонконга" — почему-то у нас привилось именно это название, вместо знакомых и бесчисленных "шанхаев". И даже если денег на мак нет, а в кредите отказано — вовсе не надо лезть с альпинистским снаряжением по отвесной стене, а потом бесшумно пилить сейф в комнате, в которую каждую минуту кто-то да заглядывает — достаточно просто прийти ко мне, держа руку в кармане, и вежливо, а может и грубо, попросить мне всё отдать, сказав при этом, что у него в кармане нож. Или, ещё страшнее, пистолет. И пусть у него там всего лишь собственный исколотый кулак — проверять я это не буду, и, геройски размахивая полами халата, пяткой в лоб лупить тоже не стану, по причине жалости к людям (согласно клятве Гиппократа) и к себе ( согласно простому закону самосохранения ). Не буду я рисковать ради коробки морфина, стоящей, кстати, по официальной цене, меньше доллара, жизнью своей, медперсонала, да ещё больных. Хрен его знает, может у него и вправду пистолет, этого добра у нас по окрестным лесам и до перестройки, с советскими законами, можно было накопать предостаточно, а уж теперь.... Отдам, отдам я ему эти ампулы, а попросит — ещё и уколю. От СПИДа только предохранюсь, перчатки натяну. И пусть он идёт в своём кайфе на все четыре стороны — есть у нас правоохранительные органы, а я учился (и, кстати, по сей день продолжаю) вовсе не геройскому задержанию наркоманов, с не менее геройской смертью, как варианту исхода.

Один из рабочих прибивал решётку, второй же вносил свою лепту в звуковой поток тем, что набивал дырки в жестяном листе. Он, по-видимому, должен был послужить в дальнейшем обивкой на дверь в процедурную, и я мысленно скривился, представив себе, как в будущем плохо будет ее открывать, с усилием преодолевая неподатливую тяжесть, в то время как сейчас я приоткрыл ее толчком двух пальцев.